"Фантастика 2025-24". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Заскрипел сдвигаемый засов, створка поддалась моему рывку, и в стремительно расширяющуюся щель выметнулась черная молния.
От первого прыжка в лицо я увернулся. Второй слегка подправил, заставляя пса снова пролететь мимо. А когда он развернулся и обиженно заскулил, присел на корточки и развел руки:
— Ну, иди сюда, звереныш! Дай, я тебя обниму…
Следующую четверть кольца я пытался возместить четвероногому другу хотя бы часть ласки, недополученной им за время моего отсутствия. Он отвечал тем же — вилял обрубком хвоста, подпрыгивал на месте и пытался улучить момент, чтобы облизать
Пожать широкую, как лопата, но уже не такую сильную, как в молодости, ладонь Генора я все-таки успел. А потом оказался закручен счастливым ураганом.
Зная, что первые мгновения после возвращения домой сопротивляться ключнице бессмысленно, я стоически перетерпел первый, самый жуткий приступ ощупывания, разглядывания и поглаживания. Затем дождался момента, когда она, наконец, удостоверится в том, что я жив, здоров и даже не поцарапан, и ласково потрепал ее по волосам:
— Я тоже соскучился! Как вы тут без меня?
Девушка растаяла. Но ответила, как всегда, коротко и по существу:
— Честно говоря, не очень: деньги практически закончились, и с продуктами беда. А тут еще и Рык волноваться начал…
— Четыре последние ночи кто-то наблюдал за домом! — объяснил Генор, взяв лошадей под уздцы. — Дело знает. И лежки выбирает с умом. В общем, как бы чего не вышло…
— Разберусь… — пообещал я, задумчиво оглядев двор и потерев пальцем переносицу. Потом снял с пояса один из кошелей и кинул его Майре: — А с деньгами все хорошо: охота выдалась более чем удачная!
Девушка поймала кошель, быстренько распустила стягивавший его шнур, заглянула внутрь и вытаращила глаза:
— Серебро?! Золотых на восемь-девять?!
— В этом — на одиннадцать с лишним. И он у меня не один! — гордо уточнил я. Потом схватил ее за талию и закружил по двору: — Но и это еще не все: видишь вот эту каурую? Она твоя!
…Второй приступ ощупывания, разглядывания и поглаживания, как водится, Майра устроила в предбаннике. После того, как я, наскоро перекусив жалкими остатками имеющейся в доме еды, отправился смывать дорожную пыль и въевшийся в кожу запах мертвечины.
Пока раздевала, предельно внимательно осмотрела с ног до головы и не пропустила ни одного кусочка кожи крупнее медного щита. Старых шрамов аккуратно касалась пальцами и вздыхала. А при виде невесть где заработанных ссадин потемнела взглядом и пообещала смазать их заживляющей мазью. Естественно, после того как я вымоюсь. Потом усадила на табурет, быстренько привела отросшую шевелюру к своему идеалу и собственноручно побрила. Когда закончила, склонила голову к левому плечу и, оценив результаты своего труда, удовлетворенно хмыкнула. После чего затолкала в мыльню и заставила забраться в бочку с горячей водой.
Волосы мыла целую вечность, приятно разминая кожу головы сильными пальцами и прикрывая ладонью глаза тогда, когда смывала мыльную пену. Чуть позже собственноручно остригла отросшие ногти и добросовестно помыла. А стоило мне выбраться из бочки и, опрокинув на себя ведро с чистой водой, завалиться на невысокий столик, дорвалась до возможности ощупать меня от души — начала делать массаж.
Мяла так
же добросовестно — чуть ли не стражу. И расслабила до состояния киселя. А когда почувствовала, что я уже почти ничего не соображаю, помогла встать, завернула в широченное полотенце, приятно пахнущее какими-то травами, и проводила до постели…[1] Герса — подъемная решетка в надвратных башнях.
[2] Псарня — народное название штаб-квартиры Разбойного приказа. Кстати, сотрудников последнего в народе уважительно называют волкодавами или псами.
[3] Щит — медная монета. По размерам самая крупная из имеющихся в ходу.
Глава 3
Глава 3.
Восьмой день второй десятины первого месяца лета.
Следующим утром, не успев толком открыть глаза, я повел носом, ощутил запах ягодного взвара и, перекатившись на край кровати, вцепился в здоровенную кружку с любимым напитком, как всегда, обнаружившуюся на табурете.
— Майра, ты чудо! — с наслаждением уполовинив емкость, крикнул я, прекрасно зная, что она меня услышит. И не ошибся — не прошло и десятой доли кольца, как улыбающаяся ключница возникла на пороге спальни:
— Доброе утро, арр! Как спалось?
— Великолепно! — честно ответил я. — Свежие простыни, мягкая кровать, чистое тело. Что еще нужно молодому и не избалованному жизнью мужчине?
— Конечно же, плотно поесть и отправиться к девочкам матушки Оланны! — хихикнула она и исчезла. Чтобы вскоре возникнуть передо мной с вместительным деревянным подносом, уставленным тарелками.
Я принюхался к восхитительным запахам и почувствовал, как во рту начала скапливаться слюна:
— Пожалуй, соглашусь. Особенно с первой частью твоего утверждения!
— Со второй тоже согласитесь. Когда утолите голод и почувствуете томление… своей чувствительной души! — добродушно продолжила она, прекрасно зная, что на ее беззлобные шутки я никогда не обижаюсь.
— А что у нас на завтрак? — нетерпеливо спросил я, заметив, что она, продолжая издеваться, крайне медленно плывет от двери к кровати.
— Жареная курица, отварной рис, хлеб, сыр, блины и мед… — прежде, чем поставить поднос на табурет, перечислила ключница. И, увидев, что у меня вытягивается лицо, пожала по-крестьянски широкими плечами: — Встала пораньше, сбегала на рынок, приготовила…
— Ну и зачем? — возмутился я. — Я еще не тренировался, не умывался, и даже не бегал до ветру!
Видимо, возмущение получилось неубедительным, ибо девушка все равно почувствовала, что я ей искренне благодарен, и радостно затараторила:
— Первое утро после охоты! Какие в этот день могут быть тренировки? Легкую неумытость я переживу. Впрочем, вы все равно сейчас рванете умываться. Что касается третьей проблемы, то окно в шаге от кровати! А там до отхожего места всего ничего…
— Ладно, сдаюсь! — перестав строить из себя самодура, хохотнул я, выскочил из-под одеяла, ущипнул Майру за здоровую щечку и, натянув тренировочные штаны на голое тело, выскочил в окно.
Обратно вернулся тем же путем. Уже умытым. Ласково потрепал девушку по роскошной гриве, завалился на уже застеленную кровать, перевернулся на живот и навис над подносом: