"Фантастика 2025-54". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Макс даже не пытался услышать или увидеть что-то подозрительное, справедливо полагая, что в этих умениях ему с Булькой не сравниться. Конечно, он готов был дать отпор любому, кто потревожит сон его товарищей, но надеялся, что пес предупредит его о приближении врага. Поэтому Макс просто смотрел на огонь, размышляя о чем-то своем. Например, о том, насколько органы слуха и зрения собак совершеннее человеческих. Не говоря уже про обоняние. А еще собаки слышат ультразвук. И обладают способностью предчувствовать различные природные катаклизмы. А кошки могут даже лечить своих хозяев. Кошка способна найти свой дом, даже оказавшись от него на расстоянии в несколько тысяч километров. Недаром издревле считалось, что кошки связаны с потусторонними силами - это действительно очень загадочные существа. Дельфины очень дружелюбно относятся к людям, случалось, что они спасали моряков, потерпевших кораблекрушение. Общение с ними приносит облегчение детям,
Человек, не обладающий силой слона, крыльями птицы, скоростью гепарда, обонянием собаки, интуицией кошки, плавниками рыбы придумал тысячи механизмов для их замены. Придумал и объявил себя "венцом творения", а животных - "братьями меньшими". А почему, собственно? Чем мы лучше? Умением абстрактно мыслить? А кто сказал, что звери не умеют? Мы-то откуда знаем? Что там у нас профессор Павлов доказал? Что-то про условные рефлексы? Лампочка зажигается, слюна у собаки выделяется… Интересно, сколько нужно было изуродовать собак, чтобы прийти к этому выводу? Он их резал, трубки к ним подсоединял, писал свои научные труды, а собаки - ничего, жили с трубками. И, наверное, даже любили своих мучителей, виляли хвостами при их появлении. И послушно выделяли слюну, когда зажигалась лампочка. Только вот почему Павлов не задумался: по какому праву он этих собак режет? Кто ему разрешил? Собаки? Ах, ну да, он же "венец творения". Он умеет абстрактно мыслить, а собаки не умеют. Они хуже. За убийство человека - срок, за убийство собаки во имя высоких целей - ученая степень и мировая слава.
Что еще отличает человека от животного? Чисто человеческие черты - зависть, алчность, ревность, подлость, умение ненавидеть - не являются ли признаками этого самого пресловутого абстрактного мышления? Человеку свойственно умение любить, скажете вы? Животные тоже умеют любить. Спросите у собак. Ах, они не умеют разговаривать! А может, это вы не умеете их понимать?
Еще одна черта, отличающая человека от "братьев меньших" - способность убивать себе подобных. Конечно, и животные дерутся между собой. Например, самцы за право быть вожаками. И убивают друг друга на охоте, ради того, чтобы прокормиться и выжить. Есть такое понятие - "пищевая цепочка". Но человек-то по-другому убивает! Ради чего, спрашивается, русские и чеченцы убивали друг друга? Что, если чеченец останется жив, мне еды не хватит? Или если я погибну в теракте, кто-нибудь в Чечне станет счастливее? Нет здесь пищевой цепочки. Уничтожать себе подобных ради денег, власти, "высокой" идеи - исключительно прерогатива человека. "Венца творения". Между тем, животные живут себе спокойно, не нарушая мирового равновесия, сохраняя гармонию с природой. Может, они, конечно, не задумываются над смыслом жизни, так ведь и зла не творят!
Есть еще так называемая "способность к созиданию". Ну, и что хорошего она нам дала? Строя дом, человек уничтожает дерево. Добывая газ, нарушает экологическое равновесие. Результаты созидательной деятельности человека - исчезновение редких видов растений и животных, озоновые дыры, глобальное потепление, загрязнение природы… Созидание неизбежно ведет к разрушению.
Макс улыбнулся. Его размышления плавно подвели к интересному выводу: а может, человек - и не "венец" вовсе, а просто цепкий паразит на теле планеты, вгрызающийся в нее и отравляющий все вокруг отходами своей жизнедеятельности? Если так, то Земля рано или поздно стряхнет с себя человека и примется залечивать раны, нанесенные им. Земля будет, и звери, и растения тоже когда-нибудь появятся. А человека больше не будет…
Булька вдруг насторожился, поднял голову и зарычал. Макс осмотрелся, пытаясь понять, что встревожило пса. Ничего, кроме темноты, он не увидел. Никаких посторонних звуков, кроме шороха ветра и треска веток в костре, он тоже не услышал. Наверное, ветер усилился, потому что шорох вдруг перешел в тихий свист. Макс обернулся и посмотрел на Бульку. Тот, ощетинившись, рычал, глядя в темноту, затем широко раскрыл клыкастую пасть и нервно зевнул. У Макса тоже сводило челюсти, вдруг ужасно захотелось спать. Булька поворчал еще немного, затем перевернулся на бок, уронил лобастую голову и закрыл глаза. Свист ветра все усиливался. Макс привалился к собачьему животу и задремал, успев лишь удивиться, как это так: ветер свистит, но его дуновения не ощущается. Последнее, что почувствовал Макс, проваливаясь в сон - какая-то тяжесть, навалившаяся на грудь.
Проснулся Макс от того, что красные лучи солнца горячо щекотали веки. Он открыл глаза и попытался сесть. Что-то давило на него, мешая двигаться. Окончательно придя в себя, Макс сообразил, что Булька положил на него свою огромную лапу, которая сейчас придавливала его к земле. Освободившись, Макс подошел к шатру, в котором
спала Виктория, и заглянул в него: пусто! Во втором шатре тоже никого не было!– Булька, вставай!
