"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36

А для тети Любы, выросшей в деревне, первое сентября 1977 года было самым обычным утром. Гостеприимной хозяйке никуда идти было не нужно — она уже вышла на пенсию. Однако тетя Люба отнюдь не бездельничала — ей и по дому работы хватало. Постель в ее комнате уже была аккуратно заправлена, а хозяйка, напевая, накрывала завтрак. Пока я, позевывая, чистила зубы отвратительным зубным порошком «Мятный» и умывалась из рукомойника, а потом ждала, пока нагреется тяжеленный утюг, чтобы отгладить свое платье, она уже успела напечь третью партию пирожков и заварить чай.

Встав из-за стола после сытного завтрака, я вдруг заметила, что у меня предательски дрожат руки. От хорошего настроения не осталось и следа. Внезапно я осознала, что еще неизвестно сколько мне придется проводить все свое основное время не в уютном домике с кружевными занавесками на окнах, салфеточками на столе и цветастыми ковриками на стенках, а в новом, незнакомом здании, и не просто проводить время, а руководить двумя сотнями ребят и десятком учителей… Одно дело — с шутками да прибаутками красить парты и выносить мусор в компании ребят и вновь назначенных учителей, а другое дело — руководить людьми, которые привыкли жить совершенно иначе, чем в городе…

Ощущать волнение мне было не впервой. Страшно мне было и в самый первый день моей учительской «карьеры», когда мне пришлось проводить урок. Вчерашняя продавщица магазина Галочка, давно положившая школьный аттестат на полку и никогда в жизни не учившаяся в институте, внезапно для себя стала учительницей русского языка и литературы Дарьей Ивановной Кислицыной. Оказывается, моя названная сестра-близняшка успела благополучно поступить в институт, окончить его и получить место учительницы в московской школе. Что и говорить, неплохую карьеру за несколько лет жизни в Москве сделала упорная и пробивная штамповщица завода Даша…

Тогда, осенью 1963 года, я долго не могла заставить себя открыть дверь и войти в класс, где сидели тридцать человек. Помню, тогда моя приятельница Катерина Михайловна чуть ли не насильно впихнула меня туда.

Непросто было и во время моего третьего путешествия в СССР. Чуть ли не воевать мне приходилось с некоторыми родителями, отказывавшимися признавать, что дети — это не куски материи, которые рождены, чтобы реализовывать родительские мечты, а живые люди, со своими желаниями и стремлениями.

А уж как тяжело мне поначалу было на должности завуча ленинградской школы, и вспоминать порой страшно! Говорят, конечно, что дома и стены помогают. Да только не помогали мне поначалу родные и знакомые с детства стены школы на улице Смоляной. Едва ли не каждый вечер я по межгороду звонила Катерине Михайловне и рыдала в трубку, прося ту посодействовать моему возвращению в Москву…

— Что, Ивановна, дрожат коленки-то? Оно и немудрено: первый день в должности директора! — весело поддела меня хозяйка тетя Люба, помогая мне завязать пояс на юбке. — А ну повернись! Хороша! Хоть портрет пиши! Директор и есть! Ни больше ни меньше!

— Я это… — промямлила я, чувствуя себя почему-то школьницей, не выучившей урок. — Я не пойду наверное…

— Чего-о? — удивленно переспросила тетя Люба.

— Не пойду, — я начала развязывать пояс.

— Сдурела, что ль, мать? Не пойдет она. — начала ругаться хозяйка и чуть ли не силком снова его завязала обратно. — Да мы три года наверх письма писали, чтобы охламонам нашим школу наконец сделали. Не десятилетку, так хоть семилетку. Ученье — труд, неученье — тьма, или как там говорится? А она «не буду»!

— Я не справлюсь!

— Так ты же завучем работала? Работала. И в самом Ленинграде! А тут чего струхнула-то? Почему не справишься?

