"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Радиограмма с «Бобра» от капитана 2-го ранга Шельтинга, ваше превосходительство. «Десант высажен, порт захвачен, склады неприятельской армии взяты в сохранности».
— Отлично, Владимир Иванович, теперь барон зубами вцепится в Инкоу, и оттуда его выковыривать будут долго. И склады уничтожить успеет — представляю, сколько туда китайцев Владимир Владимирович согнал. Будем ждать пароходы с трофеями, нам все сгодится.
Давно вынашиваемый в штабе план набега на Инкоу все же состоялся по настойчивой просьбе контр-адмирала Эссена. В море вышли вся четверка броненосцев, чисто для наглядной демонстрации зажатым на Зеленых горах японским войскам решимости русского флота покончить с их уже полумесячным «квантунским сидением». И хотя кроме «Пересвета», остальные три броненосца на самом деле не представляли угрозы для эскадры адмирала Того, явись он сейчас сюда, но определенное воздействие на умы японцы получили — осадная армия Ноги находилась уже в критическом положении, лишенная подвоза всего необходимого — почти
На захват второго порта Маньчжурии были отправлены канонерские лодки «Бобр» и «Гиляк», способные действовать в реке, а с ними несколько пароходов. Для истребления вражеских канонерок отправился «Аскольд», вот только противника там не застали — «Цукуши» и с ним еще два небольших корабля ушли за сутки до набега. Крейсера «Диана» и «Новик» играли роль ретрансляторов, передавая сообщения ль Эссена и «Бобра». Подобный вариант отрабатывался наместником и вице-адмиралом Старком еще до войны, когда эскадра маневрировала в Желтом море, доходя до Шаньдуня. Теперь же просто снова воспользовались данным опытом, что бы отреагировать если появятся крейсера Камимуры, скорость которых позволяла избежать им схватки с русскими броненосцами.
— Николай Александрович, я думаю, нам стоит поторопиться с переводом ВОКа сюда, они могут не только сопровождать «Лену» и «Ангару» до Цугар, но и дойти вместе с ними сюда. К этому времени войдет в строй «Баян», и в сентябре мы сможем сами навязать противнику генеральное сражение, имея в боевой линии девять вымпелов против восьми. Один удачный бой и война на этом фактически закончится. И главное — противник сейчас не в силах нам помешать — через пять дней ВОК выйдет в море.
— Пожалуй, тут вы правы, — после паузы отозвался Матусевич. — Надо действительно стянуть все силы в кулак. А что тогда с «Богатырем»?
— Дойдет вторым рейсом наших лайнеров, в сопровождении — к этому времени крейсер будет боеспособен — работы на нем идут круглосуточно. Обратно отправится «Диана» и «Чийода» — и во Владивостоке будет сосредоточен достаточно серьезный отряд из трех кораблей, способный справится с малыми крейсерами противника. Не думаю, что Хейхатито Того в такой ситуации рискнет отправлять в набег эскадру Камимуры, а с «собачками» Девы или крейсерами Уриу контр-адмирал Иессен вполне способен расправится. К тому же у «Чийоды» броневой пояс, а по скорости она ни в чем не уступит «Диане» — на ней новые котлы и машины.
— Хорошо, составьте телеграмму, отправьте сразу наместнику и во Владивосток — у Петра Алексеевича будет дополнительный день на подготовку. Жаль, что восьмидюймовые пушки идут по железной дороге, но тогда здесь установим и работы с казематами закончим. Все же у нас сейчас два дока имеется, вполне способных принять даже эти крейсера. Повреждение торпедой «Севастополя» совсем некстати, но война без потерь не бывает. Но да ладно — на сегодня, пожалуй, и хватит. До утра ждем Эссена с крейсерами, потом всей эскадрой возвращаемся в Дальний. А там ждем подкреплений и готовимся к генеральной баталии…
Николай Александрович сидел в салоне — стояла ночь, «Цесаревич» шел на семи узлах, эскадра отрабатывала ночное движение. А он размышлял о минувших боях. Подрыв броненосца «Севастополь» произошел в корме, и силой взрыва были деформированы валы и от сотрясения пострадали паровые машины. Теперь, после того как залатают в доке пробоину, корабль обречен на «вечную стоянку» брандвахтой в Дальнем. Со скоростью 8–9 узлов путь к вражеским берегам для броненосца закрыт, а после войны и капитальный ремонт не стоит проводить — придет время дредноутов. Да и с трофейной рухлядью не нужно возиться, лучше подарить китайские корабли Поднебесной, для «сглаживания» некоторых моментов. Но то решать наместнику, а эскадру новые «приобретения» нисколько не усилят, если только в качестве расходного материала для боев в корейских шхерах.
Матусевич наклонился над стопочкой листов, принялся их перебирать. «Чийоде» уже практически залатали дыру от подрыва на мине, и через неделю корабль выведут из дока и поставят «Севастополь» — ремонт последнего займет месяц, и то при круглосуточной работе. «Чин-Йен» уже подняли, и буксирами отведут в Порт-Артур — там китайский трофей ждет ремонт. С броненосца снимут германские двенадцатидюймовые орудия и поставят вместо них русские девятидюймовые, причем последнего образца с длиной ствола в 35 калибров. Их позаимствуют с «Императора Александра II», что на ремонте в Петербурге — на этом броненосце решили установить новые котлы и машины, а старые 205 мм и 229 мм орудия заменить на новые 203 мм стволы, и использовать в качестве учебного корабля, и в береговой обороне. Ни к чему другому этот корабль более не способен — к этой войне он безнадежно опоздал. Зато его пушки послужат на «китайце» — хоть какая-то польза, как раз для обстрела береговых объектов.
