"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32

— На стационарных позициях они себя покажут, — решительно заявил тот, — и, естественно, только с лучшей стороны.

— Кстати, Пикеринг, как там поживает ваша книга о санскрите? — неожиданно спросил у него капитан Хаммерсмит. — Быть может, вам лучше все же начать работать над книгой о зулусском языке? А то самих зулусов скоро может и не остаться.

— Уж не думаете ли вы, Хаммерсмит, что лорд Челмсворд сумеет одолеть дикарей одним полком, пятью пушками и парой эскадронов местной кавалерии, — развел руками Чард. — Зулусы не такие уж дикари, как их пытаются представить. Вы еще новичок в Африке, а я успел повидать этих черных дьяволов.

— Это где же? — удивился задетый за живое Хаммерсмит. Его невинная шутка внезапно обернулась против него самого.

— Я уже служил в Роркс-Дрифт, — ответил Чард, еще немного помрачнев, хотя казалось, это было невозможно, — а это самая граница с землей Дабуламанзи — кровного брата вождя всех зулусов Кечвайо. Тот охотно торговал с нами. Но отнюдь не за блестящие бусы он продавал в Наталь своих людей. Он брал за них араку, ружья, порох, пули. Современное оружие запрещено продавать дикарям, но контрабандистов никогда не останавливала строгость возможного наказания. Что ни день мы ловили не одного мошенника, который шел через Буйволиную реку, обвешанный ружьями и патронами с головы до ног. Другие же ждали засухи и вели через мелеющую реку целые караваны. Обратно они всегда возвращались с повозками, полными черных рабов.

— Торговать своими людьми — это подлость! — произнес лейтенант Бромхэд. — Л ишь дикари, не ведающие цивилизации, способны на такое.

— По-вашему, мистер Бромхэд, — усмехнулся Пикеринг, — жители Древнего Рима были дикарями? Раб — не человек в обществе рабовладельцев. Он — имущество. Ценное, если может трудиться, грошовое — если нет. Не так давно еще во вполне цивилизованных странах процветало самое настоящее рабство. Как бы оно ни называлось.

Майору можно было не бросать на меня выразительных взглядов. И так было отлично понятно, на что именно он намекает. Но оправдываться я не стал. Крепостное право отменено, хотя далеко не все в империи считают, что это было верным шагом. Я же как-то даже не задумывался над этим вопросом.

Однако подобные разговоры, можно сказать, привели к злополучной дуэли. А началось все, как и положено, на балу.

Давал бал, конечно же, губернатор колонии Наталь. Я даже имени его не запомнил. Несмотря на вицмундир с золотым шитьем и благообразную внешность настоящего британского лорда, он полностью терялся на фоне лорда Челмсворда. Вот кто был подлинным королем этого бала. Собственно, как и все военные. Немногочисленные, надо сказать, штатские лица на этом балу находились в тени от нас — военных. Наверное, в тот день я впервые испытал настоящее тщеславие. Мы, уходящие на войну с жестокими дикарями офицеры — были героями этого бала. И не важно, какой носили мундир — красный или черный. Дамы с удовольствием дарили нам вальсы, мазурки и контрдансы. Вели с нами пустопорожние разговоры, всячески стараясь свернуть на тему войны.

— О, мистер Бромхэд, вы такой молодой, а уже отправляетесь на войну, — хлопая длинными ресницами, ворковала лейтенанту юная леди. Кажется, это была одна из многочисленных племянниц или дочерей кузин губернатора. Семейство у того было весьма большим — и все, конечно же, кормилось от него. — А вам не страшно будет там — в Зулуленде? Ведь эти зулусы — настоящие кровожадные дикари.

— Страх свойственен человеческой натуре, мисс. — Бромхэд на балу чувствовал себя куда уверенней, чем на плацу. Что, в общем-то, удивительно для офицера из африканских войск — особенной утонченностью они не отличались. — Однако белый человек давно уже не живет примитивными инстинктами. Разум в нас победил их. Именно этим мы в первую очередь превосходим дикарей, вроде зулусов.

— Поверьте мне, мистер, — подошел к ним офицер в полковничьем мундире. Левый рукав его заканчивался пустотой, — в бою человеком — что белым, что черным — очень быстро овладевают именно инстинкты. Самые примитивные. И вот тут мы зулусам сильно уступаем.

