"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— Не держи меня за идиота, Паша. Я уже переговорил с людьми, с твоим бывшим замом из сектора жизнеобеспечения, с Шевченко. Он рассказал мне о некоторых технических деталях. Так что я, некоторым образом, в курсе, как важно запустить станцию. И я не собираюсь останавливать работы на АЭС. Работы продолжатся, Паша. Но без тебя.
— Они не продолжатся без меня, — твёрдо произнёс Павел. — Как бы тебе не было неприятно это слышать, но без меня, Серёжа, тут всё встанет. Руфимов ранен. У нас не хватает специалистов. Их вообще не хватает. И наверху их нет. Нет никого, кто бы даже близко разбирался в атомной энергетике. Все, кто хоть что-то в этом понимал — они уже здесь. И работы будут продолжаться под моим руководством. Иначе… иначе случится непоправимое, Серёжа…
—
В аппарате послышался какой-то шорох, Павел расслышал «давай её сюда», и мир пошатнулся.
— Спокойно, Паша, — еле слышно прошептал рядом Борис, ещё крепче сжал его плечо.
— Её судьба тебе тоже безразлична, да, Паша? Ну, Ника, давай, поговори с отцом.
— Папа?
Господи, как давно он не слышал её голос. От мучительного желания всё бросить, рвануть наверх, вырвать из рук этого психопата свою девочку, своего рыжика, прижать её к себе — от всего этого у Павла свело скулы. Он вцепился в край стола, так, что пальцы побелели.
— Ника! Ника, с тобой всё в порядке? — его голос предательски дрогнул.
— Папа… — растерянность, облегчение, надежда, всё это услышал Павел в голосе дочери, таком родном и бесконечно любимом. Неужели Ставицкий может что-то с ней сделать? Неужели он пойдёт на такое…
И вдруг Ника закричала. Но не от боли, нет. Тут было другое.
— Папа! Не слушай их! Делай всё, что ты должен! Слышишь, папа? За меня не волнуйся! Я знаю, всё, что ты там делаешь — это важнее! Папа…!
Крик прервался, послышался шум, шипение Ставицкого «да убери ты её отсюда!», сдавленный возглас.
— Что ты с ней сделал, ублюдок! — выкрикнул Павел, поднимаясь со стула, но был остановлен Борисом. Тот вцепился в его плечо, с силой усадил обратно, покачал головой.
— Ну что, Паша? — раздался вкрадчивый голос Ставицкого. — Её ты тоже готов принести в жертву своим амбициям? Понял, что проиграл? Хватит. Выходи, Паша. Твоих людей мы не тронем. Ну, почти никого. Работы на станции продолжатся. И твоя дочь, Паша, будет жить. Иначе…
— Здравствуй, Серёжа, — раздался спокойный, чуть насмешливый голос Бориса, и Павел, внутри которого всё клокотало и рвалось от ярости, бессилия и страха за дочь, почувствовал, что напряжение немного ослабевает. Не совсем, конечно, но ровно настолько, чтобы взять себя в руки и перевести дух. Боря вступил очень вовремя, перехватил нить разговора, подался вперёд, словно ограждая друга от опасности. — Я — Борис Литвинов. Помнишь такого?
— Литвинов? — Борьке удалось выбить почву из-под ног Ставицкого, в его голосе отчетливо слышалась растерянность. Он даже начал заикаться. — К-какой Литвинов?
— Тот самый Литвинов, Серёжа. Тот самый. Мы, кажется, с тобой с детства знакомы. Ты был таким… трогательным мальчиком, Серёжа…
— Откуда… как…?
— А это сейчас неважно, как. Важно другое. Ты, возможно, думаешь, что ты на коне и всех победил. Так? За тобой армия, Совет ты уже весь под себя подмял, а кого не подмял, того изолировал. Дочь Пашкину в заложники взял. Считаешь, что все козыри на руках? Я прав?
