"Фантастика 2025-48". Компиляция. Книги 1-23

Столицей КША пока остается Ричмонд. Новоизбранный Конгресс сможет принять решение о возможном переносе столицы, вероятно, в Вашингтон, так как все здания в городе уже имеются, не придется ничего строить заново.

В силу вводится Конституция Конфедерации в редакции двадцать второго февраля тысяча восемьсот шестьдесят второго года с двумя важными поправками. Эти поправки уже вступают в силу, но после созыва нового Конгресса должны будут пройти процесс ратификации, как это предусмотрено в Конституции. Первая из них вводит прямые выборы президента нашей Конфедерации. Если при голосовании ни один претендент не получит большинства голосов, то состоится повторное голосование, в котором будут участвовать два кандидата, получившие наибольшее количество голосов. Эта поправка была принята ввиду результатов выборов тысяча восемьсот шестидесятого года, на которых, несмотря на то что он получил менее сорока процентов голосов, избрали Авраама Линкольна, что и привело к Войне Северной агрессии.

Вторая же поправка отменяет рабство и признает недействительными все положения Конституции о таковом. После долгих обсуждений было решено, что негры Конфедерации получат особый статус, который будет закреплен в законах Конфедерации и штатов; полное же гражданство получат те из них, кто воевал на стороне Конфедерации либо ополчения, или же по-иному поддержал борьбу за правое дело.

Должен сказать, что некоторые наши политики, в частности вице-президент Александр Стивенс, сочли эту поправку неприемлемой. Именно поэтому вице-президент Стивенс решил не участвовать в сегодняшней церемонии. Это его право, и я его уважаю, хотя не вижу, как можно было бы восстановить рабство в сегодняшних условиях.

Дорогие сограждане, союзники и гости! Как говорит мой русский друг генерал-майор Бережной, feci quod potui, faciant meliora potentes [91] . Надеюсь, что те, кто придет нам на смену, превратят Конфедерацию в «землю молока и меда», в которой всем ее гражданам будет хорошо жить. Надеюсь также, что мы никогда не забудем того, что именно России и Югороссии мы обязаны нашей победой и нашей свободой. Прошу всех наших потомков, помните это и дорожите дружбой с Российской империей и с Югороссией.

91

«Я сделал, что мог, пусть те, кто может, сделают лучше» (лат.) Как ни странно, эта фраза появилась именно в России и впервые упоминается у Чехова.

Я бы хотел попросить министра иностранных дел Югороссии Нину Антонову – да, эта очаровательная дама рядом со мной и есть министр – сказать нам пару слов.

К этому я была совершенно не готова, но подошла к пульту и еле-еле удержалась, чтобы не козырнуть Дэвису – головной убор, пусть в виде легкомысленной шляпки, у меня имелся. Но президент поклонился, поцеловал мою руку, и я начала:

– Дорогие конфедераты! Я рада, что справедливость наконец-то восторжествовала. Вам не всегда будет легко, но я надеюсь, что вы никогда не забудете жертв, принесенных вашими согражданами на алтарь свободы – помните, им пришлось неизмеримо труднее. А мы, русские – и югороссы, и граждане империи, – сделаем все, чтобы помочь вам в этом непростом деле. Но отныне ваша судьба в ваших собственных руках, и ни в чьих иных. И никогда не забывайте тех, в чьем сердце не гаснул огонь Конфедерации все эти долгие двенадцать лет. Именно они – президент Дэвис, адмирал Семмс, генерал Форрест и многие-многие другие, а также те, как генерал Тёрчин, перешедшие на правую сторону, увидев творящееся на этой земле беззаконие, – и сделали этот великий день возможным.

Но самое главное, в отличие от первой Конфедерации сегодняшняя Конфедерация – государство, которое уже признали Россия, Югороссия и Ирландия, государство, которое состоялось, государство, для которого, я надеюсь, прошло время войн и пришло время мирного созидания. Да здравствует Конфедерация!

– А теперь, леди и джентльмены, – объявил Дэвис, – объявляю сегодняшний день Днем Конфедерации! По этому случаю все приглашаются на торжественную трапезу! – И он показал на Молл, где на расстоянии метров, наверное, двухсот стояли длинные столы, на которых дюжие повара резали жареное мясо, а рядом – бочки, судя по всему, с пивом. К ним немедленно выстроились длинные очереди.

Нас же, а также офицеров, гостей, и репортеров, и всех русских, повели к столам, расставленным чуть поодаль. Под ликование толпы мы спустились на Молл и отправились туда под охраной полудюжины солдат. Я еще подумала, как просто можно было бы всех нас поубивать, если кто-нибудь поставил бы перед собой такую задачу. Тем более что в этом городе на политиков покушались не так уж и редко – вспомните хотя бы недавнее убийство Хейса, а в шестьдесят пятом – Линкольна.

