"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Не заметить меня с кавалькадой охраны и военачальников он не мог. И избу, которую я выбрал для совещания он тоже увидел. Когда он убил бедолагу мельника и как у него в голове родился такой изуверский план по изменению внешности, это Хлопуша с Шешковским потом выяснят. Это уже детали.
Поджог был, разумеется, его рук делом. Пока все мы пялились на пожар он подобрался к крыльцу с противоположной стороны. В суете на него никто не обратил никакого внимания. Пистолет и шпагу Орлов прятал в хворосте, который теперь валялся у того места откуда он вероятно стрелял. Это шагах в пяти от крыльца. Промахнуться было невозможно.
И я был бы уже мертв, если
— Государь, — отвлек меня от мрачных мыслей Мясников — Этого сразу повесим или ты его судить хочешь?
— Виселица… это для него слишком легко будет — я задумался — У меня для него другая смерть припасена. Давайте в дом вернемся и ты всем расскажешь свое предложение о том, как Муром будем брать. Вот в Муроме Орлова и оприходуем перед всем честным народом.
Военачальники ушли в дом. Орлова уволокли в погреб и приставили охрану. Казаки соорудили из жердей носилки и понесли тело сослуживца куда-то в ночь, а два высших чина Тайного Приказа остались стоять освещенные только отблесками пылающей мельницы. С треском рухнуло одно из крыльев, взметнув облако искр. Вокруг суетились крестьяне — растаскивали баграми горящие бревна.
— Хранит Господь нашего государя, — произнес Хлопуша глядя на процессию с телом погибшего казака.
— Подумать страшно что с ним будет без него, — согласился Шешковский и негромко добавил — Ну, что с Павлом то будем делать, Афанасий Тимофеевич?
Хлопуша потер свой шрам и прогудел:
— Чего, чего? Государь же не желает его смерти!
— Разве? — удивился Шешковский. — А мне показалось что он только гнева Господня не желает. И греха брать на душу не желает. А так-то этот Павел ему и даром не надобен. Захочет наследника государь — нового сделает. И воспитует как следует. А этот выродок Катькин всегда будет только источником смуты и интриг. Не нужен он государю. И нам грешным, он тоже не нужен.
Они уже не раз обсуждали эту тему и мнение у них было общее. Хлопуша тяжело вздохнул.
— И все-таки государь прав. А ну как Господь разгневается и не отведет руку убийцы в иной раз?
— Это так, — кивнул Шешковский. — Но нам то с тобой чего бояться? Грехом больше. Грехом меньше. Все едино в раю нас не ждут. Сами, своевольно, без приказа порешим Павлушку и ни слова государю не скажем. А можна и этого выблядка — графчика Лешку Бобринского
— Какого такого графчика? — удивился Афанасий
— У Катьки — Степан понизил голос — Сынок от Гришки есть. Прячут его в Питере, но я все-е знаю!
— Так может схватить его? — задумался Хлопуша — У нас нынче добрые людишки в столице, лучших посылали
— А почто он нам? — пожал плечами Шешковский — Лишняя докука
— Вот хитрый ты аки змей, Степа, а простых вещей не уразумеешь — усмехнулся главай Тайного приказа — Да сынка свого Катька да Гришка нам все богачества свои спрятанные отдадут!
— И то правда! И Орлов и Екатерина по заграницам распихали тьму золота — быстро закивал Шешковский — Есть вклады в английских да голландских банках… Но как же царь?
— А мы как и с Павлом ему ничего не скажем. А потом на залотом блюде приподнисем все это богачество!
Только вот что, — Хлопуша взял дьяка за ворот — Смотри у меня Степка! Надо очень чисто все сделать. К нам никакой ниточки не должно быть, ибо государь не сможет нас простить опосля.— К нам то точно не будет, а вот от Петра Федоровича молву отвести вряд ли удастся — поморщился Шешковский —. Даже ежели Павлуша сам вишневой косточкой подавится на пиру, все едино про государя говорить станут. Но Павлушу надо именно сейчас решать, потом все будет ещё скадализированней и неприглядней. А пока что можно все обставить как случай.
Мельница начала разваливаться, ярко освещая лица двух мужчин, не боящихся грязной работы.
Монастырская трапезная по-прежнему исполняла несвойственные ей функции. После отбытия государя с армией, канцлер не стал искать для собрания министров никакого иного помещения. На улице стояла необычная для мая жара и полное безветрие. Несмотря на раскрытые окна, Радищев страдал от духоты и мысленно благодарил царя за запрет на ношение париков и вообще за свободное отношение к одежде. «Пусть все носят то, что им удобно. Для меня главное человеке содержание, а не оболочка» — сказал он как-то раз во время спора о мундирах для государственных чиновников, затеянной Перфильевым. Судя по всему, канцлеру претило партикулярное платье у своих подчиненных, и он постепенно, придирками и насмешками, всем навязал очень строгие темные тона в одежде и отсутствие каких-либо украшений. Это делало чиновничий аппарат похожими на монахов. Что для занятого монастыря было вполне привычно.
Радищева такой стиль в одежде вполне устраивал, но вот Новиков иногда вызывал негодование канцлера, приходя на совещания одетый совершенно простонародно, однажды даже в лаптях. Впрочем, это не было фрондой. Новикова в свое время глубоко задели слова государя о том, что образованная прослойка общества, своего народа не знает и знать не хочет. Представляет его умозрительно и весьма далеко от реальности. Царь даже применил к этой прослойке малоиспользуемый термин «интеллигенция», означающий в масонской среде высшее состояние разума свободного от всякой грубой материи. Хотя явно она такого определения не заслуживает.
Новиков же воспринял критику всерьез и с тех пор начал свое «хождение в народ» как он это называл. Поначалу это выглядело комично и обыватели сразу чуяли в нем барина «за версту». Но помалу он сумел усовершенствовать свою манеру поведения и теперь вполне мог выдать себя за мелкого купца, приказчика или бывшего дворового. Это дало ему возможность больше узнать о образе мысли народа и о том, как листовки его ведомства воспринимаются в массах. Многое с тех пор он изменил в своей работе. Но на советы министров порой приходил прямо из порта или из кабака. Вот и сейчас, в духоте помещения от сапог главного публициста государства разило дегтем.
Но не только духота и запах донимали Радищева. Демьян Савельевич Бесписьменный читал свой доклад по бумажке и делал это крайне занудно и многословно. Земельный передел, начавшийся после первых указов государя, по весне начал набирать обороты. Господские наделы крестьяне присовокупили к своей земле охотно. Но вот идея введения майората вместо общинного владения получила известный отпор. Только в десятой части хозяйств трех губерний землю разделили и зафиксировали это у царевых фискалов или у местного священника. Остальные притворялись дураками и «валяли Ваньку». А меж тем начался сев яровых. Первый сев без барщины.