— Полковник Дарнфорд, — кивнул ему Бромхэд. Отдать честь по всем правилам он не мог, потому что держал свой белый шлем на сгибе локтя. — Разрешите поинтересоваться, чем именно мы уступаем проклятым дикарям?

— Когда у нашего солдата срабатывают самые примитивные инстинкты, он бросает винтовку и бежит с поля боя, — ответил полковник Дарнфорд, о котором я был наслышан от того же лейтенанта Чарда. — Зулус же во власти инстинктов превращается в форменное чудовище. Оно бросается не от врага, а на него, стремясь разорвать его, хотя и бы голыми руками.

— Поэтому, как вы считаете, — вступила в разговор старшая дама, сопровождающая юную леди, — эта война обойдется нам дорого, не так ли, полковник?

— Очень дорого, — честно ответил ей Дарнфорд.

И тут я был вынужден отвлечься. Меня за плечо кто-то осторожно тронул. Обернувшись, я увидел майора Лоуренса. Его, как обычно, сопровождал шериф Али. Увидев меня, хариш заметно помрачнел лицом. Он явно не забыл своего поражения при Месджеде-Солейман, и был бы рад, наверное, прямо сейчас пустить мне кровь.

— Майор, — кивнул я, — чем обязан?

— Вы знакомы, мистер Евсеичев, с лейтенантом Эберхардтом?

Лоуренс обернулся ко второму своему спутнику. Я был наслышан об этом человеке. Однако в компании, с которой я общался, тот был явно не в чести. О нем говорили-то довольно редко. Зато за пределами нашего небольшого круга офицеров имя Светлого Руди временами буквально не сходило с уст. Особенно в связи с очередной его победой над особенно неприступной дамой. Я не уверен, что хотя бы половина слухов о нем была правдива. Однако, когда увидел его в первый раз, моя уверенность была поколеблена. Внешность у Рудольфа Эберхардта была просто убийственной для дам.

— К вашим услугам, — произнес он, пригладив левой рукой тщательно зализанные назад волосы. Шлемом Руди пренебрегал, а поверх черного мундира надел легкий белый плащ, рукава которого были украшены красными крестами, стилизованными под мечи.

— Никита Евсеичев, — прищелкнул каблуками я.

Рук, однако, мы друг другу не подали.

Лоуренс же как будто потерял к нам какой-либо интерес. Он шагнул ближе к полковнику Дарнфорду. Прищелкнул каблуками, обращая на себя внимание.

— Полковник, — обратился он к Дарнфорду, — простите, я невольно услышал ваши слова. Я так понимаю, вы не слишком высокого мнения о наших солдатах?

— Ни для кого не секрет, что мощь британской армии зиждется на отребье — каторжниках, преступниках, нищих, ворах и разбойниках с большой дороги, — пожал плечами Дарнфорд. — Но сейчас я говорю именно о различии между солдатом и воином. Вы понимаете, о чем я, майор?

— Не слишком, — покачал головой Лоуренс. — Если быть честным, то я не вижу разницы между этими двумя словами.

— Она проще, чем может показаться, — вступил в разговор Эберхардт. — Солдат — это подневольный человек. Он идет в армию либо от безысходности, либо потому, что выбора у него попросту нет. Он не умеет толком сражаться и скоро гибнет. Воин же — рожден для битв. Только они ему милы по-настоящему. Ни женщины, ни вино, ни карты — ничто так не радует настоящего воина, как сражение. Ведь он создан именно для него.

Говоря это, Эберхардт то и дело бросал победительные взгляды на юную леди. Та, казалось, совсем перестала обращать внимание на Бромхэда, глаза ее были прикованы к красавчику-немцу. Надо сказать, что и белый плащ с мечами-крестами на рукавах придавал ему известный шарм. Бромхэд стоял столбом, имея самый несчастный вид. Мне его даже жаль стало. О молодом человеке словно бы забыли все.

— Несколько поэтично и приукрашено, — кивнул Дарнфорд, — но в целом верно.

— Герр Эберхардт, — не удержался тут я, — а вы знаете, от какого слова происходит слово солдат?