"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22

– Я читала отрывок твоего библиона в «Континенте».

Вот как? Кумий милостиво кивнул.

– Смотри, это же Неофрон! – воскликнула Ариетта.

При этом имени Кумий брезгливо сморщился. Неофрон вошёл в литературу напористо и мощно. Ещё вчера никто его не знал – сегодня все о нем говорили. Правда, за ним пока числилось лишь два небольших рассказика. Но он обещал новый библион. И читающая публика затаила дыхание. Сам Бенит назвал его надеждой римской литературы.

Статного парня с военной выправкой и кирпичным оттенком широкоскулого лица сразу же окружило несколько шепелявых подхалимов.

Вошёл Бенит. И все поэты встали. Невероятно! Они встали, увидев Бенита.

Даже Ариетта дёрнулась подняться. Но потом глянула на Кумия и осталась сидеть. А Кумий ещё наглее развалился на скамье и похлопывал трубочкой рукописи по колену.

– Вставай! – прошипел ему в спину критик Галликан.

– Это ещё почему? – нагло отозвался Кумий. – Разве мы в сенате? Здесь состязание поэтов. А Бенит уступает мне по таланту. Уж скорее он должен вставать, когда я вхожу.

Кумий говорил достаточно громко, так что его все слышали. И Бенит тоже слышал. Лицо диктатора пошло пятнами. Неофрон подошёл к скамье Кумия небрежно-уверенной походкой, поигрывая могучими плечами, и вдруг ухватил поэта за край туники да за складки тоги на боку, поднял в воздух и поволок к выходу. Напрасно Кумий дёргался, напрасно яростно дрыгал ногами – из могучих рук бывшего преторианца ему было не вырваться. Неофрон с размаху вышвырнул его из храма. Кумий покатился по ступенькам, разбил лицо, разбил колени и локти.

– Это будет тебе хорошим уроком! – крикнул Неофрон.

Хныча, Кумий поднялся и вдруг, набычив голову, рванул назад. Слезы ярости брызнули из глаз. Кумий размахивал слабыми руками и выкрикивал:

– Я сейчас его убью… сейчас убью… Удар кулака опрокинул его на ступени. Перед глазами все заволокло красным туманом. Подняться Кумий не сумел – сил не стало. Он медленно сползал вниз. Бочком, прижимаясь к стене, выбралась из дверей Ариетта. На Неофрона она смотрела с ужасом. Тот наверняка принял её взгляд за восхищение. Зато Бенит восхитился в самом деле искренне. Демонстративно похлопал в ладоши, потом одобрительно положил руку на плечо бравому сочинителю.

– Вот так и надо всегда и во всем – дерзко! – воскликнул он. – Мы – первооткрыватели. И мы победители.

– Все равно Кумий пишет лучше, чем ты, Неофрон, и чем ты, Бенит! – неожиданно для себя выкрикнула Ариетта.

– Так он пишет лучше? – поинтересовался Неофрон. Сбежал по ступеням и пнул лежащего в бок. – Так ты говоришь, лучше? – Он вновь замахнулся, глядя на неё с издёвкой.

– И я пишу лучше тебя! – выкрикнула она. Неофрон сделал шаг в её сторону и остановился. Рассмеялся:

– О тебе я вообще не слышал. А ты, диктатор Бенит, слышал об этой телке?

– А кто она такая? – пожал плечами тот. И оба первооткрывателя-победителя удалились.

Кумий стоял на четвереньках возле фонтана, и его рвало жёлчью.

Глава 2 Октябрьские игры 1976 года

«Мерзкая сатира на диктатора Бенита, написанная поэтом Кумием, вызвала бурный протест всего Рима».

«Отныне диктатор Бенит управляет всем. Даже регулировщики движения в Риме не могут перейти на зимнюю форму одежды без согласия ВОЖДЯ».

«Акта диурна», 15-й день до Календ ноября [234]

234

18 октября.

Новое жилище Кумия находилось прямо под крышей. Летом здесь царила невыносимая духота, осенью сразу становилось холодно. Зато в комнатке имелась дверь, и оттуда был выход на крышу. Здесь соседка развела маленький садик – несколько деревьев в кадках, цветы в горшках, и Кумий, поместясь в плетёном кресле под сенью лимонного дерева, правил напечатанные страницы, а вечером, когда солнце медленно катилось за Капитолий, читал выверенные листы садовнице, и та слушала, подперев пухлую щеку кулачком и вздыхая. Читать было трудно – Кумий печатал на обратной стороне старой рукописи, лента в машинке полностью истёрлась, оттискивала литеры почти без краски. Но Кумий читал, воодушевляясь с каждой строкой, смеялся собственным шуткам, плакал над собственными выдумками, окончательно и бесповоротно в них веря, и единственная слушательница плакала вместе с ним. А потом непременно целовала Кумия в щеку, гладила по спутанным волосам и приносила тарелку тушёного мяса с капустой, хлеб и кувшин вина. Это была её ежедневная плата. Щедрая, учитывая скромные средства соседки. Он был её личным писателем. Не каждому римлянину выпадает такая честь.