— Почти три недели прошло после боя в Желтом море, а ситуация кардинально изменилась, — пробормотал Матусевич, а в голове снова прорезались чужие мысли, ставшие уже привычными, к которым он стал внимательно прислушиваться, буквально внимать, ведь польза от них была ощутимая. Он до сих пор не мог принять разумом тот факт, что эту войну Россия вдребезги
проиграла стране, которая уступала империи по всем показателям — демографическим, экономическим и чисто военным. Такое просто в голове не укладывалось, но он прекрасно сам видел, чем должен был закончиться бой в Желтом море. И ответ у него пока имелся один — других объяснений не нашел. Проигрыш империи в войне связан не с объективными, а субъективными обстоятельствами, тем самым человеческим фактором, что определяет как ошибки, так и злой умысел, а тут сложно разобраться чего больше. Но ясно одно — поражение обусловлено неправильной дислокацией флота, его сознательным ослаблением перед началом войны. Потому что наличие боеспособной и многочисленной эскадры в Дальнем из одиннадцати броненосцев — семи имевшихся, плюс отряды Чухнина и Вирениуса — однозначно определял поражение Японии в войне, у которой всего шесть первоклассных броненосцев и восемь броненосных крейсеров против пяти русских. Высадка неприятельских войск в Маньчжурии при таком соотношении сил становилась невозможной, только переброска дивизий в корейские порты на юге полуострова. Потому что доставка грузов и солдат в тот же Чемульпо, при господстве на море Тихоокеанского флота невозможна чисто практически. А это означало одно — японцам идти пешком до Ляояна девятьсот верст, неся все необходимое на спинах кули. Русским до театра военных действий больше семи тысяч верст, но по железной дороге — явный выигрыш в объемах поставок припасов и людей, и времени — ведь эшелон идет быстрее, чем человек пешком по корейскому бездорожью. И теперь именно этот вариант и ожидает японцев — Дальний и Инкоу они потеряли…Атака японской пехоты на русские полевые позиции, усиленные пулеметами на высоких колесных станках…
Глава 26
— Господа, не могу считать себя знатоком военных действий на суше, но одно мне сразу бросилось в глаза на диспозиции, составленной командующим Маньчжурской армии, покойным генералом Куропаткиным…
Наместник здесь сделал расчетливую паузу, перекрестился — все присутствующие на совещание последовали его примеру. Версию о случайной гибели от вражеской пули бывшего военного министра восприняли с изрядным скепсисом, гораздо ближе многим пришелся слух, что Алексей Николаевич просто покончил с собою, что в русской армии было вполне обыденным явлением. Офицеры шмаляли в себя из табельных наганов и «высочайше» разрешенных к ношению браунингов, пускали в ход маузеры и даже снятые с вооружения «смит-вессоны» — в общем, самый широкий выбор оружия для свершения в свою голову или сердце последнего выстрела. И поводов к самоубийству было вполне достаточно, и все вполне обоснованы. Тут и дела «сердечные» — несчастная любовь, супружеская измена или получение неизлечимого сифилиса — «венерическое» ведь заболевание, с амурными делами связанное, как и женитьба, после которой выясняется, что супруга в молодые годы была носительницей «желтого билета», и вполне легально занималась проституцией. С позором увольняли со службы, и офицер, потрясенный чудовищной метаморфозой, тут же стрелялся.
Но основным моментом было банальное казнокрадство, когда за руку хватали — это интенданту можно плевать в глаза, утрется — они к этому привычны. Но что делать боевому офицеру, растратившему денежные средства вверенной ему части. А соблазнов и пороков много — от тех же любовниц до карточных игр, где в груди бушует азарт. Потом приходит понимание, что проиграл все — и казенные деньги, и выдал векселя на огромную сумму, или прилюдно взял заем под «честное слово». Карточный долг дело первостепенное, нет денег, не садись играть — нехитрое, но жизненное правило. Вот и стреляли в себя и пехотинцы, и артиллеристы, и ученые саперы в пенсне, и моряки в своих каютах, и особенно лихие кавалеристы, воспитанные на стихах Дениса Давыдова, тот еще был гусар, теперь они только в гвардии остались, закончились уланы с флюгерами и гусары в ментиках, всех «царь-миротворец» драгунами сделал в мерлушковых шапках и мужицких шароварах. И по этому поводу тоже стрелялись, но чаще увольнялись со службы, не желая вместо ментика носить «кафтан».
А вот генералы стрелялись крайне редко, потому, что их было мало, все на виду. И каждый такой случай в той или иной мере связывался с «высочайшим неодобрением» или недовольством «света». Так что сейчас все гадали, что стало причиной самоубийства — страх ответа перед монархом за череду поражений, или прямой обман «венценосца», либо казнокрадство во впечатляющих размерах. Алексеева устраивала любая версия из ходящих по армии, и он напускал на себя загадочный вид при неудобных вопросах, что порождало новую волну кривотолков. Но тягостного впечатления на генералов самоубийство командующего перед генеральным сражением не произвело, многие даже откровенно злорадствовали. Куропаткина не любили и не уважали, слишком часто покойный перекладывал всю ответственность за сделанные им самим ошибки на подчиненных. И такие «манеры» откровенно бесили заслуженных генералов, что вопреки традициям отзывались об усопшем исключительно матерно, не стесняясь в выборе словосочетаний…