"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Хизаши… – взмолился он едва ли не шепотом. Прижал ладонь к груди в тщетной попытке передать свои чувства через ту связь, что сам когда-то случайно создал. Глаза – один карий, другой желтый – превратились в два розовых, пылающих яростью костра под точками бровей у самой переносицы. И краснели, краснели… Наливались кровью.
Голова взорвалась смехом, и сквозь него едва пробился вскрик Каэдэ, всплеск воды, зов о помощи. Кенте бы повернуться, но он застыл, взятый в плен безумием нечеловеческих глаз. Хизаши был безумен, не понимал, что творит. Повинуясь наитию, Кента потянулся к нему, но лишь коснулся края хаори, как Хизаши оттолкнул его одним взмахом руки. Кента прокатился по земле до самого пруда и тогда смог
– Конран-но ками мой бог, ему я служу! – воскликнул он и одним движением вскрыл себе горло.
Кента одеревенел. Кровь брызнула из разверзшейся раны, красной и широкой, как уродливая улыбка монстра. Темная энергия, уставшая от борьбы с Хизаши, воспряла, ринулась к добровольной жертве и впилась в еще живое тело. Сусуму превратился в черный кокон, а после, всего несколько мгновений спустя, на пол упали белые кости.
Теперь уже зло ощущалось так явно, что заломило зубы. Храм поглотил черный туман, от него удушающие клубы, точно прилив, ринулись к берегу. Хагивара что-то кричал, кажется, звал Каэдэ. Каэдэ… Она еще в воде, возможно, жива, борется, ждет спасения.
И Хизаши тоже ждет.
Для Кенты вдруг все застыло, даже воздух. Он сидел на земле, вцепившись в меч, который не довелось обнажить, и выбирал – чья жизнь для него сейчас важнее. От одной только мысли, что ему придется этот выбор сделать, перехватывало горло. Миг, второй, третий. Больше медлить нельзя. Кента сам когда-то сказал Мадоке, Кенте и Арате, что хочет стать оммёдзи вместе с ними. А кто обещал, что этот путь не пройдет по чьим-то костям?
Он вскочил на ноги и пошел к Хизаши. Не хотелось использовать против него те же методы, какими они боролись с ёкаями, это было бы подло, и он просто шел напролом, не замечая боли. Отбросил пустые ножны, а Иму выставил перед собой острием вверх, точно разрезал покров, окутавший тело друга, пока не оказался с ним лицом к лицу. В глазах Мацумото плескался гнев. Но и отчаяние тоже. Кента ухватился за это чувство, оно не давало Хизаши окончательно потерять в себе человека. А потом снял четки, и те, словно читая его мысли, взмыли вверх, растянулись и, упав на плечи Мацумото, вмиг сжались вокруг шеи.
Кента ощутил себя не просто голым. Казалось, все его тело испарилось, и он съёжился, боясь совсем исчезнуть. Даже не думал, что родительская защита, которую они вложили в эти бусины, настолько срослась с ним, что без нее весь мир вокруг стал вдруг иным, враждебным. Кента все-таки сдался, и его отшвырнуло прочь. Он упал рядом со своим мечом, совершенно обессиленный. Повернул голову и увидел сначала только ноги Мацумото, края черных хакама, потом больше – Хизаши рухнул на колени, и в поле зрения попали обвисшие мертвыми крыльями рукава хаори и тонкие безвольные кисти.
Это… все?
Кента попытался встать и обнаружил, что тело не просто не устало, оно было полно небывалой прежде силой, она бурлила в нем, клокотала под кожей, щекотала так, что хотелось хохотать в голос. Разум тоже прояснился, и Кента спокойно огляделся по сторонам. Мацумото сгорбился на коленях, уронив голову на грудь, но Кента был уверен, что тот все видит и слышит. Хагивары не заметно, но он где-то тут, его жизненная сила пахнет дешевой бумагой и душными благовониями. Девчонка… жива. Кента улыбнулся, но не ощутил должного облегчения. Не это сейчас важно. С такой силой, как у него, он не должен тратить время на столь мелкие заботы. Он повернулся к пруду и недовольно прищурился. Черный туман покрыл весь водоем, однако дальше не распространялся.
– Что за бардак? – тихо спросил Кента, и туман задрожал. – А ну прочь. Прочь, я сказал.
