"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21

Сильвестр медленно повернулся обратно, нехотя забирая из рук молодой эпинской гадюки кропило. Хорошо, окажем уважение Скалам. Если Рокэ собирается играть в свою игру, сыграем и мы в свою. Катарину Ариго придётся уничтожить. А её любовник пусть посидит недельки две во Флотской башне, хуже не будет. Только режим окажется чуть построже, чем ожидает за свою выходку синеокий красавец!

Сделав несколько широких шагов, кардинал оказался в паре бье от возвышения, на котором стоял катафалк. Сейчас возле гроба жалась только потерянная Алиса Карлион с дочерью: сам граф Ангерран, давно уже переставший рыдать в носовой платок, перешёл в маленькую комнатку за Залом Чести. Дверь была приотворена, и Сильвестр отлично видел как Карлион перешёптывается о чём-то с братьями Рокслеями и Дональдом Адгейлом. За их спинами возвышался небольшой алтарь с тяжёлым серебряным ящиком. Там, несомненно, находились сосуды с внутренностями умершей: по обычаю знати их хоронили отдельно от тела.

— Сердце её светлости будет погребено завтра в часовне святого Дени, — сказал епископ Риссанский на ухо Сильвестру, проследив его взгляд через плечо.

Да уж, для Олларии нет подарка лучше! Сильвестр готов был прозакладывать свои чётки и молитвенник, что с завтрашнего дня к часовне святого Дени потянутся все недовольные эсператисты столицы. Ещё один возможный очаг бунта…

Епископ Риссанский ловко подставил сосуд со святой водой, и Сильвестр, не глядя, обмакнул в него кропило. Сделав ещё шаг, он поднялся на ступеньку возвышения и вздрогнул. Лицо герцогини Окделл находилось прямо перед ним. Бледное и худое, оно, однако, не выражало и тени того горя, которое свело старуху в могилу. Напротив: оно сияло улыбкой радостного торжества и казалось неожиданно помолодевшим и посвежевшим.

Это был дурной знак. Сильвестр не считал себя суеверным человеком, но триумфальное выражение на лице противницы заставило его невольно поёжиться. Какой скверный сюрприз готовит ему мёртвая ведьма с того света?

Королевский поезд догнать не удалось. Сначала Сильвестра задержал епископ Риссанский, потом – граф Рокслей, изъявивший желание лицезреть его высокопреосвященство на завтрашней панихиде в часовне святого Дени. Сильвестр отговорился состоянием здоровья. Уже на возвратном пути дорогу кардинальской карете перегородила колымага, тяжело гружённая винными бочонками. Когда Сильвестр наконец-то ворвался в королевскую прихожую, Фердинанд II уже отпускал двор.

— Господин вице-кансильер, — напоследок обратился он к Колиньяру, лицо которого из мертвенно-бледного успело стать чудовищно багровым, — мы позволяем вам с завтрашнего дня покинуть нас и освобождаем от обязанностей службы. Отдых в ваших имениях пойдёт вам на пользу.

Несчастный Колиньяр вздрогнул всем телом.

— Ваше величество, — проблеял он, — нет нужды…

— Мы освобождаем вас, — повторил король неприязненным тоном и, повернувшись ко всем спиной, удалился в Каминный зал, где обычно отдыхал до вечера.

Двор раскололся на две неравные половины. Часть придворных осторожно обошла Колиньяра по дуге: прилюдное оскорбление само по себе было бесчестьем, но вдобавок оно достигло цели, раз уж за ним последовала временная отставка. Возле герцога сгрудилась только партия Манриков, не слишком большая, но внушительная: в их руках сосредоточилось много власти. Вокруг важных сановников увивался маркиз Фарнэби – слепень, жадный до чужих крови и слёз.

Кардинал не стал задерживаться возле них и вошёл в Каминный зал следом за королём.

Фердинанд II в полном расстройстве чувств метался по комнате.

— А, вот и вы, ваше высокопреосвященство! — встретил он Сильвестра. — Вы, конечно, хотите показать ещё какие-нибудь протоколы, которые не успел предъявить нам господин вице-кансильер?

Сильвестр развёл руками.

— Нет, ваше величество. У меня нет никаких протоколов.

— Тем лучше! Тем лучше! — слегка задыхаясь забормотал король. — Я уже устал от этих бесконечных наветов… Известно ли вам, что я просил господина Колиньяра устроить моей жене очную ставку с матерью Моникой в моём присутствии? А? И известно ли вам, что господин Колиньяр отказал мне в этом?

— Вероятно, вице-кансильер посчитал это несвоевременным? — мягко предположил Сильвестр.

Фердинанд II топнул ногой.

— Речь идёт о моей жене! А также о моём сыне, ваше высокопреосвященство! Разве вы не слышали того, что сказал кузен Алва? Если моя жена виновна, она должна отвечать передо мной, а не перед господином Колиньяром, методы которого вам хорошо известны!

— Ваше величество желает говорить с королевой? — невозмутимо спросил Сильвестр.

— Да! — упрямо воскликнул король. — Я пойду к ней прямо сейчас, и вам не удастся отговорить меня от этого!

— У меня нет такого намерения, ваше величество, — спокойно ответил Сильвестр. — Более того: я сам пришёл просить вас об этом.

Поражённый король остановился: он ожидал уговоров и противодействия. Сильвестр быстро пробежал в уме то, что должен сказать Фердинанду. Рокэ нарушил договор, и тактика в отношении Катарины Ариго должна была измениться.

Фердинанд II остановился напротив кардинала, чуть склонив голову, как бык перед нападением.

— Почему это вы вдруг захотели, чтобы я сегодня пошёл к жене? — требовательно спросил он.

— Государь, — ответил Сильвестр не торопясь, — вам известно, что бумаги покойных герцога и герцогини Придд были изъяты и доставлены ко мне. Недавно я обнаружил среди них письмо весьма любопытного характера. Её величество написала его графу Джастину Васспарду всего за пару месяцев до… его трагической гибели на охоте.

— И что же? — спросил король подозрительно.

— Это письмо у меня с собой. Не желаете ли взглянуть, ваше величество?

Фердинанд в недоумении развернул листок, поданный ему Сильвестром. Он был из плотной розовой бумаги, украшенной личным вензелем королевы – такие изготовлялись на заказ исключительно для её величества. Весь листок сверху донизу заполняли спотыкающиеся каракули Катарины, превосходно передающие рыдающий характер письма. Некоторые слова были смазаны, словно на них потоком пролились горячие слёзы.

— Я не понимаю… — пробормотал несчастный король, пытаясь вникнуть в бессвязный текст, почти непристойный в своей скандальности.

— В этом письме, ваше величество, — любезно пояснил кардинал, указывая длинным пальцем на строки, — королева упрекает господина Джастина Придда, что во время их последнего свидания в аббатстве святой Октавии – одного из тех, о которых нам поведала мать Моника, – он не смог сдержать страсти и овладел её величеством прямо на скамейке в саду. Звать на помощь её величество не стала. Она мужественно перенесла насилие, не издав ни единой жалобы, но по прошествии двух месяцев послала любовнику это письмо, поскольку у неё появились причины полагать, что у приключения будут последствия. Соблаговолите сопоставить даты, государь. Письмо датировано 12 Весенних Молний 396 года из Тарники, а тайное свидание имело место ещё до отъезда двора, то есть в месяц Весенних Ветров. Мне не нужно напоминать вашему величеству, что принцесса Анжелика родилась на следующий год ровно через одиннадцать с половиной месяцев.

Безвольные губы бедного Фердинанда посерели.

— Что, что, что это?.. — забормотал он бессвязно, тыча письмом в сутану Сильвестра.

— Именно этот вопрос вашему величеству и следует задать королеве.

Несчастный король, дрожа как в лихорадке, попытался прочитать письмо, спотыкаясь на каждой фразе. Когда ему это удалось, он тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. Кардинал стоял над ним молча: в эту минуту он, пожалуй, даже сочувствовал августейшему рогоносцу.

— Кто ещё знает об этом письме? — наконец глухо спросил король.