– заорал он.
– Все пропали!
Оглядевшись, Макс понял, что кто-то посетил их лагерь ночью: костер был затоптан, и в остывшей золе отпечатались следы босых ног. Внутри шатров все было перевернуто, словно кто-то выволакивал оттуда спящих. Проснувшийся Булька тревожно бегал от шатров к костру, что-то вынюхивая в траве. Чуть поодаль, там, где их и оставили вечером, мирно стояли серпенсы. Казалось, они до сих пор дремали.
– Как же так?
– Макс чуть не плакал.
– Как мы могли с тобой проспать? Где их теперь искать?
Булька на мгновение виновато опустил уши, затем снова деловито уткнулся мордой в траву. Унюхав там что-то, одному ему известное, зверь отбежал от места стоянки и обернулся, словно приглашая Макса следовать за ним.
– След взял?
– обрадовался Макс.
– Молодец! Идем скорее!
Булька неторопливо трусил по траве, время от времени останавливаясь и принюхиваясь. Макс не торопил его, понимая, что сейчас может надеяться только на обоняние пса. Он мысленно молился о том, чтобы успеть вовремя и спасти друзей от неведомой опасности. Судя по следам, оставленным на золе, ночью в лагере побывали люди. Дикое племя, если верить рассказам отца Андрея. О том, что могут сделать дикари его спутникам, Макс и думать боялся.
Солнце стояло уже в зените, когда они добрались до высоких пушистых кустов. Булька вдруг остановился как вкопанный и поднял голову, принюхиваясь к воздуху. Сейчас и Макс уловил: из-за кустов пахло дымом.
– Они где-то близко!
– заключил Макс и низко пригнулся, опасаясь, что неведомые похитители заметят их.
Булька упал на пузо и пополз вперед, через кусты, нетерпеливо поскуливая. Макс мужественно, несмотря на уколы веток, передвигался вслед за ним по-пластунски. Вскоре пес замер, обернулся и тихо хрюкнул. Макс обогнул его массивную тушу и улегся рядом. Прямо перед собой он увидел несколько хижин, сплетенных из веток. Они подобрались так близко к селению, что, вздумай Макс протянуть руку, он мог бы коснуться одного из шалашей. Людей видно не было, зато откуда-то раздавались их голоса. Что они говорят, Макс понять не мог, но звучавшее в них свирепое торжество заставило его нервничать.
– Пошли поближе, - шепнул он псу и, согнувшись, быстро перебежал к хижине.
Выглянув оттуда, он увидел небольшую утоптанную поляну, на которой топтались обитатели селения. Вне всяких сомнений, это были люди. Смуглые, низкорослые, наряженные в балахоны из грубой небеленой ткани, похожей на дерюгу, они, воздев руки, дружно скандировали какую-то фразу на незнакомом Максу языке. Посреди поляны, на высоком каменном пьедестале, стояло жуткое изваяние, которому, похоже, и молились сейчас дикари. Статуя изображала молодую женщину, лицо которой было искажено злобной гримасой, а руки вытянуты вперед, словно она собиралась кого-то схватить. Начиная от талии тело женщины превращалось в змеиное, которое тремя кольцами обвивало пьедестал. В глазах статуи горели и переливались желтые прозрачные камни, создавая впечатление жизни.
– Ла-ми-я, ла-ми-я!
– взывали дикари.
Полог, висящий на входе в самую большую хижину, отодвинулся в сторону, и оттуда вышел еще один обитатель селения, при виде которого остальные попадали ниц. Судя по важному виду, а также по многочисленным костяным украшениям, болтавшимся на шее, это был местный вождь, или колдун. В руках он держал большой острый нож. Следом за ним вышли еще двое дикарей, волоча под руки связанного Ромку. Лицо мальчишки выражало ужас и отчаяние. Шаман сделал знак - и воины поставили Ромку перед статуей женщины, затем один из них почтительно поднес колдуну большую чашу. Насколько Макс мог догадаться, дикари собирались принести мальчишку в жертву своему божеству, чаша же, видимо, нужна была для сбора крови. То ли шаман собирался окропить ею статую, то ли напоить своих подданных - над этим Макс задумываться не стал. Он прикидывал, скольких дикарей он сможет уложить, прежде чем остальные набросятся на него. Выходило, не больше трех… К тому же, остальных своих друзей он не видел, и мог только гадать, успели ли их принести в жертву, или где-то оставили до следующего случая.
– Что делать, Булька?
– в отчаянии прошептал Макс.
Тем временем, прокаркав что-то про ту же ламию, колдун поднес нож к шее Ромки. Медлить дальше Макс не мог. Он выхватил меч и кинулся вперед, но зеленый вихрь, пролетевший мимо, чуть было не сбил его с ног. Чудовищный бросок - и челюсти пса сжали руку, занесенную для удара. Раздался хруст. Секунда - и рука, отделенная от тела, упала на землю, а шаман скорчился в пароксизме боли. Струя крови ударила в статую, спустя мгновение колдун упал к ногам Ромки с порванным горлом, а Булька обернулся к застывшим от ужаса воинам. Макс, не дожидаясь исхода, но догадываясь, каким он будет, подбежал и обхватил Ромку поперек туловища.