Поэтому я контролировала ситуацию, как могла, да и Сергей, как я заметила, весьма внимательно посматривал по сторонам. Тем не менее все обошлось. Кормили нас, кстати, тем же самым, чем и других – мясом с кукурузой и пивом. Должна сказать, что было достаточно вкусно.

Когда начало вечереть, Дэвис сказал мне:

– Госпожа Антонова, мы решили выделить командованию югороссов Президентский особняк в качестве резиденции на время вашего пребывания в нашем городе. Сейчас вас отвезут туда на вашем автомобиле, а завтра в одиннадцать пятнадцать, если вам удобно, я хотел бы видеть вас – и других русских – у Капитолия, со стороны Молла. Прислать за вами автомобиль, или вы предпочитаете прогулку верхом?

– Верхом, – улыбнулась я, вспомнив, как я ребенком взяла пару уроков верховой езды. Слава Бережной чуть помрачнел, и я подумала, что, может, лучше и правда на машине? Но промолчала.

– Тогда за вами прибудут в одиннадцать часов ровно. Доброй вам ночи, господа!

11 сентября (30 августа) 1878 года. Вашингтон, Президентский особняк

Генерал-майор Вячеслав Николаевич Бережной, армия Югороссии

Утром мы – Нина Антонова, Серега Рагуленко и я – собрались на завтрак в небольшой президентской столовой на втором этаже. Завтрак состоял из яичницы, хрустящего бекона, картошки, поджаренной вроде драников, и – по словам слуги, сервировавшего стол, – «немножко Юга»: каша из грубо помолотой кукурузы – grits – и пюре из измельченной говядины в мучном соусе – creamed beef. Должен сказать, что последние два блюда мне особенно понравились.

– Ну, как спалось? – спросил я. – Нина, ты же вроде сподобилась почивать в президентской спальне.

– Так себе. Тяжелая викторианская мебель, примерно как здесь. Кровать такая мягкая, что я чуть не утонула в ней, – усмехнулась Нина. – А на стенах спальни – мазня на банно-прачечные мотивы: голые толстозадые бабы с претензией на подражание Рубенсу. Я поинтересовалась у слуги, неужто здесь такое в моде. Он лишь пожал плечами, дескать, страна, видите ли, высокоморальная, подобное творчество в стиле ню здесь не приветствуется, но вот сам Хоар просто тащился от пышных женских форм. При Уилере там висели портрет его покойной жены, картина на мифологические темы и какой-то пейзаж. Но Хоар приказал убрать все в подвал, как и прочие картины, оставшиеся от бывших президентов. А у тебя как?

– Примерно такое же ложе, только везде, где нужно и не нужно, рюшечки и цветочки. Это была спальня мадам Хоар – хотя она, как я понял, там ни разу не появилась. Зато живопись была достаточно интересной – романтические ландшафты. Как мне сказали, это школа долины Гудзона. Серега, а у тебя?

– Гостевая спальня. Минимализм – остался, говорят, еще от президента Джонсона, дизайнером послужила его дочь. У нее, сказать честно, был неплохой вкус.

– Нас вроде грозились забрать в одиннадцать? А сейчас девять, – я посмотрел на часы, – двадцать две. Давайте попросим кого-нибудь из слуг устроить нам небольшой тур. Заодно и поснимаем. Когда еще удастся побывать в Белом доме, – предложил я, хитро улыбнувшись.

– Ладно. Вот только мучает меня один вопрос, – сказал Сергей. – Я, знаете ли, насмотрелся на то, что наши друзья – особенно из цветных полков – устроили на этой земле. Очень все похоже на «подвиги» нацистов. Все, как в фильме «Обыкновенный фашизм». Либо на безобразия грузинских гвардейцев в Южной Осетии. Помните, я вам показывал фото, сделанные мною в Цхинвале. Разгромленная школа и театр имени Хетагурова. Расстрелянные и раздавленные танками машины на улицах, а в них обгоревшие трупы – не только взрослых, но и детей, и стариков… Меня впечатлил школьный журнал на полу разгромленной школы, исписанный грязными ругательствами, хотя это было мелочью по сравнению со всем остальным. Тогда я и спросил себя, а почему мы не были готовы к грузинскому вторжению? Да, мы не хотели, чтобы мир заклеймил нас как агрессоров, но они же все равно это сделали. А так мы смогли бы спасти сотни жизней – не только осетинских, но и наших.