Кумий бедствовал. Со дня ссоры с Бенитом его не печатали. Издательство «Аполлон» вернуло уже набранную рукопись, никак не объяснив отказа. Он хотел было потребовать выплаты гонорара, но в агентстве по авторским правам ему вежливо намекнули, что дело безнадёжное. Из издательства «Римский мир» пришёл безобразный отзыв. Рецензент старательно объяснял Кумию, какое он ничтожество. Поэт попал в западню, но вместо того, чтобы отчаяться, работал как сумасшедший. Проснувшись и едва ополоснув лицо, он садился к машинке. Чем нелепее и мрачнее были сообщения «Акты диурны», тем быстрее подвигался библион.

Казалось, неведомый господин купил раба Кумия и теперь заставлял с утра до вечера бить по клавишам. А он не мог убежать, прикованный невидимой цепью. Порой ему становилось страшно. Он хватал незаконченную рукопись, прижимал к груди и расхаживал с ней по своей комнатушке, баюкая недописанный библион, как ребёнка. Кумий цитировал наизусть страницы, будто напевал колыбельную своему странному дитяте, и плакал..

Он окунался в библион с головой, как другие уходят в запой. Да это и был своего рода запой. Кумий приходил то в ярость, то в гнев, то хлопал в ладоши, то ругался и рвал листы. И вновь печатал. Он говорил за героев на разные голоса. Описывая сражения, он размахивал рукою, будто десница его в самом деле сжимала рукоять меча. И кровь начинала пульсировать в висках, и ярость распаляла сердце.

Стопка на столе неумолимо росла. И, глядя на неё, Кумий испытывал какое-то радостное тепло – будто выпил стакан неразбавленного вина и голова кружилась от лёгкого хмеля. Библион рос, ветвился, как дерево, засасывал, как болото, сначала ясный, потом непонятный и наконец загадочно пугающий.

Кумий давным-давно придумал ему название – «1984 год».

Он приходил в восторг от своей придумки. Он даже не боялся того, что делает. Ему было весело.

Давно он не походил на прежнего Кумия – молодого претенциозного поэта, которому казалось, что блеск его таланта мог свести с ума. Не только Кумий изменился – весь мир стал другим. Прежняя игра словами и образами; полунамёки, вульгарные выпады, изысканные обороты – все вдруг потеряло значение. Статую Либерты сняли с Авентинского холма, но лишь немногие заметили пугающую пустоту. Бенит милостиво разрешал критиковать своих приспешников и сам порой веселился, читая в вестниках заметки про своих подхалимов. Особенно часто доставалось продажному Асперу и недоумку Блезу. Но особа Вождя была неприкосновенна.

Неофрон был в моде. Его библион вышел миллионном тиражом. Все зачитывались историей похождения преторианца в пустыне. Попав в плен к арабскому шейху, гвардеец бежал, уведя с собой двадцать пять прелестниц из крепости араба. И отправился в поход через пустыню. Чтобы красотки шагали быстрее, он трахал их всех каждую ночь, и красотки бежали по пустыне, как резвые арабские лошадки. Тут очень кстати попалось им поле огурцов, что одичали и росли в пустыне самосеянцами из года в год. Беглецы наелись огурцами, набили сумки, а из ботвы сделали себе пращи для борьбы с агентами шейха. Однако выбраться из владений коварного шейха было не так-то просто. Вся пустыня вокруг владений шейха была заминирована. К тому же герой прикинул, что воды и огурцов на всех никак не хватит, а хватит только на семерых, включая его самого. Произведя в уме столь сложные расчёты, гвардеец отправил на мины лишних красоток, оказывая им тем самым высшее благодеяние – подорваться на мине гораздо лучше, чем умирать в пустыне от жажды. Разумеется, не всех убило сразу. Кому-то всего-навсего оторвало ноги. И благородный герой добил женщин голыми руками, перед смертью оттрахав каждую на прощание. Некоторые, правда, успели умереть, и он трахал их уже мёртвыми, а бессмертные души наблюдали за половым актом и заливались слезами благодарности. После этого с оставшимися шестью милашками гвардеец отправился в путь и, конечно же, спасся, добравшись до оазиса. В конце концов он выменял у караванщика трех своих телок на трех верблюдов и благополучно достиг Пальмиры. Здесь он продал оставшихся красавиц какому-то старцу. К радости читателя, нашему герою хватило не только на железнодорожный билет до Карфагена, но и на билет на теплоход до Рима. А прибыв в Рим, доблестный гвардеец обнаружил, что кинктус его полон алмазов. Камней было как минимум на миллион сестерциев. Герой подумал-подумал и выбросил кинктус вместе с алмазами в Тибр.

Кумий завидовал. Написано было превосходно. Читалось на одном дыхании. Сам Кумий никогда бы не сочинил такое.

За прошедший месяц Кумий ещё больше располнел, обрюзг, зубы почернели, он курил почти непрерывно. На обедах у Сервилии Кар он больше не бывал. Его не приглашали. Иногда поутру захаживал он в дом Бенитовой супруги и, затерявшись в толпе прочих клиентов, ждал. Она принимала его, делая вид, что рада, расспрашивала о творческих замыслах, выслушивала почти с искренним интересом, снабжала десятком сестерциев, и Кумий уходил. По дороге домой он награждал Сервилию самыми мерзкими, самыми ядовитыми эпитетами, но все слова казались ему недостаточно сильными, недостаточно язвительными. Он клялся не ходить. Клялся, но вновь шёл, когда кончались деньги и не на что было купить табачные палочки. Какое дело тем, кто прочтёт библион Кумия, что автор унижался перед Сервилией?