"Фантастика 2025-69". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Я толкнул Гастона вперёд, к погребальной вязанке дров, и он споткнулся, упав на колени. И так и замер в этой позе, опустив голову.
Оглянувшись, я посмотрел на мрачные, угрюмые лица собравшихся людей. Многие не нашли в себе сил прийти на тризну, но даже так, здесь стояли тысячи моих солдат и тысячи жительниц Виталии. И в их глазах читалась такая обречённая решимость, что мне казалось, назови я им виновника, те доберутся до его глотки даже ценой своих жизней.
Часть меня, конечно, сетовала на такую бессмысленную потерю материала. Можно было бы создать отличный мёртвый легион… Но нет, не сейчас. Не после того, как ожившие мертвецы вырывали глотки родных и близких этих людей. Нужно было время, прежде чем они поймут.
Я залез на высокий помост
— Многие из вас теряются в догадках, что на самом деле произошло в тот злополучный день, когда погибла моя жена, королева Меллистрия. И у меня есть ответы.
Множество глаз скрестилось на мне: ожидающих, любопытных, словно погрязшие в обречённом царстве уныния люди стряхнули с себя оковы горя на один миг. Этот вопрос интересовал всех.
— Возможно, многие из вас знают, что я мастер смерти. Принято считать, что есть лишь семь великих стихий: но совсем недавно всем нам не повезло свести знакомство с восьмой из них.. Сила каждой из стихий обладает своими, особыми свойствами: там, где много огненного нейтраля, трескается от жары кожа, случаются засухи и пожары, извергаются вулканы. Ветер вызывает ураганы, а вода порождает гейзеры, наводнения и штормы. Думаю, все из вас знакомы с жизнью: Таллистрия недаром именуется королевством жизни, верно? Там, где жизнь, всё цветёт и плодится, жизнь стремится распространить себя…
Я перевёл дыхание, смотря на заинтересованных людей.
— Катастрофа, что произошла в Виталии, есть следствие силы смерти. Потому что ничто не сравниться с воплощённым разрушением в том, чтобы убивать. Жизнь и смерть, как две стороны одной монеты похожи: но если первая превращает пустыню в цветущий сад, то вторая превращает цветущий сад в мёртвую пустыню. И те твари, что восстали из тел наших павших родных — это лишь следствие слепого, бездумного стремления смерти к разрушению. Бессловесные инструменты стихии, жаждущие лишь разрушения…
Я сокрушённо покачал головой, опустив глаза.
— Было время, я считал себя лучшим и даже единственным подобным мастером в королевстве: после моего похода на север, в дикие земли. Но я ошибался. — подняв голову, я пристально всмотрелся в лица людей, что внимали каждому моему слову. — Немногие знают, но королева была нездорова. Знаю, это может показаться невозможным: иметь проблемы со здоровьем, если ты не ранен, стар или отравлен чем-то… Но на то была веская причина: королева была проклята.
Я поднял руку и сформировал над ней чёрный шар смерти, вызывая страх в глазах собравшихся.
— Проклятье есть приём мастера смерти, направленный на то, чтобы причинить вред своему врагу. Медленно или быстро, но в конечном счёте проклятье даёт эффект, обратный искусству жизни: вместо того, чтобы усилить, оно ослабляет, вызывая проблемы со здоровьем, слабость, раны, и в самом конце - смерть. — Я вздохнул, развеяв шар. — Меллистрия была проклята кем-то ещё очень давно, вероятно, в те времена, когда я ещё не бывал на севере. Насколько я могу судить с вершины моего опыта, это проклятие имело своей целью вызвать бесплодие у женщины.
По рядам женщин прошлась рябь, многие ахнули, инстинктивно хватаясь за животы. Я увидел, как некоторые из моих солдат бережно обнимают девушек, успокаивая тех.
— Времени прошло немало, а королеве был нужен наследник. — продолжил я. — Она призывала к себе всё новых и новых целительниц, пытаясь избавиться от неведомой хвори. Меняла любовников одного за другим, вновь и вновь стремясь продолжить род. Но это было тщетно: каждый раз проклятье снова и снова убивало её нерожденного ребёнка. Убивало и становилось сильнее. Король с поддержкой своих людей — крепчайший из людей… Но и нашей крепости есть свои пределы. Наверно, отчасти поэтому Меллистрия и сдала город, понимая, что у ослабленной и проклятой, у неё мало шансов победить меня в дуэли.
