"Фантастика 2025-69". Компиляция. Книги 1-18

– Всех, вождь? – слегка удивленно уточнил Харум. – Эскилион отправил ту девочку, что вам приглянулась, в те же лагеря, сказав, что ему недосуг за ней присматривать. Учитывая, что у него нет даже еды и кровати, это легко объяснимо…

– Всех. – ответил я без раздумий. – Никаких исключений. В живых оставляем только новорожденных младенцев, в памяти которых не могло остаться свидетельств резни.

Гигант молча ударил себя кулаком в грудь, подтверждая приказ, и без колебаний ушел выполнять распоряжение.

Жребий брошен, решения приняты. Можно было пощадить больше, а можно было убить всех. Быть может, я был не прав, оставляя дело в подвешенном виде. Может, однажды кто-то узнает, что здесь было на самом деле.

Это уже неважно. Одно восстание, десять, хоть тысяча… Я подавлю их всё.

На границе сознания вспыхнуло зарево смерти: где-то недалеко Эскилион принялся проводить ритуалы над стариками. Рука в кожаной, дорожной перчатке сжалась в кулак, сковывая желание вновь наполнить душу смертью.

Следующие несколько дней я потратил, собираясь в дальнюю дорогу: к моей досаде, концлагеря, охраняемые нежитью отнюдь не блистали королевскими разносолами и множеством слуг, готовых раздобыть все необходимые вещи. Подготовиться стоило хорошо - дальнейший путь мне предстояло пройти в одиночку.

Земли теней плохо реагировали на нежить. Не уничтожали её, нет, это я успел проверить… Но те немертвые, что уходили в зону проклятья Таллистрии, становились его частью - и у меня не было никакого желания вверять существу, что родилось в результате моего первого шторма смерти новых марионеток. Я мог просить его об исключениях, но это был трудный и негарантированный процесс: сложно не сомневаться в доброй воле живой аномалии, состоящей из чистой смерти.

Перед самым отъездом меня нашел Эскилион, в момент, когда я прикреплял последние ездовые сумки на свою химеру.

– Подождите!

– У тебя ещё остались вопросы? – приподнял бровь я, оборачиваясь

– Харум говорит, что вы приказали мне заняться новорожденными! – воскликнул лич. – Что я должен с ними делать?

– Ты хотел сложных и интересных задач. – пожал плечами я. – Попробуй отцовство.

Настолько растерянного, обескураженного и беспомощного лица одновременно, пожалуй, я никогда не видел на лицах живых мертвецов.

Он так и не смог выдавить из себя больше ни слова, пока я взбирался в седло и уезжал. Но ничего - вырастет. Дорога до границы была быстрой и беспроблемной: что вообще может угрожать вооруженному всаднику в вырезанных им же землях?

Я спешился на границе, не доезжая до омертвевшей земли сотню метров, и приказа химере стоять на месте. Послушная нежить прождет меня и месяц, и два, если потребуется.

Тяжелый дорожный рюкзак непривычно оттянул спину: давно я уже не путешествовал на своих двоих. В звенящей, мертвой тишине, в которой не было ни звуков, ни шепота смерти, я вошел на мертвую землю, что была создана моими руками.

Это было почти незаметное, едва уловимое дыхание тяжелого, тягучего воздуха, наполненного смертью: меня заметили. В следующий миг давление упало: словно сама смерть, вместо того чтобы пытаться убить, окутала меня нежным, защищающим покрывалом.

Вокруг была лишь пустошь: мертвые, выжженные земли, где не оставалось ничего живого - и потому больше не случилось ничего. Не было проводника, через которого проклятье Таллистрии могло бы со мной говорить. Поправив впивающийся в спину тяжелый рюкзак, я решительно зашагал к ближайшему лесу.

Меня встретили мертвые, сухие черные остовы деревьев - и было в них что-то неестественное, чуждое любому человеку. Неуловимое, зловещее движение, мертвый шелест, словно аура мира, что не принадлежит более живым. Я не боялся ничего и никого - но впервые за долгое время, в этом месте, я ощутил непроизвольные мурашки на своей коже.

Ещё недавно почти застывшие деревья закачались, возмущаясь при моем приближении, словно подтверждая сказанную мною давно истину: это место более не принадлежит живым. Однако не прошел я и сотни метров, как мир вокруг резко изменился.

Стремительная, неумолимо быстрая тень, что движется быстрее любого человека, накрыла пролесок, затмевая пробивающееся из-за пустых крон деревьев солнце. Тягучее, давящее присутствие могущественного существа обрушилось на поляну, заставляя колоть в висках. Королевский фламберг вспыхнул пламенем, образуя вокруг меня огненную сферу: но прежде, чем я успел подать команду на отбой, всё стихло. Давящее присутствие исчезло, обращаясь потоками антрацитово-черной тени, которая, словно ластящийся котенок закружилась вокруг меня, а меч резко опустил защиту, словно угроза исчезла.

Сознание заполонил поток образов: но куда более ясных и понятных, чем я помнил…

Мое творение оказалось способным весьма неплохо учиться.

Узнавание. Признание. Детская, почти щенячья радость. Волнение за сохранность. Предложение восполнить силы. Вопрос о цели прихода…

Когда существо, способное уничтожать целые королевства, встречает тебя, словно собака, давно не видящая хозяина - это странное чувство. Но не скажу, что неприятное. С невероятной ясностью я вдруг понял, что, возможно, в своём порыве неистового гнева, создал страшнейшее оружие, кто когда-либо видел этот мир.

Стоит приказать живому творению высшей магии смерти развязать войну против всего мира - и он примется убивать его без колебаний. Выжжет всю жизнь, до которой сможет дотянуться, поднимет легионы, что и не снились любому некроманту. Он не будет колебаться, приносить смерть для него - так же естественно как дышать, для этого он и был создан - убить моих врагов. И что самое страшное, он будет учиться, совершенствоваться, и становиться всё сильнее и сильнее. И даже я сам, вместе со своими знаниями, затруднялся сказать как вообще убить это воплощение стихии смерти. Запечатать в какой-то хитрой магической ловушке?

Я помнил, как мой безудержный гнев застилал всё чувства в слепом отрицании поражения, что мне нанес король Ниоры. Нет, это существо не удержать в ловушке… Даже сейчас оно находиться в границах Таллистрии только потому, что я так захотел. Кто его остановит? Только боги, наверное…

Дух смерти, которому я так и не дал имени, почувствовал моё волнение, заваливая меня валом вопросительных образов.

Помассировав виски, я отправил ему серию посланий: образ Виталии, негодование на долгую дорогу, нежелание тащиться три недели до нужного места.