"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Никого в этом прошу не винить, ибо переход произведён мной в трезвом рассудке и памяти.
Камер-юнкер Двора Его Императорского Величества, Премьер-Министр Российской империи П.А.Столыпин…»
9
Из кабинета майора Дрора я не выхожу, а пулей вылетаю в полном замешательстве. Если до сообщения из Киева всё происходящее казалось мне интересным и захватывающим приключением, благодаря которому я сумею увидеть легендарных музыкантов, ставших для меня, честное слово, почти что небожителями, то теперь появились новые обстоятельства, и они не только настораживают, но и страшат. Игры, увы, закончились. Праздника не предвидится.
Выходит, что проблема перемещения душ не такая уж безобидная и простая забава, как казалось
После разговора с шефом передо мной остаётся лишь один вопрос, на который однозначно ответить пока не могу: продолжать ли задуманное с профессором Гольдбергом или обрубить всё на корню? И ведь не посоветуешься ни с кем! Не посвящать же Дрора в свои сомнения!
С одной стороны, как полицейский, обязанный соблюдать букву закона, я должен профессора немедленно задержать. И причин тому предостаточно: бандитская перестрелка с кучей трупов, организованная «питомцем» профессора, потом гибель человека, в обличии которого оказался бывший российский премьер-министр. А сколько ещё остаётся «переселенцев», о которых нам пока ничего не известно, а сам Гольдберг вряд ли признается по доброй воле? Разве мало одного лишь нарушения запрета, наложенного два года назад судебными инстанциями на продолжение его кощунственной деятельности? (Вот, кстати, и всплыло ключевое словечко – «кощунственный», – которое я никогда раньше не применял, а сегодня вот пришлось…)
С другой стороны, в моей голове начинают роиться мысли, которые даже обдумывать мне не по рангу, тем не менее… почему бы и нет? Может быть, благодаря мне и, конечно же, профессору Гольдбергу, мир снова получит великого джазиста и обновлённых битлов! Вдруг эксперимент удастся?! Э-эх… Снова лезу туда, куда меня не просят!
Как поступить, не знаю. Дрор никаких приказов мне не отдал, видимо, полагая, что лейтенант Штеглер в состоянии принять правильное решение без указки сверху, но ведь он и ничего не знает о моих последних контактах с профессором! Лёха, ясное дело, трепаться об этом ни с кем не будет, во-первых, потому что никогда не станет подводить друга, а, во-вторых, он прекрасно понимает, что и ему влетит по первое число за такое самоуправство. Значит, принимать решение только мне.
А может, напрячь Лёху, раз уж он ввязался в игру? Вместе подумаем, что-то решим…
А то больно удобно устроился мой верный соратник! Сидит, небось, сейчас у телевизора, дует пиво, клюёт потихоньку носом и готовится ко сну. А приснятся ему ночью бодрые ливерпульские ребята с гитарами, жизнерадостный кубышка Луи со своим золотым корнетом, сладкоголосый Элвис в павлиньих нарядах.
И совсем Лёхе невдомёк, что у каждого из этих людей в душе может быть такая драма, о которой мы даже не подозреваем…
Лёхе я всё-таки позвонил, обломал пивной кайф. Он внимательно выслушал мой рассказ о разговоре с шефом, потом мои рассуждения, и лишь после всего услышанного глубокомысленно изрёк:
– Мне кажется, что прищучить Гольдберга мы всегда успеем. Он же теперь от нас никуда не прячется.
– И пойдём под суд как соучастники?
– Соучастники чего? Мы с тобой ни в истории со Столыпиным, ни в бандитских перестрелках не замешаны, так? Наоборот, мы эти дела расследуем до последней точки, а для этого в оперативных целях внедряемся в логово врага, то есть к Гольдбергу с его спонсорами. Ты же сам себе не дашь спустить всё на тормозах, я тебя знаю… А старина Луи и битлы – это необходимые и приятные издержки. Выгорит – хорошо, нет – так нет.