Люди начали перешёптываться, тихо, но довольно заметно.
— Я не всегда был справедлив к вам, признаю это. —
сказал я, и шепотки замолкли. — Отчасти мной двигала обида и жажда мести, и наверно, я перегнул палку в своём стремлении заставить женщин Таллистрии уважать себя. Поэтому когда принцесса Леана сбежала из города, я подошёл к королеве и рассказал ей о том, что знаю о её проклятии. Рассказал о его природе и том, что, возможно, мастер смерти вроде меня сможет распутать этот ядовитый клубок смерти, что пожирает её детей. И знаете, мне удавалось! Сперва я запечатал проклятье, заставив его прекратить своё действие. Именно тогда Меллистрия забеременела от меня и согласилась стать моей женой. Однако чудовищная сила смерти, напитанная смертями тысяч нерожденных детей, всё ещё таилась в ней. Медленно, но верно, я принялся вытягивать из неё этот яд, ослабляя проклятье. Я знал, что подобный океан силы смерти может быть опасен: именно поэтому, чтобы снять проклятье, мы направились далеко за город, приказали увести жителей, на случай, если что-то пойдёт не так…Я почувствовал, как взгляд Гастона упёрся мне в спину: мастер, похоже, на миг вышел из своей апатии.
— Но на обратном пути, уже на воротах, нас встретил ударный отряд Ренегонцев, что пришёл за моей головой. — бросил взгляд на Гастона я. — Не знаю, можно ли сказать, что мы с Меллистрией полюбили друг друга… После того, что я сделал, отношения у нас были сложные. Однако в том бою она встала со мной спиной к спине. Мы сражались, двое против семидесяти, сражались и победили. Но последний удар мастер Гастона, что сейчас стоит перед вами, оказался слишком силён: всё же, вынужден признать, он отменный мастер… Он пробил насквозь и мою защиту, и меня, и даже Меллистрию. Я, здоровый молодой мужчина и король, выжил, конечно. Но вот Мели… Ослабленная борьбой с проклятьем, беременностью, усталая после долгого и изнурительного сеанса лечения и вымотанная боем с гвардией Ренегона… Она не выдержала. Гастон убил её, и вся чудовищная мощь смерти этого проклятья вырвалась наружу, сметая всё на своём пути.
Я сгорбился и укутался в плащ.
— Я пытался остановить её, конечно. — глухо произнёс я. — Но это было сродни тому, чтобы попытаться остановить руками лавину. Я лишь думаю о том, как хорошо, что Ренегонцы не явились раньше. Если бы они убили мою жену во дворце, до того как я сумел ослабить проклятье, возможно, вместо четверти Виталии мы бы потеряли весь город.
Делая вид, что преодолеваю самого себе, я медленно выпрямился и вскинул голову.
— Не знаю, сумеете ли вы простить меня за то, что я не сумел защитить вас в этот день. Но даю слово, так или иначе, я заставлю Ренегон заплатить за то, что произошло здесь сегодня. За каждую слезу, пролитую в эти дни, за каждого человека, за каждую крупицу страданий: они ответят так, что страх передо мною поселится в их сердцах на долгие века….
Внезапно из толпы горожан наружу протолкалась маленькая, лет десяти-одиннадцати девочка, и бросилась ко мне, обнимая.
— Это неправда. — подняла она на меня большие, честные глаза. — Вы спасли и меня, и мою сестру, и даже старую каргу Долли! Мама говорит, что там, где вы стояли, внутри кольца мёртвых остался целый конус живых жителей! Правда, я не знаю, что такое конус, но мы жили совсем недалеко от северо-восточных ворот!
Девочка доверчиво смотрела на меня с искренней любовью, держась за штанину. Я легко рассмеялся и поднял её на руки, улыбнувшись.
— Могу я доверять тебе важное дело, душа моя? — тепло спросил её.
— Конечно! — девочка активно закивала.
— Тогда помоги мне поджечь связки. Сегодня день горя… Но так или иначе, мы должны проститься с павшими.
Девочка серьёзно кивнула и взяла факел из рук подошедшего ко мне солдата. А затем, когда я подошёл к связке дров, подожгла её, едва дотянувшись тонкой ручкой. Вскоре и остальные костры заполыхали: мастера красных башен не теряли время даром.
Больше никто не произнёс на тризне ни слова в этот день. А на следующий я судил Гастона, в присутствии тысяч горожан, на центральной площади Виталии.