"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Мы приступили к долгим торгам, и видит бог, с аристократами мне было бы легче договориться, чем с этими представителями третьего сословия, готовым удавиться за копейку.
Весенний ветер Кале оказался непривычно острым после сырой, слякотной осени Саксонии и промозглой зимы Польши и Пруссии. Он продувал насквозь, несмотря на плотный суконный мундир, и нес с собой горьковатый запах соли, йода и чего-то далекого, неуловимого — запах бескрайнего простора. Мы добрались до этого края земли, до самой оконечности континента, куда я стремился с момента своего возвращения, словно к некой точке сборки, месту, где можно было бы, наконец, остановиться, перевести дух и увидеть воочию границу между твердью и бездной.
Петров, мой верный Митька, со своими егерями и десятком казаков сопровождал меня, держась чуть поодаль, уважая необходимость в уединении.
Кале встретил нас настороженно, но без враждебности, хотя за окнами иногда мелькали злые лица «патриотов» или юркала фигура в черной сутане, спешившая убраться с нашего пути и крестившаяся, будто встретила самого Дьявола. Французский гарнизон из национальных гвардейцев, состоявший в основном из местных буржуа и наскоро набранных революционерами солдат, оказался малочисленным и по большей части деморализованным. Известия из Парижа шли противоречивые — там, как докладывал мне Воронцов перед отъездом, продолжалось бойня. Революционеры, встретившие наши войска цветами, та многотысячная толпа, которая славила меня на все лады и несла оливковую ветвь перед моими марширующими по улицам Парижа войсками, теперь грызлись между собой, деля захваченное и пытаясь навести порядок в условиях тотального хаоса. Начались публичные казни аристократов, народные массы, почувствовавшие власть или ее отсутствие, захватывали дворцы и поместья — эта стихия, выпущенная из бутылки, не поддавалась никакому управлению. Мои попытки, предпринятые через полковников армии Сен-Жермена и масонов, как-то упорядочить этот процесс, направить его в минимально законное русло, оказались наивными и безуспешными. Я переоценил готовность французского народа к порядку, к самоорганизации — они хотели свободы, но не знали, что с ней делать, кроме как рушить старое и брать чужое. А на юге, как докладывали мне, снова объявились роялисты Конти, те, кто разбежался при известии о вступлении огромной русско-французской армии в Париж, но не утративших веру в короля и старый порядок — с ними шли бои, кровавые и бессмысленные. Франция превратилась в одну огромную рану, и даже победа Парижа не принесла ни мира, ни ясности. Революцию можно начать, но нельзя закончить.
Мы шли вдоль дюн, мягкий, еще холодный песок скрипел под сапогами. Весна здесь была уже полновластной хозяйкой — повсюду пробивалась свежая зелень, цвели какие-то мелкие приморские цветы, и воздух был напоен их тонким ароматом. Ла-Манш шумел ровно, монотонно, волны лениво накатывали на берег. Вдали виднелся маяк, одиноко стоявший на мысе, и силуэты кораблей, идущих по каналу — кто в Англию, кто обратно. Англия…С тех пор, как я в открытую поддержал американских колонистов и отказался передать им гессенцев внаем, Лондон разорвал дипломатические отношения. Они готовились к новой войне. Их флот, этот Ройал Нэви, который Дженкинс мне так расхваливал, дооснощался в гаванях, готовый ударить в любой момент. После разгрома французской эскадры на Балтике, англичане понимали, что на море у них остался по сути один серьезный противник — мы. И да, теперь секрет ракет уже не секрет. Их явно будут использовать против Ушакова и его галер.
Мы дошли до самой кромки воды. Я остановился, прислушиваясь к крикам чаек и шуму прибоя. Митька Петров подошел ко мне, держа в руке сверток, перевязанный бечевкой. На его лице была печать усталость.
— Ваше величество… Донесение. Из Охотска.
Я взял сверток, чувствуя его тяжесть, эту странную вещественность документа, проделавшего путь через половину мира. Октябрь прошлого года… Больше полугода в пути. От Лысова.
Мой атаман достиг берегов Охотского моря. Ставит форт. На краю неведомой земли, лицом к неизвестному океану. Объявились корабли иезуитов, и Лысов запрашивал, что теперь делать с этими «волками в овечьей шкуре». Так и написал.
Я посмотрел на послание, потом на волны, накатывающие на берег Кале. Медленно, словно совершая ритуал, о котором не подозревал, я шагнул вперед, заходя в сапогах по щиколотку в холодную морскую воду. Волны обмыли кожу, принесли ощущение ледяного, безжизненного простора. Я стоял так, чувствуя, как стынет кровь в ногах, и смотрел на Запад, чувствуя за спиной берег, который был теперь Моим, а потом мысленно перенесся через десятки тысяч верст, через весь континент, через леса и степи, горы и реки, туда, на другой берег, к форту Лысова.
