"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32
Шрифт:
Для Церкви я был просто подарком Судьбы. Сломленный гибелью могучего Легата воин Легиона Хаоса может наболтать какой угодно чуши, оговорив и сам Легион и Его королевское величество со чады и домочадцы в придачу, но тут у них нашла коса на камень. Я замкнулся, ушёл в себя, говоря лишь при необходимости, и добиться от меня отцам-инквизиторам ничего не удалось. Это начало злить их и понял, скоро начнут бить, а потом и пытать, но сей факт меня совершенно не расстраивал. После смерти Танатоса мне было на всё и всех наплевать.
— Вы — еретик, — заклеймил меня дознаватель, — и ничуть не желаете раскаиваться в ваших
— Попробуйте, — мрачно усмехнулся я, — и вы узнаете силу Легиона.
— Убрать его! — рявкнул дознаватель. — Он упорствует в своём грехе!
Явились два дюжих охранника и водворили меня обратно в камеру. Такую же точно комнатёнку, только вместо стола и стульев кровать, а на ней устроился мужик в грязной, совершенно невозможной одежонке, обросший волосами и бородой. Вторая лежанка прямо на полу — куча тряпья и паршивенькое одеяльце.
Обычный тюремный трюк. Нечёсаный попытается вызвать на меня на откровенность, провоцируя хамством, а после фальшивым сочувствием. Вот только я эти вещи знаю не понаслышке, а на собственном опыте.
Подойдя к койке, я спихнул бородатого ударом ноги на пол и плюхнулся на его место.
— Ты чё творишь, гад?! — заорал он. — Чё творишь, а?! Я с тобой разговариваю, ты…
— Ну, я. — Я забросил руки за голову и закрыл глаза.
— Да я тя! — Бородатый ринулся на меня с кулаками.
Не поднимаясь, я ещё раз врезал ему ногой, на сей раз — по морде. Он отлетел, врезавшись головой в стену.
— И не рыпайся, уточка, — расслаблено бросил я ему, — а не то удавлю.
— Да ты чё, — вновь подошёл ко мне бородатый, — я ж не того. Я же этого…
— Остынь, приятель. Я все эти трюки ещё в детстве проходил. И не лезь ко мне.
— Да я, да ты!
— Да, я. Я самый и никто иной. А ты — платный осведомитель, или за идею работаешь?
— Я же тебе токо добра желаю, — сменил тему бородач. — Тебя же завтра мытарить спочнут. — Он подобрался ко мне на половину длины руки и я ударил его под дых и следом — снова по харе, оставив лежать у стены. Теперь можно поспать в тишине, ведь больше же не дадут.
— Ну и зачем было служащего бить?
Дознавателя поменяли. Фанатика в длиннополой рясе сменил некто вроде брата Карвера. В голосе его то и дело мелькала лёгкая ирония, а сам он почти необидно уязвлял моё самолюбие едкими шуточками.
— Он же на работе, — продолжал он, — исполняет свои обязанности, а вы его то ногами по лицу, то головой о стену. Разве это дело, а, герр Вархайт? Вам бы понравилось, если вас во время операции кто-нибудь вдруг принялся бить ногами?
— Пускай бы попробовал, — пожал я плечами. — Я ведь тоже не лыком шит, как говорят в Карайском царстве.
— Это верно, — кивнул клирик, — однако я прошу заметить — вы избили почти беззащитного человека, в то время как вас таковым не назовешь.
— Передёргиваете, отец-дознаватель, — усмехнулся я, похоже, начиная потихоньку оттаивать после смерти Танатоса, чему ироничный клирик только помогал, в отличие от своего предшественника. — Мы, кажется, говорили об избиении человека при исполнении служебных обязанностей, а могу я постоять за
себя и полежать за других к делу не относится. К тому же, ваш человек вполне сознательно пошёл на этот шаг, осознавая все возможные последствия, так что ответственности на мне нет. Он знал на что шёл и получил — что заслужил.— Приятно с вами поговорить, — усмехнулся в ответ дознаватель. — Вы можете трепаться на самые произвольные темы, но только не на нужную нам.
— Вы знаете, — теперь уже совершенно серьёзно сказал ему я, — но мне ваш предшественник так и не сказал, что же вам от меня нужно.
— Правда, — почти искренне удивился дознаватель, — переусердствовал он, жаль. Ну ладно, вы и сами всё поняли сразу, уверен, но я вам поясню: подпишите признательные показания о том, что вступили в противоестественный союз с Баалом, поддавшись его искушению, и в том вам помогал ваш хаосит. Вот, собственно, и всё.
— Хотите использовать меня против всего Легиона? Не выйдет. Вам меня не сломать, исключительно потому, что я и так сломан смертью Танатоса — моего хаосита. Пытать меня бесполезно, ибо я просто умру. Мне жить незачем.
— Что же, вы, видимо, правы, — кивнул клирик, — поэтому, я отправлю вас в специальную колонию, как у нас выражаются, на сохранение. До лучших времён.
— Почему же? Меня проще убить.
— Проще, — кивнул он, — но времена меняются. Кругом творится один Господь знает что, и вас лучше придержать. Быть может, мы сумеем использовать вас в новых обстоятельствах.
Эту тюрьму одни называли Отстойником, другие — Винным погребом, в ней как раз содержали тех, кого Церковь и убирать не желала, но и от света держала подальше. Нас, как выразился один винодел из Ниинского погреба, обвиненный в связях с Баалом, выдерживали словно доброе адрандское до срока. Я же обычно добавлял, что ещё неизвестно, что хуже — выпьют нас или сольют в помойное ведро. На что философ, уличённый в еретических воззрениях, в суть которых я вдаваться не хотел, возражал, что надо выяснить, что я подразумеваю под тем, что нас выпьют и выльют, ибо для вина оба действия равнозначно, ибо оно в обоих случаях меняется безвозвратно. И так до бесконечности. К счастью, вскоре я потерял не только счёт времени, но и чувство реальности.
Даже на выкрик надзирателя: «Зигфрид Вархайт!», я отреагировал не сразу. Двое других, наконец, подхватили меня под мышки и выволокли из барака. Притащили меня всё в ту же камеру, где допрашивали раньше, или её сестру-близняшку, но на сей раз за столом напротив меня сидел не кто иной, как брат Карвер, казалось, почти не изменившийся с нашей последней встречи.
— Приветствую тебя, Зиг, — бросил он, когда конвоиры меня буквально швырнули на стул и удалились по его жесту. — Как время провёл?
— Вашими молитвами, — буркнул я, ещё не совсем понимая не грезиться ли мне всё это.
— Зачем же так озлобленно? — спросил клирик, в его манере говорить появилось та же, что и у предыдущего дознавателя.
— Не озлобленно, — возразил я, более менее, приходя в себя, — я ещё плохо понимаю, кто я и где.
— Да уж, после Погреба некоторые так и не приходят в себя.
— Сколько я там проторчал?
— Пять лет, — ответил брат Карвер, — и за это время многое изменилось.
— Давай по порядку, — вздохнул я.