"Фантастика 2025-44". Компиляция. Книги 1-26

— А что это значит? — спросил я.

— Это переводится как «Колыбель Дайкири», — объяснил кубинец. — Многие люди едут сюда из самых разных уголков Земли специально, чтобы попробовать этот легендарный вкус. И потом, вернувшись домой, всю оставшуюся жизнь рассказывают всем вокруг об этом напитке.

Насчет «всей оставшейся жизни» товарищ боксер, конечно, загнул. Но ему простительно: это была гордость местного жителя, представляющего гостю самое лучшее, что только у него есть. Так что пусть хвастается, это даже приятно — осознавать, что тебе предлагают продукт, который вызывает самую большую гордость.

Тем временем я огляделся вокруг. Заведение было оформлено в духе 1950-х годов и более всего напоминало что-то вроде временного пристанища для путешественников. Наверное, так могли выглядеть в то время придорожные забегаловки, соседствующие с мотелями, где можно было перевести дух, поужинать и переночевать, прежде чем продолжать свой путь. На стенах висели старые фотографии, какие-то памятные вещи — видимо, из различных путешествий… Действительно, если на секунду отрешиться от реальности, то вполне можно было представить, что вот-вот дверь бара распахнется, и сюда войдет сам Эрнест Хемингуэй, чтобы потребовать свою ежедневную порцию дайкири. Довершала картину небольшая сцена, на которой выступал ансамбль живых музыкантов. Звучало, разумеется, что-то из национальной кубинской музыки примерно той же эпохи. Не знаю уж, специально ли здесь воссоздавали атмосферу былых времен или обстановка не менялась в баре десятилетиями, но в любом случае это было оригинально и незабываемо.

— Многие считают, что боксеры, да и вообще все спортсмены, — продолжали рассказывать мои друзья, — этакие аскеты, которые всегда и во всем себя ограничивают и живут исключительно согласно указаниям стрелок часов и своего персонального тренера. Отчасти, конечно, это так и есть — профессия, сам понимаешь, накладывает отпечаток на образ жизни. Здесь правила жесткие — или ты их соблюдаешь, или катишься к чертям из спорта и идешь работать охранником в магазин. Но все-таки и мы иногда можем себе позволить немного расслабиться. Но только немного, чтобы это не приводило к ущербу для тренировок! Как говорится у вас в Советском Союзе: что человеческое… нет, не так… ничего…. эээ…

— Ничего человеческое не чуждо, — подсказал я.

— Вот именно! — кубинец со значением поднял палец вверх. — Так что расслабляемся мы ровно настолько, чтобы чувствовать себя людьми! А у вас как с этим делом обстоит?

Перед моими глазами тут же встал образ Дениса Бабушкина. Но я все-таки решил не приводить в разговоре с иностранными друзьями совсем уж радикальных примеров.

— Да, наверное, так же, как и у вас, — неопределенно ответил я. — Те, кто позволяет себе дать слабину в этом вопросе, начинают очень быстро катиться вниз, и если вовремя не останавливаются, то вылетают из спорта — а дальше уж как кому повезет. Хотя я лично знаю пару примеров, когда люди остановились в самый последний момент и после этого даже добивались высоких результатов.

— Молодцы, — оценили кубинцы. — Признавать свои ошибки надо уметь. Ну а у тебя самого-то какие планы на эту жизнь?

— Честно? — смущенно улыбнулся я. — Хочу стать олимпийским чемпионом. А там, дальше, уже посмотрим по ситуации.

— А что, лично мне нравится такой настрой, — засмеялся кубинец, сидевший ко мне ближе всего. — Скажу больше — только с таким настроением и надо идти в спорт. В нашем деле мысли типа «ну, может быть, как-нибудь отсижусь на третьих ролях и уйду на пенсию» не проходят. Только вперед, только к вершинам!

— Я думаю.что сам по себе спорт — это и есть в некотором роде вершина, — сказал я. — Ведь не каждый осилит эту профессию.

