"Фантастика 2025-21". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Рианон уже хотела порасспросить Калгара поподробнее, когда со стороны лестницы в рабочую часть дома раздались возбуждённые голоса. Дверь трапезной хлопнула, вбежал Арбур с листом тростниковой бумаги в руках.
– Госпожа, – взволнованно сказал он, – смотрите. Отец нашёл письмо от Кведжина.
Рианон поднялась, сделала шаг навстречу.
– Мэтр его прочитал?
– Да, вслух всем нам. И велел отдать.
Рианон взяла бумагу, всмотрелась. Это был кусок, оторванный от большого листа с какими-то чертежами. Оторвано неаккуратно, записка написана тоже второпях – свинцовым карандашом, не чернилами. Листок не измят, не согнут, буквы не смазаны – значит, записку не
«Учитель, простите меня. Я не мог поступить иначе. Он хотел, чтоб я Вас убил. У меня не поднялась рука, я лишь забрал тетрадь. Но Вы и сейчас для меня мой учитель и свет всей моей жизни. Прощайте и простите. Пишу так, ибо не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме Вас, читал это письмо».
Рианон замерла. Вот он, мотив поступка Кведжина… И опять всё слишком просто и понятно. Допустим, он боится разоблачения. Скажем, он встретил человека, который знал про какой-то грех из его жизни до встречи с мастером. Но кого? Новых людей здесь нет уже давно. Свежий проступок? Кто-нибудь из охранников застал его за каким-нибудь непотребным занятием, потому Кведжин бежал? Но почему тогда охранник не сообщил начальству? Или просто передал предупреждение, шантаж, а потом… Опять кража тетрадки не укладывалась в цепочку событий. Кведжину проще записи скопировать или подменить. Разве что… Не одно, а два события. И пропажа ученика – лишь совпадение, которым кто-то надумал замаскировать кражу.
Следом пришла другая мысль. Катакана вроде бы имело смысл писать лишь в том случае, если никто, кроме мэтра, не знает языка нихонцев.
– Где остальные?
– В кабинете.
– Пойдёмте, Арбур.
Сразу, как вошла, Рианон спросила:
– Где нашли записку?
– В трактате «Механика» Каллисфена Новоантиохийского, – ответил Фейбер. – Это настольный труд любого механика. И да, я читаю её и тогда, когда мне надо поразмышлять или восстановить душевное равновесие.
– А где была книга? Кто-нибудь мог её взять?
– У меня в кабинете, конечно, – удивился мастер. – Где ещё?
– Все время?
– Я… Я не помню… – растерянно сказал Фейбер.
– Кведжин позавчера заходил в кабинет, забыл табакерку, – вспомнил Гарман. – И никого здесь не было.
– А в последние дни вы читали трактат? – уточнила Рианон.
– Куда там! — махнул рукой старый мастер. – Разве мне до чтения было? Сначала сборы, потом кража.
– Хорошо, – покладисто согласилась Рианон. – Мы и раньше знали, что украл Кведжин, – девушка зевнула: – Давайте спать. Утро вечера мудренее. Барон, не покажете мне комнату?
Едва оба оказались наедине, Кокран не выдержал.
– Теперь вы твёрдо уверены, что это Кведжин? – спросил он, нервно дёрнув щекой.
Рианон демонстративно пожала плечами:
– Скорее, наоборот. Самое большее – слепое орудие, не по своей вине. Судя по записке, какие-то люди руководили им, угрожали ему. Кто это мог быть?
Барон растерянно заморгал:
– Вы думаете, кто-нибудь из охраны?
– Может быть. Иначе на ваших болотах спокойно разгуливают чужие люди.
Барон поморщился.
– Нет. У меня посты на всех проходах, мы тут каждый кустик знаем, никак нигде невозможно.
– Значит, в страже есть предатель.
– Они тоже проверены многократно,
в том числе и делом.– Тогда или сыновья, или эконом. Кведжин писал по-нихонски?
– И читал, и писал. Как и мэтр Фейбер, – криво улыбнулся Кокран. – Никто, кроме них, этого языка не знает.
Рианон негромко рассмеялась.
– Тогда я уже сейчас скажу, что виноваты или сыновья мастера, или кто-то из семьи эконома. Они ведь тоже грамотные?
Барон отсутствующим взглядом посмотрел сквозь ищейку.
– Кроме самого эконома. Вы так уверенно говорите. Почему?
Рианон села на кровать, прислонилась к стене, закинув руки за голову.
– Ещё когда Арбур прибежал и сказал, что нашли письмо, я подумала, что слишком уж вовремя. Поступку Кведжина никак не хватало обоснования, причины – и вот она. Шантаж. Однако кое-что другое в этом письме подозрительно. Точнее, вообще всё. Зачем писать по-нихонски, да ещё прятать в книгу?
– Он не хотел, чтобы остальные прочли признание? – осторожно предположил барон. – Положил его в такое место, где его найдёт лишь мэтр. В книгу, которую наставник читает постоянно.
– А почему не сложить и не запечатать письмо сургучом, с пометкой «мастеру Фейберу»? Посторонние письмо вскрывать остерегутся. Можно вложить в потайной ящик вместо тетради, это надёжнее. Мэтр свою книгу может не взять в руки долго. И почему катакана? К слову, с ошибками.
Барон попробовал возразить.
– Кведжин предавал близкого человека, возможно, из-за шантажа. Следует ждать поступков странных, нелогичных. Он волнуется, ему кажется, что остальные про его грех знают, что сейчас его разоблачат. Под руками нет сургуча или воска, запечатать письмо. Ему приходит в голову дурацкая идея написать письмо по-нихонски, чтобы скрыть его содержание от посторонних. На мой взгляд, к слову, удачная мысль. Этот язык знает только мастер.
Рианон хмыкнула.
– Ну-ну. Ваше рассуждение звучит убедительно, вот только если мэтр захочет довести его содержание до всеобщего сведения, то он его переведёт. Так он, кстати, и сделал. А если не захочет, так никому не расскажет, будь оно написано на самом что ни на есть понятном языке. Удивительно нелепая идея – писать письмо катакана. Это само по себе уже подозрительно. К тому же содержание. Это письмо человека слабого, нерешительного, письмо труса, ханжи и фарисея, который лжёт даже самому себе. Пытается оправдаться. Похоже на Кведжина?
Барон помотал головой: действительно, не такой это был человек.
– Теперь насчёт того, что письмо написано по-нихонски. Иероглифы катакана не могли возникнуть невольно, Кведжин родился и жил в Шенноне. Сначала учил нормальную азбуку и лишь потом выучил нихонский. Отсюда делаю вывод: так написано сознательно, это не могло быть случайностью. Зачем же так делать в торопливо набросанной записке, да ещё в полутьме сумерек?
Барон кивнул: написанная свинцом надпись в полутьме сливается с бумагой.
– А её специально писали именно карандашом, чтобы не просушивать чернила. Каждая минута была на счету. Все утверждают: Кведжин не настолько хорошо владел собой, чтобы скрыть возможное волнение. За день до кражи он был абсолютно спокоен и весел, днём – тоже. Значит, что-то случилось незадолго до вечера.
Рианон взяла лежавшую на столике вощёную табличку и стило. Положила рядом записку. Написала: «Учитель, простите меня. Я не мог поступить иначе». Под ней пару других, посторонних фраз, стараясь сменить почерк. Достаточно было одного взгляда, чтобы все стало понятно. Во всех фразах одни и те же буквы были написаны похоже. Сразу становилось заметно, что это писал один человек.