"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-28

Глянул на планшет и проложил маршрут до указанного адреса. Поднял воротник своей лёгкой куртки и вышел из челнока одним из последних. На улице было значительно ниже нуля. Народ закутался в термокуртки и неторопливо побежал в разные стороны. Большая часть, как сделал вывод Егоров — в сторону вокзала. Выбора не оставалось, и он побежал вслед за всеми. Тротуар от посадочной зоны был расчищен, но ближе к середине снега становилось всё больше. Ботинки промокли от взмешенной толпой снежной жижи, отчего становилось ещё холоднее. Нет, конечно, отставной гардемарин видел зиму не первый раз и учился в своё время преодолевать и такой климат. Но за последние десять лет его жизни случаи, когда ему приходилось находиться в холодных районах, можно было посчитать по пальцам одной руки.

Подошёл к информационному табло, потоптался на месте, нашёл нужный рейс, ведущий в Солнечный регион. Рядом с табло Егоров заметил автоматический магазин тёплой одежды. Посмотрел цены и присвистнул — самая дешёвая куртка стоила полторы тысячи. Привычная скупость одержала верх, и Егоров пошёл к перрону в лёгкой куртке.

Ждать пришлось недолго, поезда ходили каждые десять минут. Вагон был поизношенный, отапливаемый, со столиками, экранами и прочим, но со сквозняком. У входа стоял автомат с кофе, через пару минут пути Егоров не выдержал, подошёл и взял кружечку. Сверил сумму на терминале.

На счету оставалось двадцать пять тысяч семьсот кредитов.

Пейзаж за окном, несмотря на непривычную погоду, был вполне приятный. За небоскрёбами торговых и офисных зданий, окружавших космопорт, начинался район малоэтажной застройки. Домики перемежались огромными парковочными башнями для востроскруч и спиральными фермами для личного транспорта. Вдали виднелся темнохвойный лесок — не то реликтовый, многовековой, не то лесопосадки.

— Научи этот народ существовать в четырёх измерениях, он и там построит маленькие домики с сельским туалетом, — вырвалось из уст Леонида, вызвав неодобрительный взгляд у сидящей через проход пожилой дамы.

После того, как поезд залез в тоннель и вылез из него, Егорову пришлось прищуриться — тускловатое тюменское солнце здесь пекло во всю мощь. Облака со снегом остались где-то позади. Теперь они ехали по длинному склону вниз, в широкую долину, раскинувшуюся среди заснеженных гор. От трассы на десятки километров вниз тянулись аккуратные невысокие многоэтажки ярких цветов. Окружавшие деревья с разноцветными кронами добавляли ощущения уюта к пейзажу этого спального региона. И зря УСП считают отсталой провинцией, подумалось Егорову, раз даже на такой окраине, как Тюмень, есть такие свежие и цивилизованные места. Конечно, технология возвдения древняя — не умные районы, не кварталы-трансформеры и не купольные небоскрёбы, а всего лишь дома, но сердце отогревшегося поэта всё равно оказалось к ним не равнодушно. Сочинилось новое короткостишие:

«Посеяло солнце в Тюмени районы…»

Зима. Деньги не пахнут

Егоров сверился с картой, написал Вольдамару о том, что выходит. Тот ответил, что всё приготовлено и напомнил, что следует искать тридцатый дом.

Выходить в холод не очень хотелось, но Егоров решился и направился к выходу. Платили здесь, как и часто на общественном транспорте, на выходе, прикладывая карту сначала к глазам, потом к терминалу. Вместе с ним вышел хмурый высокий юноша с белыми, как снег, волосами. Варшавец, подумал Егоров — народность редкая что здесь, что в центральной полосе Союза. На перроне, как ему показалось, было немного теплее, чем на месте посадки. Такое чувство, что в микрорайоне, зажатом в ущелье, поддерживали искусственный климат. Но слякоть вперемешку с опавшими листьями всё ж не давали забыть о том, что зима близко. Егоров посмотрел планшет и местное время. Зацепил взглядом характеристики планеты. Сутки здесь длились тридцать шесть часов, а вот дней в году было всего двести восемь.

Автомобилей и леталок на улочках виднелось не так много. Жужжащие курьерские квадрики и толпы людей на велосипедах вокруг поднимали настроение. После суровой «Тавды» все прохожие, живущие в цивильных новостройках, воспринимались как культурные, воспитанные люди.