— Это ты хорошо сказал, — подтвердил кубинец. — Ну и раз уж ты решил, что сдюжишь — то имеет смысл стремиться к самому лучшему итогу своих усилий. И хотя, конечно, и серебро, и бронза — очень достойный результат, а если говорить о соревнованиях мирового масштаба, то уже сам факт участия в них значит очень много, но все-таки…. Все-таки перед глазами должно стоять золото, и целиться нужно только в него.

— Значит, можно сказать, что я на правильном пути, — снова улыбнулся я.

— Более чем! — заверил меня кубинец и заказал по второму коктейлю.

Я продолжал слушать своих друзей и одновременно осмысливал происходящее. Мне было приятно слышать, что представления о жизни спортсмена у меня и у выдающихся кубинских боксеров совпадают. Да и вообще, сидеть в уютном кубинском баре, общаться с единомышленниками, слушать приятную музыку и смотреть, как танцуют красивые девушки, попивая при этом любимый коктейль самого Хемингуэя, было в высшей степени прекрасным времяпровождением.

Но, к сожалению, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Вот и мой кубинский приятель вдруг замолчал и с неожиданно серьезным видом посмотрел на часы.

— Нам пора, — объявил он, и все кубинцы тут же засобирались. — Ровно в десять вечера тебе нужно быть на базе — под обещание доставить тебя обратно мы и договорились с вашим тренером. Завтра у вас подъем аж в пять утра, тебе нужно как следует выспаться, поэтому лучше не опаздывать.

— Да тут вроде недалеко, — я посмотрел в окно, пытаясь вспомнить обратную дорогу. — Думаю, доберусь без особых проблем.

— Нет-нет, — замотал головой кубинец. — Мы все вместе тебя проводим до базы на всякий случай. А то сам видишь, какие у нас персонажи попадаются — никогда не угадаешь, из какой подворотни он выскочит. А уж если тебя увидят те же, кого ты сегодня отправил в нокаут — никаких спокойных прогулок тебе точно не светит. Так что с нами будет надежнее.

— Спасибо большое, — искренне улыбнулся я. — Спасибо вам за такую заботу!

— Перестань, — махнул рукой кубинец, открывая дверь на улицу. — Думаю, что впечатлений у тебя за сегодняшний день и так достаточно, так что спать будешь хорошо. К тому же ты здесь только первый день, так что встречаемся мы точно не в последний раз, и гуляем тоже. Я тебя уверяю, ты еще увидишь в Гаване массу интересного!

Опытные кубинцы были правы: отрубился я моментально. Насыщенный день, да еще проведенный по большей части на свежем воздухе, дал о себе знать — я проспал до самого подъема, даже не меняя позы. Мне снилось, что я стою на пьедестале победителя Олимпийских игр, а объявляет мое имя тот самый кубинец, который рассказывал мне о любимом баре Хемингуэя. Он протягивал мне олимпийский кубок, а вместо олимпийской торжественной музыки оркестр играл сальсу, которая звучала в баре…

А на следующее утро у нас начался уже полноценный рабочий день. Если вчера мы, можно сказать, разминались и привыкали к новому месту, то сегодня нас ожидали уже две полноценные тренировки, первая из которых начиналась в половине седьмого утра. Естественно, по этому поводу больше всех был недоволен Сеня.

— Это же надо додуматься — ставить тренировки на такое время! — бурчал он по дороге в зал. — Кто вот это расписание составляет? Из каких соображений? Да я дома в полседьмого еще даже не просыпаюсь! Ну хотя бы на девять назначили бы, что ли…

— Ага, — усмехнулся я. — Ты попробуй здесь как-нибудь в девять часов выйти позаниматься. Сам же первым с ума сойдешь на тропическом солнце. Так что лучше уж потерпеть неудобный режим дня, чем потом надрываться почем зря на солнцепеке.

— Вечно то одно, то другое, — проворчал Сеня. — Вместо того, чтобы нормально тренироваться, буду сейчас думать о том, как бы не заснуть на ходу.