"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— Сима… — попытался прервать её дядя Моня.
— Что «Сима»? Ты никогда меня не слушаешь! Славочка, повлияй на своего дядю, может, хоть у тебя получится. И похлопочи за него. Монечка — очень ценный работник, столько лет в Совете, ни одного нарекания. Нельзя же так! Это всё потому что мы евреи? Начнутся гонения? Славочка, ты ничего не слышал? Мне вчера в магазине Софья Яковлевна, у которой брат в военном секторе, по секрету сказала, что слышала, что будут погромы.
«Дались им эти погромы», — устало подумал Слава, а вслух сказал:
— Тётя Сима, ну какие погромы? Никаких погромов не будет.
— Как это не будет? — заволновалась тётя Сима, как будто погромы были чем-то хорошим, а Слава её сейчас лишал этой радости. — Как это? Всегда всё так начиналось — люди нам завидуют, и потому чуть что — сразу виноват наш бедный народ. Ведь Моню не просто так отстранили, зачем было убирать такого хорошего работника? А всё потому что он — еврей. А значит — будут погромы!
— Сима! — прервал её дядя Моня. — Прекрати, пожалуйста. Тебе разве не пора на работу?
— Ой, правда, — спохватилась тётя Сима, взглянула на часы, потом с сожалением посмотрела на племянника. — Славочка, мне надо идти к ученикам. Теперь только я зарабатываю в этом доме. Я и Додик. Слава богу, Додика пока не тронули. Бедный мальчик, он так переживает за отца и из-за всех этих новых порядков. Я ему говорила, чтобы он вернулся к нам — сейчас в трудные времена мы, евреи, должны держаться вместе. Но он и слушать ничего не хочет, живёт со своей… Славочка, ты же знаешь, эта хищница околдовала моего Додика. А он — такой добрый, доверчивый мальчик! Может быть, ты на него повлияешь, как старший брат? Славочка, сходи, поговори с ним. Он тебя послушает. А то эта проститутка женит его на себе, он и глазом моргнуть не успеет! Господи, за что на нас все эти беды?
— Сима, хватит причитать. Славочка, наверно, совсем не за этим пришёл.
— Дядя Моня, — Слава воспользовался паузой в монологе своей тёти, чтобы всё-таки хоть как-то обозначить цель своего визита. — Я пришёл поговорить с вами, мне нужен ваш совет.
— Вот видишь, Сима, мальчик пришёл по делу. А ты лезешь к нему с нашими проблемами.
— Ничего я не лезу. Славочка — член нашей семьи, а Додик — ему брат. Почему не попросить у него помощи, если сам ты ничего не можешь! Давайте я накрою вам в столовой, у меня остались котлетки…
— Сима!
— Всё, ухожу, ухожу. Но знай, когда у тебя откроется язва, я тебе напомню о твоём глупом поведении.
И тётя Сима, бурча себе под нос что-то про язву, погромы и хищницу, околдовавшую её милого мальчика, к облегчению Славы вышла из кабинета.
— Присаживайся, — вздохнул Соломон Исаевич, указав Славе на стоящее рядом со столом кресло. — Ну как там, наверху?
К счастью, дядя Моня тоже не знал, что Слава наверху последний раз был примерно тогда же, когда и сам Соломон Исаевич.
— Да ничего, работаем.
Слава поёрзал в кресле, пытаясь найти положение поудобней. Кресло было старым и продавленным, и по-хорошему его уже давно пора было выкинуть на помойку, но в доме Соловейчиков вещи не выкидывались в принципе — дядя Моня и слышать не желал о таком ужасном расточительстве.
— Это хорошо, — протянул Соломон Исаевич таким тоном, словно Слава только что сообщил ему о смерти кого-то из родственников, и в довершение опять горестно вздохнул. —
А мы тут совсем оторваны от мира. К нам никто не заходит, Симе самой приходится ходить по соседям, собирать новости… Так ты ничего не слышал о погромах?— Дядя Моня, о погромах ни я, ни кто-то другой ничего не слышал лет двести, — ответил Слава, удивляясь про себя, насколько живуча память о тех старых допотопных временах у его народа. Он и сам с детства наслушался, старшее поколение вовсю к месту и не к месту упоминало эти погромы и репрессии, называло страшное слово «холокост», словно всё это не осталось в древней истории, а происходило несколько лет назад, и все они были свидетелями этих страшных событий.
— Ну дай-то бог, дай-то бог, — дядя Соломон с сомнением покачал головой. — Тебя пока не трогают? Как там в вашем секторе?
— Ничего, работаем, — снова повторил Слава.
— Это хорошо, что у тебя такая фамилия, — заметил дядя Моня. — В такие времена лучше носить фамилию Дорохов, чем Рабинович.
— Я не думаю, что дело в национальности, дядя Моня. Чистят по другому принципу. Важно происхождение. Вот Малькову тоже убрали из Совета, а она, насколько я знаю, к евреям никакого отношения не имеет. Да и Богданова тоже.
— Я не знаю, почему убрали Малькову и Богданова, но происхождение — это только предлог. У Звягинцева тоже родители, насколько я знаю, из самых низов, и ничего — сидит старик. Или вот Соколов…
— Кстати, — Слава обрадовался, что дядя сам назвал нужного ему человека. — Мне вот тоже интересно — почему оставили Соколова?
— Я не хочу говорить о нём! — вдруг резко сказал дядя Моня. — Эту фамилию в моём доме произносить запрещено!
— Почему? — искренне удивился Слава.
— Разве ты не знаешь, почему? Это всё из-за Додика. Бедная Сима места себе не находит. Она так хотела, чтобы Додик женился на внучке Бэллы Израилевны. Мы возлагали большие надежды на этот брак. Но Додик выкинул этот фортель, и теперь Бэлла Израилевна не здоровается с Симой, а ведь они были лучшие подружки…
— Но при чём тут Соколов? — перебил дядю Слава. — Это же не на нём хочет жениться Давид?
— Как это не на нём? То есть, не на нём, конечно, а на его дочери… Где они только познакомились, ума не приложу! И ладно бы там было на что посмотреть, так нет — одни слёзы. Тощая, курносая, белобрысая. Я всегда говорил Симе, что у нашего мальчика дурной вкус…
— Погодите, дядя. Вы хотите сказать, что Додик собирается жениться на дочери Соколова? Дениса Евгеньевича? Министра связи?
— А я о чём толкую тебе уже битый час, — рассердился дядя. — Именно это и собирается сделать наш Додик.
— А сам Денис Евгеньевич? — мозг Славы лихорадочно заработал, переваривая полученную информацию. — Как он относится к выбору своей дочери?
— Да как он может относиться! — дядя Моня оторвал пухлые руки от бледных осунувшихся щек и драматически всплеснул ими. — Я имел с ним серьёзный разговор. И знаешь, что сказал мне этот тухес? Что он не одобряет выбор дочери! Это он-то не одобряет! Моего Додика! Да за Додика любая девушка пойдёт, а он, видите ли, не одобряет!
Подбородок дяди задрожал от обиды, и большие тёмные печальные глаза уставились на Славу в поисках поддержки.