— Так то в городе! — я уже была на грани истерики. Видимо, сказалась бессонная ночь, проведенная в волнении. — А тут село. Тут люди другие, обычаи другие, все другое! Это для меня такая проблема!

— Тю! — точно Катерина Михайловна, всплеснула руками тетя Люба. — Вот когда нашему Палычу на войне осколок в голову прилетел, вот это была проблема. Когда ему на ногу танк немецкий наехал — вот проблема была. А это — так, не проблема, а проблемка. Так он и то — повалялся в больничке, да на фронт скоренько вернулся, до Берлина дошел, орден имеет. В люди выбился, председателем стал. А все потому, что всегда учиться любил, книжный человек.

— Может, другого кого назначить? — безнадежно поинтересовалась я. — Постарше, поопытнее.

— Кого поопытнее? — уперла руки в бока тетя Люба. — Ты думаешь, полно опытных, желающих из Москвы в глухомань ехать? Не дуркуй, говорю, Ивановна! Не пойдешь — буду сама тебя метлой гнать до самой школы. Знали бы, что ты не справишься — не назначили бы тебя. Давай, шевели батонами, звонок поди скоро, ребятишки уже на линейку собрались. Глаза боятся, руки делают! Шагом марш!

И, мягко и в то же время настойчиво вручив мне в руки обычную картонную папку с надписью «Дело №» и тряпичными завязками, тетя Люба выпроводила меня под локоток на улицу. Вздохнув и смирившись, я зашагала по улице по направлению к школе. Как ни странно, простая дружеская встряска, устроенная мне хозяйкой дома, принесла пользу. Я понемногу стала приходить в себя. В папке у меня была заранее заготовленная торжественная речь, а еще расписание на первое сентября, которое я старательно составила вчера вечером. А сегодня мне предстояло учесть все пожелания педагогов и подготовить расписание на целую четверть.

Что ж, чему быть, тому не миновать. В конце концов, мои предыдущие четыре путешествия в СССР закончились хорошо. Так может, и в этот раз будет так же?

Светило яркое солнышко, всюду полно было зелени и цветов. Встречавшиеся мне на пути люди узнавали меня, кивали и улыбались. И я по уже сложившейся привычке здоровалась в ответ. По пути мне встретились десятка три ребятишек в новехонькой школьной форме и с ранцами за спиной. Наверное, съездили с родителями на прошлых выходных в Москву — погулять и закупиться. В нашем селе, кроме продуктового, ни одного магазина не было.

К половине девятого в школьном дворе собралась большая толпа, стоял шум и гам. Собрались все двести человек школьников и родители — те, кому удалось в этот день вырваться с работы. В школе все было готово — еще вчера мы вместе с учителями натянули красивые флажки и торжественную надпись: «Здравствуй, школа!», которую, старательно высунув язык, намалевала соседская девчонка Зинка. Она сегодня шла в шестой класс, а трое ее младших братьев — в первый, третий и четвертый. Держа в руках букеты свежесрезанных цветов, явно выращенных на домашних клумбах, они стояли у школы в компании других одинаково одетых ребят.

Потихоньку подтягивались к школе и учителя. Медленно, с палочкой добрела до школы старенькая Евдокия Никитична, в прошлом — известная певица. Пришел и двухметрового роста учитель физики и химии Григорий Макарович, которого ребятня уже успела окрестить «Циркулем» — шагал он размашисто и широко. Под ручку с Климентом Кузьмичом пришла и Катерина Михайловна, с безукоризненно уложенной прической, благоухающая хорошими духами, от которых Климент Кузьмич, отвернувшись, иногда втихаря чихал.

Спрятался за спины других учителей и молоденький историк Лев Ефимович, приехавший в деревню по распределению, как молодой специалист. На вид он был едва ли старше Артема, старшего сына моей давнишней подружки Лиды, но уже окончил институт и даже для солидности носил усы. Учеников он до жути боялся. Я краешком глаза заметила, что у Льва Ефимовича дрожали руки, точно у меня сегодня утром.