"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
— Государь. Не виноваты мы! Мы только выполняли приказ Орлова! Это он, ирод, виноват!
Да. Фраза очень знакомая. Правда из другого времени. И тамошнего главного негодяя по-другому звали. Но нет. Не пощажу. Это тоже сигнал тем, кто надеется прикрыться от меня двоевластием.
— Выполнение преступного приказа не освобождает исполнителя от ответственности — громко произнес я, Почиталин через берестяной рупор продублировал народу — Орлов свое получит сполна. А вас я признаю виновными и повелеваю казнить.
После моих слов, профосов так же оттащили к виселице и, под барабанный бой, вздернули рядом с Чернышовым. Толпа на это отреагировала с еще большим энтузиазмом.
Настала кульминация дня. На площадь вывели самого фаворита. Вели его как бешеного зверя. На шее у него был ошейник, с двумя цепями, натянутыми спереди и сзади. Его руки солдаты так же оттягивали в разные стороны. Особой нужды в этом не было, но такую картинку предложил Шешковский, и мне она понравилась. Будет что литераторам и историкам будущего посмаковать — я лишь жалел, то не взял из Нижнего своего штатного живописца. Тот заканчивал картину Взятие Казани.
Почиталин опять развернул свиток и стал зачитывать список прегрешений подсудимого. Там было очень много пунктов. В числе самых безобидных было принуждение к половому рабству, свидетелем чего выступала мещанка Ростоцкая. А большинство обвинений касалось сожженных деревень и повешенных по приказу Орлова крестьян Тульской, Московской, Ярославской и прочих губерний, куда добирались его карательные отряды. Вишенкой на торте было обвинение в покушение на убийство государя императора Петра Федоровича, то бишь меня.
Орлов, медленно закипавший во время перечисления своих грехов, сорвался и заорал:
— Да какой ты царь! Ты кандальник Емелька Пугачев. Нет никакого царя Петра Федоровича. Я сам собственными руками его придушил в Ропше. Не верьте ему люди православные! Это самозва…
Орлов задохнулся от могучего удара в живот. Ему заломили руки и сунули кляп в рот. Народ зашумел, загудел. Все уставились на меня, ожидая что я отвечу. Я встал с трона и подошел к краю помоста.
— Признание царица доказательств. Этот убийца и насильник только что прилюдно заявил, что покушался на жизнь государя. Он верит в то, что его попытка удалась. Но Господу Богу было угодно отвести его бесовские глаза и спасти мне жизнь. Спасти для того, чтобы дать волю многострадальному народу православному. Делаю ли я то, что Господь мне завещал?
Обратился я к толпе. Люди закричали: «Да. Делаешь»
— Хотите ли вы все жить в свободной державе где все равны в правах и повинностях перед законом?
Толпа ещё громче закричала «Да»
— Хотите ли вы сам управлять своей жизнью? Самим решать кем стать и кем станут ваши дети? Хотите свободы?!?
Народ уже ревел «Да» «Хотим», напирая на оцепление.
— Так признаете вы меня своим государем?
Меня чуть не оглушило от дружного вопля. Кричали все. Горожане, солдаты оцепления, военачальники…
Я посмотрел на Орлова. Он стоял на коленях растянутый цепями и с ненавистью смотрел на меня.
Когда толпа немного утихомирилась, я провозгласил.
— Признаю Гришку Орлова виновным по всем статьям обвинения и приговариваю к четвертованию. Повелеваю здесь и сейчас отделить ему ноги. Руки ему будут отрублены в городе Владимире. А обезглавлен он будет в стольном граде Москве.
Орлов забился в цепях и взвыл. Его потащили на эшафот, где Василий Пестрово легко поигрывал своим любимым топором.
Я прислушался к себе. Нет, ничего не екнуло. Очерствел я в этой эпохе, а может и озверел.
Чтобы привязать Орлова к наклонной скамейке потребовались усилия всех четверых солдат конвоя. Они же и перетянули жгутами ноги приговоренного выше колен. Одну ногу завели
за скамью, а вторую натянули веревкой предоставляя палачу фронт работы.Пестрово наклонился к Орлову, вытащил кляп и крикнул ему в лицо:
— Это тебе за моего отца, тварь!
Потом выпрямился, размахнулся топором и точным сильным ударом отсёк ногу по коленной чашечке. Брызнула кровь, Орлов душераздирающе заорал. Толпа охнула. Сбоку чей-то женский голос закричал: «Нет! Пощадите его!»
Я удивленно посмотрел на кричавшую. Это оказалась та самая фаворитка Орлова, про которую рассказывал Хлопуша — мещанка Ростоцкая. Она поймала мой взгляд и умоляюще протянула руки. Вот и пойми ты женщин! Мне рассказывали, что взял он ее силой в Москве, за долги возлюбленного. А теперь она просит за своего мучителя…
Я отрицательно покачал головой и повернулся к эшафоту.
От боли Орлов потерял сознание и его некоторое время отливали водой. При этом Хлопуша лично погружал культю в кипящую смолу.
Наконец, Орлов очнулся, посмотрел по сторонам мутным взором. Оставшуюся конечность растянули на скамье, преодолевая бесполезное сопротивление жертвы. Снова блеск топора в ловких руках добровольного палача и снова крик боли смешавшийся с дружным выдохом толпы и женским визгом. Из обрубка на палача вновь изрядно брызнуло кровью. Но он, не обращая на это никакого внимания, стоял опираясь на топор и улыбался глядя на корчившегося от боли фаворита. Сипящему Орлову снова заткнули рот, прижгли вторую культю, отвязали от лавки и взвалили на носилки.
Передо мной на помост взошел поп и сильным зычным голосом затянул слова гимна:
— Боже царя храни! Сильный, Державный, Царствуй на славу. На славу нам!
Его слова подхватили моя свита, сотни солдат оцепления, а потом и весь народ.
Алексей Вязовский
Русский бунт. Шапка Мономаха. Часть I
Пролог
Возок генерал-лейтенанта Александра Васильевича Суворова неторопливо тащился по весенней степи. Возница не понукал лошадей, ибо замены им долго не предвиделось и потому утомлять сверх меры рабочую скотинку не следовало. Сам военачальник находился в некотором забытье на границе яви и сна. Усталость от последнего полугодия войны обрушилась на него уже после заключения перемирия. И теперь, двигаясь в Полтаву, он наслаждался запахами разогретой степи, тишиной и покоем.
В декабре прошлого года он решился на форменную авантюру и бросил часть своей дивизии из-под Шумлы на захват османской столицы, рассчитывая этим принудить султана к миру. Почему он осмелился на такое безумство? Подстегнули новости с родины об успехах самозванца, о страшной беде, накрывшей дворянские гнезда по всей стране. Но увы. Быстрого мира не получилось. И захваченная столица оказалась ловушкой для русских солдат. Османы обложили город. Подмоги от Румянцева Суворов не получил, а восставшие греки были плохо организованы и вооружены. Черноморский флот прийти на помощь не мог: три фрегата и четыре 16-пушечника адмирала Чичагова — все, чем успели русские обзавестись на Черном море к 1774-му году — эта не та сила, с которой можно штурмовать Босфорские крепости. Да и не плавали парусники зимой по Черному морю — навигация открывалась не раньше марта. Впрочем, это обстоятельство сыграло на руку Александру Васильевичу. Зима заперла в Синопе и Трабзоне линейные корабли и фрегаты турок. Непогода же помешала османам сразу произвести десанты со стороны Мраморного моря и дала русским выигрыш во времени.