Тридцатый номер прятался за шеренгой разноцветных домов, стоящих близко к монорельсовой магистрали. Вместе со своим соседом, тридцать вторым домом, он выделялся среди скрывающих его высоток. Облупивший фасад, небогатые, а то и вовсе отсутствующие голографические наличники на балконах и деревянные двери парадных создавали общее ощущение запущенности. Никаких видеофонов на двери не оказалось. Егоров для проформы переспросил Вольдемара через планшет — правильно ли он идёт. Тот не ответил. Зашёл в подъезд — подъехавшая лифтовая кабинка открыла только одну дверцу из двух. Егоров протиснулся внутрь, набрал номер квартиры — сорок пять. Лифт, натужно скрежеща механизмами, закрыл работающую дверцу, развернулся на круге, подполз к шахте и полез наверх. Открылся в тамбуре перед квартирой, захлопнул дверцу и поехал обратно. Егоров оглянулся назад и отшатнулся — дверцы в лифтовой коридор не закрывались, и через метра три зияла пасть шахты.

Дверь в квартиру в тамбуре оказалась открытой. Доносился детский плач и голос из видеоновостей. «Курс ведра дефлюцината марки Урал по итогам торгов на бирже на этой неделе равен сто сорока шести кредитам. Погода…» В коридор выбежала девочка лет семи, испуганно посмотрела на поэта, и крикнула:

— Папа, папа! Пришли!

Егоров с лёгкой нерешительностью перешагнул через порог. Во внутренний коридор вышла растрёпанная девушка с плачущим грудным ребёнком на руках. Сказала сквозь зубы:

— Здрас-сьте, — и ушла обратно в комнату.

— Я сейчас! Привет! — послышался голос Вольдемара.

Приглашать в дом и поить с дороги чаем, как надеялся Егоров, не стали. Вокруг царил беспорядок, присущий древнему укладу — ободранные бумажные обои, разбросанные пелёнки, мешки из-под продуктов и мусора, старая обувь и стеклянная тара из-под алкоголя. Комнаток, судя по дверям, было всего две. Егоров хмыкнул — квартира гопников Скомороховых по сравнению с этим бардаком казалась элитной. С другой стороны, для обители безработного провинциального поэта такое казалось практически нормой.

Наконец, Вольдемар выскочил из комнаты, таща за спиной пухлый мешок с какими-то вещами. На плечах была лёгкая куртка примерно того же фасона, что и на Егорове.

— Поехали! Я уже вызвал такси. Давай пешком, побежали.

За лифтовым коридором оказался узкий проход, ведущий на тесную металлическую лестницу, которая шла снаружи, вдоль балконов.

— Скоро всё это снесут, — пояснил Вольдемар. — Семьдесят лет домикам. Одни из первых в регионе. Живёт здесь всякое отрепье, вроде меня. Но ничего, я скоро перееду отсюда.

— Ты мне лучше скажи, куда мы идём? — с нескрываемым раздражением спросил Егоров. — И как долго это продлится, а то я чувствую, что подписался на кота в мешке.

На разворотной площадке они чуть не столкнулись с ярко раскрашенной женщиной в облегающем халате. Увидев проходящих, халат моргнул, на миг став прозрачным.

— Не хотите развлечься, ребята?

— Уйди, женщина, мы идём вершить великие дела! — Вольдемар был весел. — Есть одна движуха. Выступить на свежем воздухе. С трансляцией в городскую сеть. Перформанс. Живое выступление. Импровизация. Что-то вроде театрализованного действа. А оплачивать будут добровольными взносами. Я так в прошлом месяце сорок тысяч поднял! Правда, всё уже пропили и проели.

— Я не сильно большой актёр. В чём моя роль?

— По правде сказать, вторая роль. Я буду говорить, просто соглашайся со всем. Я тебя буду инструктировать по ходу пьесы. Ты мне по возрасту подошёл просто. Тебе сколько, кстати, пятьдесят пять?

— Ничего себе ты меня сейчас обидел, — сказал Егоров. — Поменьше!

— Флотские быстрее стареют, говорят. Перегрузки и прочее.

Егоров промолчал. Они спрыгнули с пролёта последнего этажа, обежали дом. Там уже приземлилась четырёхместная электролеталка с живым шофёром.