"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Синие шмели растворились в свете нового дня.
Рокэ был один.
Тело Ричарда лежало в двух шагах от него – залитое кровью и сведённое посмертным оцепенением. Правая рука Повелителя Скал загораживала Капкан Судьбы, словно и после смерти он старался удержать Изначальных тварей в туннеле Лабиринта. У самых кончиков его пальцев тускло мерцала рукоятка меча Раканов, выпавшая из ослабевшей ладони.
Чёрные литтэны пропали из виду, словно они обратились в густые тени, застывшие на базальтовых плитах Гальтары.
Рокэ померещилось, что на ладони Дика блеснуло что-то тёмное. Он шагнул вперёд, едва удерживаясь
Он наклонился, с трудом сохраняя равновесие. Глаза не обманули его: в раскрытой ладони лежал, переливаясь всеми оттенками коричневого, крупный, чистый карас.
Камень Повелителя Скал.
Он показался Рокэ смутно знакомым. Рукоятка меча Раканов, поблёскивающая рядом, послужила напоминанием: в ней зияло пустое углубление, по размерам в точности соответствующее камню. Сомневаться не приходилось: это был тот самый карас, который однажды выпал из меча Раканов после покушения на улице Мимоз. В тот вечер Рокэ разрешил своему оруженосцу забрать его себе, и с тех пор не интересовался его судьбой.
Теперь мёртвый Ричард возвращал камень обратно.
Рокэ смотрел на драгоценность напряжённым упорным взглядом: ему почему-то взбрело на ум, что вся жизнь Ричарда сосредоточилась в этом камне. Это походило на навязчивую идею, на бред наяву.
Он нагнулся ниже и попробовал сомкнуть пальцы Дика вокруг караса. Но окоченевшая ладонь утратила гибкость и отказывалась сжиматься, словно Дик не хотел принимать камень назад.
Рокэ выпрямился, раскачиваясь как тяжелораненый или мертвецки пьяный.
Он размышлял.
Нельзя было оставлять Ричарда здесь, на голой земле. Крысы, которым удалось избежать зубов Изначальных тварей, скоро выползут из своих укрытий. Запах крови и разлагающейся плоти обязательно привлечёт их. Мысль о том, что эти мелкие омерзительные грызуны могут прикоснуться к Дикону, казалась Рокэ невыносимой.
Он вспомнил, как много лет назад, когда он юнцом приехал в Гальтару из любопытства, местные жители уверяли его, что ни одно существо, будь то человек или зверь, не способно подняться на Холм Ушедших.
Тогда он убедился в этом. Ни перелётные птицы, ни юркие ящерицы не могли даже кончиком хвоста коснуться ступенек лестницы Холма.
Священная пирамида открывалась только Ракану и Повелителям.
Рокэ кивнул самому себе в знак согласия. Он отнесёт Ричарда наверх, на Террасу мечей. Пусть последний потомок Лита навсегда останется там, откуда его предок смотрел на этот мир, покидая его навеки.
Рокэ снова нагнулся, покрепче упершись ногами в землю. Подобрав меч Раканов, он положил его Ричарду на грудь, как кладут оружие погибшему в бою воину, и осторожно заткнул фамильный кинжал Окделлов ему за пояс. Ещё некоторое время он медлил, размышляя, как удержать карас в безвольной руке, и в конце концов привязал его к ладони лоскутом, оторванным от собственной рубахи.
Он не хотел прикасаться к камню.
Наконец, всё было готово. Сцепив зубы, Рокэ поднял на руки непослушное, налившееся гранитной тяжестью тело – и застыл на месте, качаясь из стороны в сторону, не решаясь сделать ни шага вперёд, чтобы не рухнуть вниз, в серую пыль Гальтары.
Он не простил бы себе, если бы выронил свою драгоценную
ношу.Он стоял долго, бесчувственный, как сомнамбула, и терпеливо ждал, покуда относительное равновесие не вернётся к нему.
У него ещё достанет сил отнести тело Ричарда на Холм Ушедших.
Каменная пирамида серой громадой возвышалась прямо перед ним.
Рокэ не знал, когда он двинулся вперёд: он утратил представление о времени. Он ступал медленно, осторожно, не чувствуя земли под собою. Ему чудилось, что единственная его опора в этом неверном, шатающемся мире – гранитно-тяжёлое тело, которое он нёс на руках. Рокэ вцепился в него той судорожной хваткой, какой утопающий цепляется за холодный камень, выступающий над поверхностью болота.
Если бы он не держал Ричарда, он упал бы.
Он шёл, сам не ведая как, и думал – без мыслей, одними образами, словно он всё ещё стоял на вершине Блуждающей башни и смотрел на расстилающиеся под ним земли.
Их обезобразило землетрясение. Подземные толчки дошли до Агарии на юге, Приморской Эпинэ на западе, Варасты на востоке и Кольца Эрнани на севере. Саграннские горы содрогались как в ознобе и извергали из себя камнепады и грязевые сели. Огонь, вырвавшийся из-под треснувшей земли, распространился по юго-западу; на северо-востоке реки вспухли от талого снега. Ледяная вода доходила людям до пояса; поля, деревни и города были подтоплены. В окрестностях Олларии ураганный ветер, последовавший за землетрясением, заставил людей и животных сходить с ума от страха и искать укрытия.
Часть Талига лежала в развалинах. Но ярость стихий уже исчерпала свою силу, хотя люди ещё не верили этому и ожидали новых напастей.
Природное бедствие прошло. Оно было пагубным, но вместе с человеческими жизнями унесло с собой все прошлые распри. Люди объединятся, чтобы преодолеть разруху и смерть; мятеж в Эпинэ погаснет; дворянство, горожане и народ сплотятся вокруг короны. Кризис власти, вызванный убийством Фердинанда II, будет преодолён.
Время, отпущенное Олларам, миновало.
Рокэ брёл вперёд неверным, нетвёрдым шагом, но видел перед собой не Холм Ушедших, а горные перевалы в Ноймаринен. Кареты, украшенные гербами Манриков и Колиньяров, неуклюжие и неуместные, медленно ползли по потаённым тропам. Рокэ видел, как скользнув колёсами на обледеневшей и узкой дороге, они заваливаются набок, опрокидываются и летят, будто нелепые брюхастые туши, в разверзшуюся под ними пропасть. Рокэ слышал крик испуганного ребёнка, спрятанного в чреве одной из карет, и видел, как четырёхлетний мальчик, выпавший из распахнувшихся дверец, зацепился за уступ скалы, случайно оказавшийся у него на пути. Малыш долго барахтался на снегу и плакал, зовя на помощь, но оказать её было некому – люди, похитившие его, погибли.
Но мальчик выжил. Наделённый от природы живостью и энергией, он трепыхался до тех пор, пока не выбрался обратно на дорогу. Передохнув, он побрёл вперёд, сам не ведая куда, голодный и замерзающий. На этом пути он забыл, кто он, забыл своё имя, забыл лицо своей матери и доброту человека, которого его учили называть государем и отцом. Он шёл, и шёл, и шёл, ведомый инстинктом самосохранения, который так силён в детях. Он почти умирал, когда какой-то пастух, блуждающий в горах в поисках сбежавшей овцы, заметил и подобрал его.