"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
— Хватит, — оборвала я ее. Чувствовала себя ужасно неловко. Какая я барыня, в конце концов, такая же деревенская девка, как она! — Управишься за сегодня с сарафаном и передником?
— Конечно, барыня, там и делать нечего, если не расшивать.
— Разошьешь уж потом как-нибудь, — решила я.
Она снова поклонилась, а когда я выходила из девичьей, погладила валенки, будто какую-то драгоценность.
— А что, у нее семья совсем бедная? — полюбопытствовала я, вернувшись на свою половину дома.
— Когда-то хорошо жили, — вздохнула Марья. — Да только как отца медведь заломал, худо стало. Мать-то у нее работящая, и сестры, да
— А дядя? Который на зиму в город ходит?
— Так у того своих семеро по лавкам скачет, где тут за чужой семьей приглядывать. Помогает иногда чем может… Ты не думай, касаточка, — спохватилась она. — Я не из жалости ее позвала. Девка она работящая, справная, толк будет. А там поглядишь, может, и оставишь ее. Если сама теперь станешь жить, работники-то в доме понадобятся, да хоть горничная та же.
Я не стала ни соглашаться, ни спорить: жалость — плохой советчик. Рано пока еще что-то решать. Пока надо сделать так, чтобы работница моя жила в человеческих условиях. Я взяла в отцовской спальне жаровню, пробежавшись по комнатам, собрала туда угли из всех печей. Подкинула дров — так же, немного, чтобы печи, долго стоявшие без дела, прогревались медленно и равномерно, а заодно и сохла замазка.
Когда я внесла жаровню в девичью, Дуня рассыпалась в благодарностях. Видно было — она не привыкла, чтобы о ней заботились. Когда же я занялась окном, чуть не за руки стала меня хватать, убеждая, что она сама со всем справится. Я не стала спорить: оставила ей и ветошь, и остатки замазки и мыла, велев сперва сделать девичью пригодной для жилья, а потом заняться шитьем. И перед тем, как начать шить, пусть у Марьи свечу возьмет, глаза не портит.
Дуня заверила меня, что так и поступит. Робко спросила позволения сперва домыть посуду, дескать, Марья сердиться будет, что дела стоят. Похоже, до нее так и не дошел смысл моих требований. Пришлось повторить про грязь и запрет появляться в кухне в испачканной одежде.
— Тогда вы позволите мне старое постирать, как новое дошью? — спросила она. — В прачечной у печи бы высохло. А воды я натаскаю.
Конечно, я позволила. Потом пришлось под неумолчные причитания Марьи — дескать, где это видано, чтобы барыня полы мыла, когда девка в доме есть — прибраться на кухне и перемыть посуду. Заодно подтерла пол и в галерее.
За это время на печи растопился воск. Поразмыслив немного, я вытащила его и остальные компоненты будущей пропитки в галерею. Скипидар горюч и воняет, да и олифа воздух не ароматизирует.
По-хорошему, следовало бы промазывать ткань пропиткой с помощью кисти, а потом как следует продуть феном, чтобы пропитка впиталась. Но фен мне взять было неоткуда, а бежать за кистью в сарай — лень, так что я взяла вместо нее кусок ветоши. Разумеется, едва я расстелила ткань по полу, явился Мотя, прошествовал по ней, не обращая внимания на мое «брысь», — и улегся на самой середине, даже ароматы его не смутили.
— Запру в кладовой, если будешь мешать, — пригрозила я.
Мотя фыркнул, но все же слез с полотна. Сунул нос в горшочек с пропиткой, чихнул и запрыгнул на подоконник, чудом не уронив цветочный горшок.
Фен я заменила грелкой из своей комнаты. Прогладила ею полотно вместо утюга, ведь чугуну ничего не сделается, протереть его потом — и вся недолга. Спохватилась, что может пострадать пол, только когда унесла грелку обратно, а вернувшись, обнаружила, что ткань приклеилась к доскам. Но повезло: грелка
была недостаточно горячей, чтобы оставить пятна на дереве, а сама пропитка только пошла полу на пользу. В конце концов, если верить бабушкиной книге по ведению домашнего хозяйства, — в детстве я зачитала ее до дыр, сама не знаю почему — мастику для паркета делали из тех же компонентов: воска, льняного масла и скипидара.Встряхнув ставшую плотной и жесткой холстину, я вооружилась молотком и гвоздями, прихватила табурет вместо стремянки и отправилась во двор.
Работа шла трудно — мне катастрофически не хватало второй пары рук. Ветер, хоть и несильный, норовил вырвать ткань, мгновенно задубевшую на холоде. В очередной раз выронив из рук гвоздь, который тут же исчез в снегу, я помянула его по матушке и, едва заткнувшись, услышала за спиной смутно знакомый голос:
— Анастасия Павловна, что вы делаете?
— Песни пою, под балалайку, разве не видно? — ругнулась я, прежде чем обернуться.
Кого еще там принесло? Я никого в гости не ждала.
— Не вижу, — без тени сарказма ответил человек.
Пришлось все же оборачиваться — очень осторожно, чтобы не свалиться с табурета.
17.1
— Виктор Александрович попросил меня навестить вашего конюха, — все тем же профессионально-безмятежным тоном сказал доктор.
За его спиной стояли сани, переминалась с ноги на ногу лошадь. Я так увлеклась строптивой тканью, что и не услышала, как он подъехал.
— Но, кажется, мне следует обследовать и вас.
— Да все со мной в порядке, — отмахнулась я. — Здравствуйте, Евгений Петрович. Вы очень кстати. Приглядите, пожалуйста, чтобы ветром не унесло, а я сейчас.
Надо же, Виктор и в самом деле за ним заехал, несмотря на царапины. Надо будет спасибо сказать, если еще появится.
Я метнулась на кухню, по пути едва не споткнувшись о кота.
— Марья, там доктор приехал, — сообщила я няньке. — Разбуди Петра, пусть пока в себя придет.
— Разбудить-то разбужу, а сама ему на глаза попадаться не буду. Ты уж сделай милость, касаточка, скажи ему, будто я в деревню ушла или еще куда. А то в самом деле возьмется меня лечить, а я потом куда без руки?
— Не отдам я ему твою руку, — не стала спорить я.
Тем более что я действительно не видела причин для консультации коллеги. Отек со вчерашнего дня сошел, боли тоже не было, пальцы и кисть двигались нормально. Надо будет вечером показать Марье несколько упражнений, пусть начинает разрабатывать руку, чтобы мышцы не потеряли тонус, находясь в гипсе. Куда больше нянькиного вывиха меня беспокоил конюх. Надо бы уже снимать шарфы да оценивать состояние. Только много ли я сделаю без лекарств и инструментов? Может, Евгений Петрович сможет чем-то помочь. А заодно и…
Я выволокла на улицу вторую табуретку.
— Влезьте, пожалуйста, сюда и помогите мне придержать полотно, одной не справиться, — попросила я.
Доктор не пошевелился.
— Анастасия Павловна, не знаю, что на вас нашло, но я настаиваю, чтобы вы немедленно вернулись в дом. И я категорически отказываюсь лазать по табуреткам и запрещаю вам. Боюсь, мне придется сообщить Виктору Александровичу, что ваше здоровье по-прежнему внушает опасения.
— С чего это вдруг? Много вы видели больных, которые бодро занимаются благоустройством дома? — оторопела я.