"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-28

Сказали ждать — буду ждать. Присел на лавочку. Вдохнул воздух, пропитанный строительной пылью, потоптал ногой по екатерининской земле. Здравствуй, Родина!

Цикалиоти вернулся через полчаса.

— Все в порядке! Вас приняли. Управляющий сказал, что ему ныне недосуг. Позже на вас посмотрит. Препоручил вас моим заботам. И Фонтон вас ожидает. Идемте.

Феликс Петрович ждал нас не в своем кабинете в полуподвале, а в другом доме, в почти законченном каменном флигеле, над которым устраивали крышу из черепицы. Рабочих внутрь уже не пускали, и можно было коротко переговорить на пустынной лестнице.

— Все порядке? Просьбы?

Я отрицательно покачал головой. Затем меня осенило.

— Ваше высокоблагородие! Есть! Есть просьба! Не примете на хранение мой капитал? Ящик небольшой, порядка трехсот золотых монет.

Фонтон прищурился:

— Вот не могу я тебя понять, Коста, хотя давеча хвалился, что всех вижу насквозь. Другой бы денег попросил за службу, а ты сам деньги мне тащишь. Ничего себе, всего около трехсот… Не то ты отменный хитрец, не то жулик первостатейный. В чем подвох?

— Нету никакого подвоха. Все честно. Как учил меня дед: дашь священнику денег, и Богу должен останешься. Хочешь друга потерять, одолжи ему денег. Куда мне с моим золотом податься? Ненадежно спрятано, и Константинополь покидаю. Когда еще обратно ворочусь? Кому, как не вам, довериться, вы же человек чести? Будет нужно, выдадите, сколько потребуется. Не потребуется, у вас полежит, не протухнет. Не откажите!

— Каков твой дед мудрец, но богохульник. Возьмёшь свой капитал с собой в Бююкдере, там найдешь отца Варфоломея. Удивительно доброй души человек. Он присмотрит и на храм не попросит. А связь со мной будешь держать через студента. Пущай приучается к работе… дипломата. Из цирюльников в визири не попадешь, сложа ноги на диване и покуривая трубку, — засмеялся Фонтон, глядя на залившегося краской Цикалиоти.

Ну, раз так карта легла, помчался вприпрыжку к Константину. Оказался у Гадикпаша Хамами уже ближе к вечеру. Моего приятеля на месте не оказалось. Может, оно и к лучшему?

Прокрался к знакомому лазу, прихватив у печей тлеющую ветку — смысл теперь маскироваться, если обратно не вернусь? Пролез в цистерну. Стал искать фонарь. Нету, все руками обшарил.

— Кто здесь? — спросил тихо.

Сбоку раздался шорох. Поднял тлеющую ветку и взмахнул, чтоб разгорелась получше. На меня надвигалась темная фигура. Отскочил назад. Нога подвернулась. Ветка выпала из руки. Я с громким воплем упал в воду.

[1] История Феликса Фонтона, как русского резидента в Константинополе — авторская выдумка. Никаких данных о его принадлежности к секретной службе нет. Но он, действительно, был награжден одним из Высших орденов Империи, и ходатайствовал о его награждении сам И. И. Дибич. Даже у посланника А. П. Бутенева орден Св. Анны был второй степени. И драгоман в самом деле участвовал в допросах пленных во время войны. Непростым чиновником он был.

[2] Белые пуговицы — отличительный знак русских дипломатов. Шутка «пришей к мундиру белые пуговицы» — намек на то, что человек искусен в переговорах.

Глава 9 Бююкдере

Вынырнул из воды, отплёвываясь. Необходимо успокоиться. Быстро решить, как действовать. Это засада. Сердце стучало, как бешеное.

Огонек на конце моей ветки поплыл в темноте куда-то вбок. Кто мне противостоит, не понятно. Зато намерения — как на ладони. Выследили. Нужно вооружиться.

Точно! Ханджар! Я мысленно хлопнул себя по лбу.

Так, быстро включаем мозги. В первый раз, когда все прятал, делал так: поставил фонарь на край цистерны, двигался рывками, ныряя, кажется, вправо, добрался до стенки, и где-то там ниша с ящиком, а возле нее ханджар.

Повернулся направо и решительно погреб вперед одной рукой, вытянув вторую, чтоб не врезаться в темноте в ожидаемый бортик. Уперся в него. Стал ногами елозить по дну. Ну же, давай! Ловись!

Есть! Что-то есть! Нырнул — и ханджар в моей руке! Теперь поиграем.

Неяркий свет от зажжённого фонаря разогнал чернильный мрак. Ослеп на мгновение, но стоило глазам привыкнуть, все стало ясно.

Чертов печник. Черный абиссинец. Стоит у края бортика, вытянув фонарь, и скалится. Ну кто бы сомневался? Только он и мог проследить.

Красивый мужик. Яркие белые зубы, кожа темная, но черты правильные: прямой нос, тонкие губы, лицо вытянутое — просто иконописный лик, а не негр с широким приплюснутым носом и толстыми губами. Только волосы, видно, курчавые и жесткие, как мочалка. Небольшая бородка с усами, тронутыми сединой.

— У меня нож! — крикнул я громко, выставляя ханджар перед собой.

— У меня нет, — спокойно констатировал печник.

— Если у врага нож, достань пистолет и стреляй. Если пистолета нет, развернись и беги, — поделился я мудростью спальных районов Тбилиси.

Абиссинец вытянул палец вперед:

— Пуф! — и картинно сдул с пальца воображаемый дымок. — Убит!

— Ты дурак?

— Я Фалилей! Имя, — пояснил мой противник. — Человек нож вперед — человек говорить.

— Ну что ж, давай поговорим, — сказал я, не отводя взгляда от абиссинца и начав мелкими шагами подбираться к краю бассейна.

— Драться — нет. Фалилей не бивать. Кровь — плохо. Фалилей бежать, вход… — печник показал рукой, как он завалит лаз, и сделал шаг назад.

Я притормозил. Пат.

Или не пат. Если он завалит лаз, мне не выбраться. Это шах.

— Точно драться не будешь? — Фалилей покачал головой. — Хорошо. Смотри, я выбрасываю нож.

Ханджар полетел в воду, примерно туда, где был спрятан ящик. Абиссинец протянул руку: мол, давай, помогу вылезти.

Рукой помощи я воспользоваться не решился. Вылез сам и стал раздеваться, отжимая каждую вещь. Пускай одежда немного просохнет. Фалилей спокойно уселся метрах в трех от меня, поставив фонарь между нами.

— Значит, говоришь, кровь — плохо?

— Фалилей — христа. Настоящий христа. Не убивать. Только говорить, — самодельный деревянный крест на его шее подтверждал его слова. Он коснулся его рукой.

— И что же ты хочешь, христа? — спросил, пристраивая свой зад на куче камней.

— Свобода! Фалилей не терпеть хамам. Печи, жарко, — пожаловался на избыточное тепло житель восточной Африки.

Я задумался. Зачерпнул горсть мелких камушков и стал их пересыпать из ладони в ладонь. Затянувшуюся паузу снова прервал абиссинец: