"Фантастика 2025-102". Компиляция. Книги 1-29

— А, Аркадий Николаевич, — Чарский улыбнулся той особой улыбкой, от которой у многих холодело внутри. И на самом деле, было немало людей, которые предпочли бы увидеть гнев ректора, чем эту его спокойную улыбку. — Присаживайтесь. Коньяк?

— Благодарю, не сейчас, — Аркадий опустился в кресло. — Вам наверняка доложили… у нас проблема с распределительным артефактом.

Чарский неторопливо отставил бутыль. Его движения оставались спокойными, но Полозов успел заметить, как чуть сузились глаза ректора за стёклами очков.

— Снова? — он побарабанил пальцами по столу. — В прошлом году этот шар едва не покалечил сынка Нефтяных Полей.

— Того самого, что оказался пустышкой, — профессор позволил себе лёгкую усмешку. — Папаша тогда пытался купить место в академии. Знаете, Вениамин Сергеевич, иногда я думаю, что артефакт просто… восстанавливает справедливость.

— Как с той девчонкой из старого рода? — Чарский задумчиво провёл рукой по бороде. — Помните, когда шар сорвался с постамента?

— Такое забудешь, — Николаевич качнул головой. — Древний амулет усиления, фамильная реликвия. Думала, проскочит. А артефакт… он ведь не прощает попыток обмана. Никогда.

— Да уж, — хмыкнул ректор. — Хорошо хоть обошлось без жертв. Но сегодняшний случай… — он подался вперёд. — Что думаете? Кстати, Северов мне уже преподнёс личное дело этого мальчика.

Профессор нахмурился, немного помолчал и, тщательно подбирая слова, ответил:

— За всю историю академии распределительный артефакт ни разу не выходил из строя. Были… эксцессы, да. Но чтобы полностью отключиться? — он покачал головой. — Это нечто новое.

— И что интересно, — Чарский постучал пальцем по столу, — сразу после этого Волконского шар отказался работать и с Земской. А ведь она показывала стабильный результат при предварительном тестировании.

— Вениамин Сергеевич, — Полозов подался вперёд, — я тоже изучил личное дело Волконского. Там… любопытная картина. С раннего детства вокруг него происходили странные вещи. Необъяснимые. Пугающие.

— Да-да, — ректор махнул рукой. — Читал. Детские страхи, массовая истерия… Ничего конкретного.

— Именно! — Полозов стукнул ладонью по подлокотнику. — Ни одного доказанного нарушения. Ни одного! Только косвенные улики и показания напуганных детей. А теперь взгляните на это под другим углом — перед нами человек, который с детства научился действовать так, чтобы не оставлять следов.

Чарский задумчиво погладил бороду:

— Вы предлагаете…

— Оставить его в классе «Б», — твёрдо сказал Полозов. — Даже если его реальный потенциал выше — а я почти уверен, что это так — в классе «А» он может стать… проблемой.

— Поясните.

— В классе «А» собраны сильнейшие студенты. Амбициозные. Агрессивные. Добавьте туда Волконского с его… особенностями, и мы получим гремучую смесь. Они начнут давить на него, провоцировать. А он… — Полозов помедлил. — Боюсь, он ответит. И от академии действительно могут остаться одни камни… а под ними наши кости!

— А в классе «Б» он будет… как это говорят? — Чарский щёлкнул пальцами. — Большая рыба в маленьком пруду?

— Именно. Там он сможет доминировать без особых усилий, а значит, не будет нужды демонстрировать… всё, на что он способен.

Ректор откинулся в кресле, разглядывая искусно выложенный потолок:

— Я думаю, — ректор многозначительно поднял палец, — что нам стоит внимательнее присмотреться к юному Волконскому. И да, пусть остаётся в классе «Б». Там… безопаснее. Для всех.

Чарский поднялся из-за стола и неспешно подошёл к окну.

— Знаете, Аркадий Николаевич, — начал он задумчиво, — меня больше беспокоит не сам инцидент с артефактом, а то, какой резонанс он может вызвать. Министерство магии и так дышит нам в затылок.

— Проверки? — уточнил профессор, хотя прекрасно знал ответ.

— Если бы только, — Чарский раздражённо дёрнул себя за бороду. — Комитет по магическому образованию прислал уже третью комиссию за полгода. И каждый раз находят к чему придраться. А я всё думаю — как долго мы сможем скрывать… настоящие проблемы.

Он замолчал, глядя куда-то поверх головы Аркадия Николаевича, а тот, разумеется, и так понимал, о чём думает старик.

О тех «особых» случаях, которые не попали в официальные отчёты.

— Восемь студентов за последние три года, — тихо произнёс ректор. — Восемь. Эти исчезновения… а тот случай в подвалах, — продолжил Чарский. — Когда целая группа практикантов наткнулась на… это. До сих пор не знаем, что это была за тварь.

— Мы запечатали тот уровень, — напомнил Полозов.

— Запечатали? — Чарский невесело усмехнулся. — Как и сотню других мест в академии? Подвалы, старые лаборатории, заброшенные башни… каждый год мы находим что-то новое.

Он тяжело опустился обратно в кресло.

— Представляете, что начнётся? А эти разговоры об «интеграции иномирцев»! — он фыркнул. — Да половина попечительского совета в обморок падает при одном упоминании о равных правах!

Полозов хотел что-то ответить, но вдруг замер. По спине пробежал холодок, волоски на затылке встали дыбом. Это ощущение, которое посетило его… как будто кто-то провёл ледяным пальцем вдоль позвоночника.

Чарский тоже застыл на полуслове. Его рука едва заметно дрогнула.

— Вы тоже это чувствуете? — тихо спросил Аркадий, медленно поворачиваясь к окну.

— Нет, — слишком быстро ответил ректор, но было видно, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих подлокотник кресла. — Абсолютно ничего.

Инстинкт, отточенный двадцатью годами преподавания Высшей Защитной Магии, буквально кричал об опасности. Аркадий Николаевич слишком хорошо знал это чувство.

Оно появлялось каждый раз, когда самый бестолковый ученик произносит последнее слово в особо разрушительном заклинании, искренне уверенный, что уж у него-то всё получится правильно.

— Вениамин Сергеевич, — медленно произнёс Полозов, чувствуя, как каждая мышца в теле напрягается, готовясь к чему-то неотвратимому, — мне кажется, нам стоит…

Договорить он не успел. Грохот взрыва ударил по ушам с такой силой, что массивные окна в кабинете задребезжали, как погремушки. Хрустальная люстра под потолком жалобно звякнула, а со стены посыпалась штукатурка, припорошив мраморный бюст основателя академии.

Чарский медленно повернул голову в сторону грохота. На его лице застыло выражение человека, который точно знает, что день безнадёжно испорчен.