— А что, не так? — Ставицкий пришёл в себя и снова заговорил уверенно. — Или вы думаете, что я испугаюсь какого-то внезапно вернувшегося с того света приговорённого преступника? Не знаю, как у вас там так вышло… а, впрочем, мне всё равно. Борис… Андреевич, так, кажется? Вы-то на что рассчитываете? Вашим именем тут наверху детей маленьких пугают. Вы-то точно труп, даже если по какой-то причине всё ещё дышите. Хотя… а хотите, Борис Андреевич, я вам помогу? По старой памяти, так сказать? Убедите Савельева сдаться, и я подумаю, как мы можем вас спасти. Места в Совете я вам не гарантирую, да и нет больше Совета. Но жизнь, пожалуй, я смогу вам оставить. Подберём вам непыльную работёнку, дадим квартирку, не очень высоко,
но и не совсем внизу. Будете жить спокойно…— Послушай меня, Серёжа. Внимательно послушай, — Борис усмехнулся. — Нам с Павлом ты не веришь, это понятно. Считаешь, что мы за шкуру свою бьёмся, да власть перетягиваем. Вот только всё это совсем не так. С кем ты там говорил? С Шевченко, Пашкиным замом? Помню его, толковый мужик. И инженер неплохой, насколько я могу судить. Вызови его ещё раз и поговори. Обрисуй всю ситуацию. Привлеки специалистов из энергетического сектора. Они-то должны понимать, что мы тут не в бирюльки играем. Тут, Серёжа, атомная электростанция, сложнейшее оборудование. Тут нужны знания и опыт. Который есть у единиц. И обучать никого у тебя времени нет. Потому что процесс запуска пошёл. И от одного неверного движения, от любой ошибки, вызванной чьей-то некомпетентностью, тут всё может или взлететь, или встать, что немногим лучше. А потому, Серёжа, сейчас победителей и проигравших нет. Мы тут все в патовой ситуации. Без Савельева АЭС не запустится — нагони ты сюда хоть всех инженеров с Башни, толку не будет. А если АЭС не запустим, то помрём все. Без исключения. И никакая армия тебя не спасёт. Миллион голодных, замёрзших и перепуганных людей тебя просто сметут со всей твоей армией. И я тебя не пугаю. Так оно и есть. Не веришь нам — собери знающих людей. С ними посоветуйся.
Ставицкий молчал. Борис тоже замолк, напряжённо уставившись на чёрный полированный аппарат. Секунды текли ужасающе медленно. Наконец, Сергей заговорил.
— Хорошо, я поговорю с Шевченко и с другими специалистами. Но не думайте, что вам удалось меня напугать или обмануть. В конце концов несколько дней ничего не решат. Деваться вам некуда, вы заперты. Я думаю, что вы понимаете, что снимать блокаду со станции я не стану?
— А мы и не просим, — ответил Борис, и Павел уловил облегчение в его голосе. И сам перевёл дух. — Пока не просим. Дай нам время, Серёжа. Просто не мешай. Это не в твоих интересах. Поверь мне. Если ты не совсем идиот, ты не станешь сейчас устраивать бойню и ставить под вопрос существование всей Башни.
— Сколько вам нужно времени? — быстро спросил Ставицкий. — Недели хватит? Или две? Больше не могу…
Боря вопросительно посмотрел на Павла. Тот пожал плечами, качнул головой.
— Две недели, Серёжа. Для начала. Потом поговорим… и ещё… — Борис покосился на Павла, привстал, подвинулся поближе к телефону. — Если ты причинишь девочке боль, если с ней, с Никой, хоть что-то случится… Ты понял меня, Серёжа? Ника — твоя гарантия, гарантия того, что Савельев в твоих руках. Так что береги её. Понял? А чтобы мы понимали, что с Никой всё в порядке, предлагаю установить время для ежедневной связи. Девять часов утра.
На той стороне провода повисло молчание, и Павел опять ощутил, как кружится голова и земля уходит из-под ног.
— Хорошо, — выдохнул наконец Ставицкий. — Хорошо. Девять часов утра меня вполне устроит. Но помните, Ника — действительно моя гарантия, тут вы правы. У вас есть две недели. Блокаду я не сниму. Запускайте АЭС, дальше посмотрим…
Связь прервалась. Борис расслабился, откинулся на спинку стула, потянулся, как после хорошо выполненной работы.
— Ну что, Паш, скажу я тебе. Твой кузен — псих, конечно. Что он там нёс про чистоту крови и испорченные гены? Это ж надо такое… Но, к счастью, остатки разума и здравого смысла у него ещё остались, и кое-что нам всё же удалось у него выторговать. И не дёргайся, не тронет он Нику, это не в его интересах.
— Спасибо, Борь, — у Павла не осталось сил, чтобы сказать что-то ещё. В ушах звенел голос дочери «Не слушай их! Делай всё, что ты должен! Слышишь, папа? За меня не волнуйся!».
Борис словно прочитал его мысли.
— А молодец, девочка. Хорошую дочь, Пашка, ты вырастил. Вся в тебя пошла, в дурака героя. Тоже вот на подвиг рвётся! Ей бы от страха трястись, да тебя на помощь звать, а она… Твой характер, савельевский.
— Не напоминай, — Павел тряхнул головой. — Чёрт, Борь, если я доберусь до этого сукиного сына, я его лично, своими руками…