"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
Ну вот наконец все и выяснилось. Как ж хорошо, что так сложилось! Мы снова вместе, будто просто выехали на природу узким кругом учителей. Я крепко обняла давнишнюю подругу, и мне сразу стало хорошо и тепло. Только вчера, засыпая, я подумала о том, что в этот раз я впервые оказалась там, где у меня нет друзей. И это было, по правде говоря, очень грустно.
Во время своего первого путешествия в СССР я оказалась в Москве пятидесятых. И сразу же со мной рядом оказались яркая, эффектная Лидочка и скромная тихая Вера, сразу ставшие моими подругами. Когда я оказалась в Советском союзе второй раз, поехав погулять в центр Питера, на дворе стоял уже 1963 год. Было трудновато,
А тут, в деревне, я была практически одна, еще и в совершенно непривычных для себя бытовых условиях. Здесь по-другому говорили, по-другому мыслили, по-другому общались… Нет, тетя Люба, конечно, женщина очень хорошая, хлебосольная и гостеприимная. Только вряд ли она мне поможет в учительских делах — тут опыт нужен. А кто мне поможет лучше, чем старшая и мудрая подруга, которая больше сорока лет учит детишек и даже против своей воли проработала несколько лет завучем в московской школе, когда Наталья Дмитриевна ушла работать в РОНО?
Кстати, а где же дражайший супруг Катерины Михайловны, Климент Кузьмич?
— В школьном дворе Клим, — будто прочитав мои мысли, сказала Катерина Михайловна. — Качели для детишек младших мастерит. Ну и заодно загорает под солнышком. Если по дороге в магазин Вы мимо школы проходили, должны были его видеть.
— Нет, не встречался.
— Значит, к соседям пошел, — всплеснула руками Катерина Михайловна. — Он же местный, всех тут знает. Мы же только два дня назад с вещами перебрались. Эх, надо было проследить за ним. А то он как пойдет «здоровкаться», так только к вечеру и приходит. С одним языком зацепится, потом с другим…
— Может, разыскать его и кого-то из ребят ему в помощь дать? Чтобы вместе качели покрасили, — предложила я. — Тут ребятишки отзывчивые, всю неделю мне помогали. И старшие, и даже совсем мелюзга.
— Нет, нет, — категорически отмахнулась подруга. — Сам объявится. Если он работу начал, то закончит в тот же день. Можете не переживать. Он в этом смысле у меня ответственный. А те слова, которые Клим употребляет, когда работает, детям еще рано слышать. Пусть сам с собой бурчит. Ладно, — Катерина Михайловна по приятельски взяла меня под руку. — Пойдемте к нам в гости. Чайку попьем, пообщаемся. Расскажете, товарищ новоиспеченный директор, что тут у Вас и как. И адрес не забудьте — Осиновая, семь.
— Ек-макарек! — опять вырвалось у меня — Точно! Осиновая!
И я тут же прикусила язык, снова поймав укоризненный взгляд подруги.
Дача, куда меня любезно пригласила зайти Катерина Михайловна, была родным домом нашего трудовика. Там он вырос, там жили когда-то его родители. Этот домик, которую Климент Кузьмич горделиво именовал «фазендой» и никак иначе, в свое время стала причиной его серьезной ссоры с супругой Катериной Михайловной, на которой он женился уже в зрелом возрасте. Свою «фазенду» Климент Кузьмич любил всем сердцем и душой и ни за что на свете не желал ее продавать, как его ни уговаривала Катерина Михайловна.
— Я, Катя, люблю, чтобы все было свое, — говорил он, мужественно притаскивая в их московскую квартиру
мешок картошки, и тяжело плюхался прямо на пуфик в прихожей, который в конце концов через несколько лет все-таки развалился под его весом. — Уф-ф, ёшки-матрешки, спина-то как болит. Катя! Где барсучий жир? Натри мне спину, будь добра… Етишкин корень, больно-то как! Чуть мешком этим бабку какую-то в электричке не зашиб! Она так на меня ругалась! Всяческих болезней пожелала… Может, потому и болит?— Клим, — уже в сотый раз теряя терпение, втолковывала ему интеллигентная и совершенно не похожая на него Катерина Михайловна, неся тюбик с жиром и пояс из собачьей шерсти. — Спина у тебя болит не от плохих пожеланий какой-то там бабушки, а оттого, что ты, как лошадь, по старой привычке постоянно прешь на себе мешками овощи домой. Я тебе сколько говорила: ну если у тебя проблемы с позвоночником, то на кой ты каждые выходные мотаешься в эти выселки? Твоя хибара не сегодня-завтра развалится, там крыша течет!
— Это фазенда, а не хибара! Не выселки, а Подмосковье, — рявкал, обидевшись, супруг и, пока Катерина Михайловна натирала ему спину, с жаром продолжал: — Ничего там не развалится, Катя! Она еще сто лет простоит! Нас с тобой переживет! А крышу я в те выходные гудроном промазал! Как следует промазал! Лучше нового дома будет! Пожарь-ка лучше картошечки, есть охота!
— Да? — возражала упрямая супруга, пропустив мимо ушей пожелания по поводу ужина. Картошка ей надоела хуже горькой редьки. — То-то я стою как-то на твоей даче, огурцы в салат режу, а мне за шиворот — кап, кап, кап! Так душ и приняла, не выходя с кухни. Хорошо ты, видать, крышу промазал…
— Ну и что, что покапало чуток? Барыня ты, что ли? Зато сразу видно места, где не промазал, — находился смекалистый Климент Кузьмич. Переспорить его было практически невозможно. — Хочешь, в следующее воскресенье туда съездим? Ты мне и покажешь?
— Тьфу на тебя, Клим, езжай один, а я в Москве останусь, — махала рукой супруга и, поняв, что с мужем лучше не ругаться, наскоро жарила котлеты и картошку с чесночком и укропом, брала свежий выпуск журнала «Работница», пакет с вязанием и поудобнее устраивалась в кресле. А Климент Кузьмич с видом победителя, за которым осталось последнее слово, весь вечер смотрел футбол по телевизору и ел вкуснейший ужин, приготовленный супругой.
Так они и жили, разные, непохожие, но любящие друг друга люди. Климент Кузьмич, простой, как пряник, любил ковыряться в земле, что-то строгать, пилить и красить — в общем, работать руками. А Екатерина Михайловна, интеллигентная дама, всю жизнь прожившая в Москве, не представляла своей жизни без походов в музеи, кинотеатры и на выставки. Сама мысль о работе в огороде вызывала у нее отвращение.
Как только супруга поняла, что мужа не переспорить, она переключилась на меня, свою подругу, и теперь уже мне из вежливости приходилось слушать рассказы о вечных картофельных пиршествах.
— Он эту картошку, Дарья Ивановна, в дом тоннами прет, — пожаловалась она как-то мне. — Я уж всех соседей одарила. У нас даже ребятня теперь во дворе его картошку печет. Я ему тысячу раз уже говорила: «Горшочек, не вари!». Но он все тащит и тащит. Нас же двое, куда нам столько? Я уже всю поваренную книгу изучила вдоль и поперек. Не знаю, что и приготовить. На ужин у нас то пюре, то жаркое из картошки, то картофельные оладьи, то картофельный пирог… А еще он гратен какой-то на фотографии увидел и попросил сделать. А вчера кабачков припер — штук тридцать. Мне соседи уже дверь перестанут скоро открывать, у них своих кабачков навалом, не знают, куда девать. А главное — знаете что?