От Океана до Океана…
От этой воды, обмывающей мои сапоги здесь, на берегу Ла-Манша, до той, что
плещется у стен нового русского острога в устье Амура. Чингисхан… Великий Хан… Он только мечтал создать империю, простирающуюся от моря до моря. Он только «хотел». А я… я сделал это. Взял и сделал. Русский бунт, начавшийся в азиатских степях, на Яике, привел меня сюда, на этот край Европы, и уперся в другой океан. Мои войска стоят на Эльбе, на Рейне, на Дунае, в Венгрии, в Италии. Мой флаг над Копенгагеном и Стокгольмом, над Босфором и Белградом. Моя воля в Варшаве и Берлине. Мой сын родился в Петербурге, наследник новой, необъятной державы.Но что теперь дальше?
Я стоял по щиколотку в ледяной воде, она прибывала, начался прилив, а вопросы обрушивались на меня, как осенний шторм. Что делать с Францией? Она разрывает себя на части, и я не могу контролировать революционеров. Страна с числом жителей в 25 миллионов! Попытка принести им «волю» обернулась хаосом санкюлотов. Как остановить это безумие, не утопив его в крови, которую я и так уже пролил слишком много? Как управлять этим новым миром, который я же и создал?
А Англия? Они готовятся к войне. Уверен, ударят, когда я меньше всего этого хочу, когда мои армии разбросаны по Европе, когда страна измотана бесконечными походами. Их флот может объявиться возле побережья в любой момент, перерезать морские пути, блокировать порты. Как противостоять им? Где взять ресурсы?
А Италия и Испания? Овчинников успешно наступает, местные войска бегут. Скоро будет взят Рим. Что делать с Папой, который объявил мне крестовый поход? Захватить его? Сделать его марионеткой? Или дать ему сбежать? Должен ли я уничтожить эту силу, которая веками правила душами миллионов? Или использовать ее в своих целях? Вопросы, вопросы…
Наконец, Германия? Лоскутная империя рухнула, но австрийцы еще сопротивляются в своих крепостях. Новые республики и королевства, которые я же и санкционировал, пытаются найти свое место в новой Европе. Как гарантировать их лояльность, как не дать им снова стать инструментом в руках других держав? Как удержать эту огромную, разнообразную территорию под своим влиянием?
Я чувствовал, как усталость наваливается на меня, словно тяжелый мокрый песок, набившийся в сапоги. Усталость от бесконечного движения, от принятия решений, от этого кровавого года, который именно так и войдет в историю, от бремени власти, которое оказалось тяжелее, чем я мог себе представить. Столько жертв, столько крови, столько разрушенных судеб. Ради чего? Ради этого момента, когда стоишь на краю земли и понимаешь, что достиг того, о чем другие только мечтали?
Но главный ответ был прост, он проявился не в словах, а в самом ощущении ветра, моря, бесконечной линии горизонта. Цель ничто, движение все. Это не просто слова, это стало моей сутью, сутью этого бунта, сутью новой России, новой Европы. Не было конечной цели, не было ясного плана, когда мы шли из степей. Было только движение вперед, прорыв через старые преграды, уничтожение вековых цепей. И теперь, когда старый порядок лежит в руинах, движение не может остановиться.
Европа должна быть полностью завоевана. Не ради земель, не ради богатств, а ради безопасности. Ради того, чтобы ни один король, ни один император, ни один князь больше не смог поднять оружие против России, против моего народа, против того нового порядка, который мы несем. Монархии должны быть свергнуты или поставлены под полный контроль народа, под наш контроль. Это единственный способ обеспечить мир и стабильность для моей необъятной империи, простирающейся от Океана до Океана.
Политическое будущее, границы новых государств, их устройство — все это второстепенно сейчас. Все это будем определять после окончательной Победы. Только тогда, когда вся Европа будет очищена от старой скверны, можно будет думать о созидании. Ради этой Победы, ради будущего без королей, без рабства, без войн, развязываемых амбициями правителей, ради этого можно пойти на любые жертвы. Любые.
Ник Ивашев
Системная помощь
День 1
Молодой парень сидел на кровати и рассеянно моргал. Он с силой закрывал глаза, открывал их как можно шире, поворачивал голову то медленно, то быстро, но его лицо всё ещё выражало шок и замешательство. Парня звали Дэниэл. Петров Дэниэл Васильевич звучит не совсем по-русски, но так решили родители, а сам Дэн, как его называли друзья и коллеги, относился к этому как к простому обозначению его скромной персоны, не вдаваясь в подробности происхождения и значения своего имени. Находился парень в однокомнатной квартире, которую снял два месяца назад по приезде в этот небольшой, но уютный дальневосточный город.