"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32
Шрифт:
— Елена Александровна!
— Да, Антон Веньяминович?
— У нас все готово, можно взрывать.
— Взрывайте, барон.
Барон Стац еле слышно хмыкнул, поджал нижнюю губу, слегка прищурил глаза:
— Даже не будете проверять, Елена Александровна? И не будете сами взрывать?
— Зачем мне это делать, барон? Вы все должны были сделать по выданной вам схеме. Сделать все в точности, один в один. Если же вы этого не сделали или где-то случайно ошиблись…
Я равнодушно пожал плечами:
— То вам же хуже — копать будете дольше. На день, на ночь, на два дня. Барон, вы любите копать?
— Я? Нет, Елена
— Нет, не хочу. Последнее время слишком много вокруг меня шума, грохота, взрывов. Мне все это чрезвычайно надоело и очень хочется тишины. И прохлады.
— Понимаю вас, Елена Александровна. Мне тоже… Мне тоже все это несколько поднадоело. Елена Александровна, вы позволите покинуть вас?
В ответ я лишь молча качнул головой. Не до тебя мне сейчас барон, не до твоей, вдруг вылезшей откуда-то излишней самостоятельности и тщательно скрываемой непокорности. Не до твоего торжествующего блеска в глазах и вдруг распрямившейся спине. Где там мой Ли? И мой ли Ли по-прежнему?
А вот он! Стоит чуть севернее выкопанной ямы, спиной к ней, смотрит в бинокль. Что он там выглядывает? Своего нового Господина?
Гневная ярость колыхнулась тяжёлым маревом в груди, руки сами нашли мою немецкую «скрипку», пальцы привычно скинули тяжелые кожаные крышечки с линз оптического прицела…
Нет. И нет. Вдох-выдох, вдох. Нет, не сейчас. Я ведь сам себе не верю в его предательство! Или верю? Этому есть причины? Да, есть. Сверх меры нам везет там, где не должно везти. Мы выживаем там, где должны сдохнуть. Наши шансы малы, но мы всегда в выигрыше. И слишком много случайных, невероятных совпадений. Излишне много всего не должного быть — странного, необычного, невероятного, недопустимого. И чересчур все гладко получается у меня в последнее время… Словно меня оберегают, убирают с моего пути препятствия, словно меня ведут.
Песок под ногами испуганно дрогнул, прокатился тугой волной ударяя в ступни. По ушам ударило плотным гулом, в обжигающий зной неба взметнулись огромным столбом тонны песка и камней.
Я плотно зажмурил глаза, наклонил голову к груди. По ткани на голове, по плечам, по телу прошуршали быстрые песчаные ручейки-змейки. Обнаженные кисти рук укололи злые осы мелких осколков. Как-то слишком сильно взорвалось. Я перемудрил с количеством ВВ? С расположением зарядов? Или там внизу оказалось скальное основание, и оно отразило взрывную волну?
На моих кистях выступили маленькие капельки крови. Я осторожно слизнул одну — соленая и невкусная гадость. М-да, надо было одеть перчатки, но мне и так без них жарко. Ерунда, от таких ранок я кровью не истеку. И у меня есть волшебное лечебное средство всех времен — «зеленка».
Я прищурившись посмотрел в сторону взрыва. Там клубилась песчаная пыль и кто тоскливо выл на одной протяжной ноте. Тоскливо и безнадежно. Я поморщился — ничего толком не видно. Ничего, скоро поднятый взрывом песок осядет и можно будет взглянуть на то, что у нас вышло — вскрыли мы вход в лабиринт или не вскрыли? В пыльном тумане мелькнули смутные темные тени, звонко хлопнули два выстрела, потом еще несколько подряд и сразу много, на всю обойму. Еще несколько выстрелов, раскатистых и долгих. И снова несколько глухих щелчков. Пшах и пшах.
Из винтовки стреляли. А щелчки — это маузер Ли. Вой оборвался. Из песчаного тумана выскочила одна из смутных теней и стремительно направилась ко мне.— Ханым эфенди, Хелми-паша эфенди говорит вам — радуйтесь хорошим вестям, ханым эфенди!
— Хорошо, Атмаджа, передай Хелми-паше — я радуюсь. А кто там выл?
— Ученый человек, ханым эфенди. Ему оторвало обе ступни. Простите, ханым эфенди, недоглядели.
Или не захотели. Аскер, тот самый, которого я хватал за яйца на борту крейсера стоит рядом со мной и молчит, склонив голову в мнимом признании вины.
— Жаль месье Густава, он был безобиден и полезен нам, но на все воля Милосердного и Великого. Радиаллаху анх! (Да будет доволен им Аллах!).
— Аллаху акбар, ханым эфенди!
Я вытащил из портсигара душистую пахитосу, задумчиво покрутил ее в пальцах:
— Почему так много стреляли, Атмаджа?
— Не все неверные были вместе с главным гуяром, ханым эфенди. Двое стояли в стороне, ваш слуга убил их.
— Мой слуга, Атмаджа? Разве у меня есть слуги мужчины?
Или я тебя мало за яйца держал, гордый аскер? Память у тебя короткая, бабья?
— Простите, ханым эфенди. Ваш воин застрелил их.
— Это хорошо. Проводи меня в мою палатку, Атмаджа и сообщи мне, когда откопают вход в лабиринт.
— Да, ханым эфенди. Я пришлю к вам человека.
Нет, не идет ему имя Атмаджа, что означает Ястреб. Вот какой из этого гиганта стремительный и хищный птиц? Он скорее Бога — Бык, такой же здоровый, упрямый и тупой. Не нравится он мне. Надо ему такой же сюрприз на полкило динамита приготовить, как я приготовил барону и его людям.
Эх барон, барон… Вот вроде бы неглупый человек был, а задуматься над несуразно большим размером подрывной машинки фирмы Марсель-Галлила и ее странно тяжелым весом не счел нужным. Сказался недостаток специфического образования? Возможно. Но как можно забыть, что рядом со мной все умирают?
Эпилог
— Твою мать! Твою мать!
И еще раз, но уже с должным чувством и нескрываемой экспрессией, вкладывая в каждое слово всю мою злость, гнев и ненависть к этим долбанным древним строителям:
— Твою же ебибетскую мать! Да чтоб вам на том свете ребра через жопу доставали! Без наркоза!
Я осторожно подошел к краю очередной рукотворной пропасти, Ли заботливо подсветил мне. Я внимательно всмотрелся в непроглядную темноту под ногами, столкнул в нее носком сапога лежащий на краю провала камень, прислушался, ведя отсчет — и-раз, и-два… Три, четыре… Нет, не слышно звука удара о дно, канул беззвучно булыжник в песок. Вот им что, этим извращенцам-строителям, в те времена заняться было больше нечем, кроме как копать на такую глубину?
Десять метров глубины! Семь в длину! Три с половиной в ширину! Все сам лично промерял! В темноте, веревочкой с узелками. А это же целых 150 кубических метров! 150 проклятых кубов камня! Ну и что, что это известняк? Он же, сука, не поверхностный рыхлый, выветренный и размытый дождями. Он, же гад, плотный. На нем все пирамиды стоят, а он их тысячетонный вес держит и не жужжит. И вот это все раздолбить, размельчить и вытащить на поверхность по длинным коридорам и четырем крутым подъемам! Вручную! На своем личном горбе! Совсем им делать было нечего?