Ему даже не пришлось повышать голос. Он просто почувствовал, как приказ рябью проходится по воде, и волны пошли вспять, ударились о сваи,
на которых покоился храм, сотрясли его до самого конька крыши.– Прочь, – повторил Кента. Он не мог не насладиться той силой, что сочилась из его слов. Без заклинаний, без ритуалов. Он не хотел, чтобы эта грязь оставалась тут и пачкала поникшие головки пионов или трогала белоснежный покров на траве. Грязь надо убирать. Он требовательно вытянул руку, и Има сама влетела ему в ладонь. Он направил меч на храм, и тот содрогнулся.
Когда Кента отвернулся, останки строения уже потонули в холодной воде. Мацумото смотрел на него снизу вверх – так непривычно. Его глаза и волосы снова были обычными, человеческими, ничто не напоминало о жуткой вспышке, кроме агатовых бусин поверх ворота кимоно. Что-то в Кенте дрогнуло и потянулось к ним, как ребенок тянется к матери в поисках утешения. Хизаши молча снял бусы с себя и передал Кенте. Их пальцы соприкоснулись, и оберег едва не выпал, когда Хизаши отшатнулся.
– Помогите ей! – раздался взволнованный голос позади, и Кента почти с радостью помчался на зов. Он пока не знал, что говорить, и Хагивара пришелся очень кстати. Он вытащил Каэдэ из воды, девушка была бледна, тряслась от страха и холода, но не похоже, чтобы ее жизни что-то угрожало.
Потом со стороны дома появилась Хагивара Таэко, слабая, едва живая, но упрямо ищущая своего драгоценного супруга. Все разом пришло в движение: просыпались слуги, удивлялись странному «обмороку», тянулись в сад, будто чувствовали, что разгадка там. Кенту завертело в этом водовороте ахов, вздохов, вопросов и оправданий. Но, пожалуй, они отвлекали от куда более страшных – собственных – мыслей. Не совершил ли он ошибку, сняв четки? Нечто мрачное поднялось из глубин его души, но… Оно ведь помогло. Оно остановило все, повинуясь его воле. Значит, он, Кента, сильнее этого чего-то. Он хозяин себе, своему телу и разуму. И все же пальцы нет-нет да касались гладких агатовых бусин, и чудилось, что они еще хранят чужое тепло.
Но увидев, как уходит Хизаши, отбросил все сомнения.
Никто не отбил семь ударов, но рогатый месяц был там, где и должен быть на исходе часа Тигра. Ночь пролетела как один миг, но и до рассвета еще оставалось много времени. Мороз прихватил свежевыпавший снег тонкой коркой, и, потревоженная, она хрустела так громко, что надо было уметь летать, чтобы остаться незамеченным. Мацумото Хизаши, по счастью, не умел, потому как ни старался уйти тихо, быстро сдался. Его одинокая грустная фигура ясно вырисовывалась на черно-белом фоне – не спрячешься.
– Хагивара не был проклят, – зачем-то сказал Кента ему в спину. Кого сейчас вообще волнует Хагивара?
Хизаши остановился, но обернулся не сразу, словно ему понадобилось время придать лицу привычное выражение скучающего превосходства.
– Рад за него.
– Он хотел снять проклятие, чтобы оно не передалось сыну или дочери. Он не думал, что будет обманут.
Хизаши пожал плечами. Кента уже испугался, что тот продолжит путь, уйдет навсегда, но Хизаши дождался, пока его нагонят, и не сдвинулся с места. С одной стороны была высокая стена, ограждающая Оханами, с другой – дорога, окаймленная лесом и полем. Никого вокруг, только ночь, холод и снег.
– Ты мог бы мне сказать, – в итоге не выдержал Кента, и голос прозвучал так некрасиво, с детской капризной обидой.
– Я не знал, что проклятия не…
– К они проклятие! Почему ты не сказал мне, что ты… не человек? Неужели я так и не заслужил хоть капли твоего доверия?
Кента не собирался обвинять, само вырвалось. Пока молчал, ему казалось, чувства не настолько сильны, но едва открыл рот, как досада и горечь вылились наружу громкими хлесткими словами.
– Ты не должен был узнать, – жестко ответил Хизаши. – Никто не должен был. Разве это так сложно понять?