– Ничего себе – издержки! Но дело-то как раз не в них, а в том, что души переселяются в тела тех людей, которые фактически после этой процедуры исчезают. Как это назвать? Разве это не предумышленное
убийство? Вот тебе ещё один штрих к портрету… Как ни крути и ни морочь голову публике переселением душ и прочей мистической лабудой, но это уголовное преступление. Притом заметь, что все эти безымянные люди – не смертельно больны и не при последнем издыхании. Жить бы им ещё долгие годы и детишек плодить, а их – как расходный материал… Жалкие оправдания Гольдберга и гроша ломаного не стоят, когда дело заходит о ценности одной жизни и ничтожности другой. Тут нарушены абсолютно все моральные нормы, разве это не ясно?!– Не понимаю, куда ты клонишь. А фразы-то какие плакатные… Предлагаешь обрубить всё разом и задержать преступника? – чувствую, Лёхе не нравится ход моих мыслей, а желание срубить лёгких денег и поглазеть на битлов потихоньку начинает превалировать над разумом. – Ты как хочешь, но я в любом случае завтра опять наведаюсь к профессору, а перед этим натаскаю из интернета информации об Армстронге и, если понадобится, вместо тебя отправлюсь на тот свет на переговоры хоть с самим чёртом. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Я передумал сидеть в кустах…
– Успокойся! Никто никого сдавать пока не собирается.
– А зачем тогда завёл этот разговор?..
И в самом деле, зачем я ему звоню? Что мне от него нужно сейчас? Какие-то конкретные ответы хочу услышать, что ли?
Наверное, просто не могу держать в себе информацию, полученную от Дрора, а ближе Лёхи у меня никого и нет. Голова просто раскалывается.
– Прости, брат, – виновато бормочу в трубку, – хреново мне. Не знаю, как поступить…
– Лучше всего, лети ко мне, – предлагает Лёха после секундной заминки, – у меня есть бутылка водки. Подумаем вместе. А не придумаем ничего – тоже не беда. Расслабимся…
И я несусь к Лёхе, потому что ничего другого мне в голову пока не лезет. И ничем другим, кроме как пить водку с другом в таком состоянии, я сейчас заниматься не в состоянии.
Мне всегда казалось, что самое паршивое, но самое распространённое занятие на свете – это из двух зол выбирать худшее. Лучшего по определению быть не может, если уж стоишь перед выбором. Но выбора-то сегодня у меня как раз и нет. Хоть и кажется, что много вариантов развития событий.
Следовать стандарту и ждать, пока труп твоего врага проплывёт мимо тебя по реке, – ибо нет ничего нового под луной! – тоже не выход. И хоть жизнь полицейского изначально состоит из сплошных протоколов и минимума новаций, и пора бы за долгие годы работы в милиции, а потом полиции со всем этим уже и примириться, но… не могу, не получается. Чтобы не вылететь с треском со своей не особо благодарной, но единственно любимой работы, мне приходится выкручиваться и с утроенной силой раскрывать преступления. Пока это удаётся – а ведь я себя ни в каких шерлоках холмсах не числю, – меня терпят. И терпят мои дурацкие выходки. Надеюсь, дотерпят по пенсии. Иначе останется один путь – на паперть, а там мне никто не подаст даже копеечки из-за наглой физиономии, ну ни капельки не внушающей доверия и сострадания.
С Лёхой наверняка та же ситуация. Хоть толстякам доверяют больше, но паперть для них совсем не вариант. Не сильно они похожи на голодающих. Потому Штрудель, сам того не замечая, идёт по моему пути, а кое-где даже обгоняет.
Короче говоря, после недолгих рассуждений, прерываемых стандартными мужскими тостами и поеданием немудрёной холостяцкой закуски, мы приходим к компромиссному решению – с профессором Гольдбергом отношений не прерываем, потому что в этом есть два неоспоримых плюса: познакомимся с битлами и Луи Армстронгом, а это дорогого стоит, и вдобавок срубим деньжат, которых, как было обещано, заплатят столько, что можно будет оставить неблагодарную службу в полиции. С другой стороны, профессор всё-таки останется под нашим присмотром, и всегда над ним будет висеть дамоклов меч правосудия. То есть наш с Лёхой меч. Докладывать начальству о возобновившихся контактах пока повременим, а если Дрор или кто-то ещё проведают об этом, то всегда можно сослаться на оперативные мероприятия, получать разрешения на которые традиционно не хватает времени. Всё равно ж, братцы, профессор у нас под колпаком и никуда не денется…