"Фантастика 2025-43". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Отправив Леньку на поиски пропавшего холопа, Никита Петрович подумал да и завернул в кабак-кружало, что располагался совсем рядом, на широкой Белозерской улице.
Завернул, привязав коня к коновязи, да зайдя, уселся на лавку у самого входа. Несмотря на ранний час, в кабаке уже гулеванила компания иностранных купцов, судя по темной одежде — лютеран.
Шведы? Никита прислушался. Нет, говорили по-немецки. Значит — Рига, Ревель, Нарва или тот же Ниен. Впрочем, и в Стокгольме тоже немцев хватало.
Нет, не из Ниена — Бутурлин всех тамошних купцов знал,
— Добрый лень, господин лоцман, — узнав, повернулся один из пирующих. Правду сказать, он больше походил на пирата, нежели на обычного купца. Поджарая фигура, узкое темное лицо со шрамом на левой щеке, правый глаз — под черной повязкою. Одет в темный кафтан, но с богатыми кружевами, явно неподдельными, брабантскими… один такой воротник как хорошая лошадь стоит.
— И вам утречко доброе, господа, — приподнявшись, отвечал по-немецки Никита. — Гутен морген.
Тут уж все повернулись — кивнули. Та еще компашка — вид у всех прямо разбойничий, а уж рожи… Те еще рожи, у висельников — и то поприятнее! Хотя внешность часто бывает обманчивой…
— Прошу к нашему столу, — поднявшись на ноги, «пират» вежливо снял с головы шляпу.
— Да-да, господин лоцман, — тут же подхватили все. — Присоединяйтесь! Мы как раз отмечаем одну важную сделку…
— Ну, что ж… — пожав плечами, Бутурлин подсел к торговцам и, завидев подбежавшего служку, вытащил кошель…
— О, нет, нет! — гулко захохотал одноглазый. — Уберите ваши деньги, господин лоцман. Говорю же — удачная сделка. Угощаем! Уж не побрезгуйте.
Угощают так угощают… что ж…
Махнув рукой, Никита Петрович вежливо улыбнулся.
— Чего-о? — боярин резко обернулся, окатив вошедшую деву нехорошим подозрительно-злобным взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз. Кафтан Анкудина Ивановича был распахнут, снятая ферязь небрежно брошена на солому, зажатый в руках кнут сочился кровью.
Правда, вот распятый на козлах отрок вовсе не выглядел сильно избитым — так, змеились по спине пара-тройка кровавых рубцов — всего-то! Видать, все еще только начиналось.
— Говорю, кваску испити! Да вот, водочки…
Настена улыбнулась, изо всех сил стараясь держаться спокойно. Пышные ресницы ее опустились, пряча таившийся в уголках глаз страх, готовый вот-вот вырваться наружу. Да, девушка очень боялась — вдруг да осерчает боярин, кинется на нее с плетью, примется охаживать — по плечам, по лицу… да потом прикажет разложить на козлах, и уж тогда… Господи! Да зачем же она в это дело ввязалась? Зачем сюда пришла? Вот ведь дурища-то! Как есть дурища…
— Кваску, говоришь? — хмыкнув, боярин опустил плеть, а потом и вообще передал ее подбежавшим слугам. — А ну, давай…
Утерев выступивший на лбу пот, Анкудин Иванович принялся пить прямо из крынки, смачно и звучно. Светло-рыжая растрепанная борода боярина трепетала и дергалась, на горле тяжелым жерновом ходил-перекатывался кадык.
Как бы по этому кадыку — да востреньким-то ножичком! — нахлынула, окатила Настену шальная, невесть откуда взявшаяся мысль… мысль
страшненькая, кровавая. Ой, не догадались бы!— Пошто, дщерь, глаза прячешь? — поставив опустевшую крынку на поднос, Хомякин взял холопку за подбородок толстыми мясистыми пальцами. Ухмыльнулся:
— Поди, зарезать меня собралась? Живота лишить, а?
Сказав так, Анкудин Иваныч тут же захохотал, гулко и громко, колыхаясь всем своим грузным телом…
Посмеялся, крякнул:
— Ох, дщерь… А где, ты говоришь, водочка?
— Посейчас, батюшка, принесу, — держа поднос на вытянутых руках, низко поклонилась Настена. — Коли велишь…
— Да велю… — боярин махнул было рукой, да вдруг осадил: — Постой! Ты это вот что… Ты водку не сюда неси, а в покои, в опочивальню. Поняла?
— Ага…
— Ну, давай, беги, что встала-то?
Для придания ускорения Хомякин смачно стукнул девчонку по попе и снова расхохотался, теперь уже подхваченный умильным смехом подхалимов-слуг.
— О-хо-хо, — отсмеявшись, Анкудин погладил живот. — Одначе и правда, чего тут сидеть-то? Пойду.
— А с этим что? — указав на привязанного к козлам отрока, осведомился «боровичок» Тимофей. — Велишь допытать? Али… того?
Красноречиво проведя себе пальцем по горлу, управитель уставился на боярина.
— Чужое имущество изничтожить подбиваешь? — недобро усмехнулся тот. — Не! Пущай покуда в подполе посидит… а потом видно будет.
«Видно будет» — это Хомякин правильно сказал: пока что еще и сам не знал, что с пойманным холопом делать. Лучше всего, конечно, потемну в лодку да на реку, утопить — и все концы в воду.
Войдя в горницу, Анкудин Иваныч снял шапку и, степенно перекрестившись на висевший в углу образ Николая Чудотворца в серебряном, с жемчугами, окладе, уселся за стол, уже уставленный баклажкою водки, большой крынкою с квасом и вкусными заедками-яствами. В дверях почтительно переминались с ноги на ноги слуги, средь них — и Настена.
— Подле садись, — заметив девчонку, милостиво кивнул боярин. — Остальные — прочь пошли. Ну!
Слуг словно ветром сдуло. Настена же, поклонившись, скромненько присела на край скамьи.
— Себе тоже налей, — добродушно распорядился Хомякин. — До краев, до краев… От так! Выпьем. За государя нашего батюшку Алексея Михайловича… Хоп!
После третьей стопки перед глазами Настены все закружилось, а в голове стало на удивление легко и свободно — хоть птицей в небо лети! Так вот, словно крылья выросли… махнуть и…
Полетела на пол смахнутая со стола баклажка…
— Э, ты руками-то не маши! — захохотал боярин. — Не то тут от всего токмо мокрое место останется… Лучше ко мне иди… ага, вот так… Ну, пойдем… Ага, в опочивальню…
Так вот, опираясь на холопку, Хомякин с важностью прошествовал в спальню, где шмякнулся на ложе, словно куль с мукой, и тут же раскинул в стороны руки.
Настена тут же бросилась снимать с боярина сапоги — еле стянула.
— Пятки теперь почеши, — махнул рукой Анкудин. — И это… расскажи что-нибудь.