"Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25

Петр, покуда слушал солдата, чуял, как в груди у него начинает что-то гудеть, точно ветер в печной трубе. Повернулся резко и побежал на задний двор.

— Что, грошей раздобыл? — крикнули ему из кучки, видя, как подбегает. — Ну, садись играть!

Петр явился перед ними страшный. Дергалась щека, выпучены глаза, губы шевелятся, выговаривая что-то непонятное, чудное.

— Талеры мои отдайте! В нечистую играли! — пробормотал он наконец.

— Как в нечистую? — вскинулся по-петушиному шустроглазый. — Все мы тут одними костями играем — сам погляди! Ты, теленок, гвардейцев обижать не смей! Послужишь вот с наше, спознаешь…

Договорить он не успел — увесистый кулак Петра с чмокающим звуком будто в квашню попал, — угодил ему в лицо. Навзничь грохнулся солдат. Но не с людишками робкого десятка связался Петр. Были гвардейцы сильны, нахраписты, увертливы, не боялись ни Бога, ни черта, а поэтому через минуту лежал он в грязи. Четверо на нем сидело молодцов, крутили руки, и вот один сказал:

— Братья-гренадеры, а ведь теленок-то ещё присяги курфюрсту не давал.

— Точно, не давал! Пусть даст присягу! А то, вишь, надумал быков по морде бить. Присягу ему, присягу!

Каждый солдат мушкетерского курфюрста Бранденбургского полка в потаенном кармане камзольном ложку оловянную носил, чтобы не украли. Мигом эти ложки были извлечены на Божий свет, с Петра же, лежащего ничком, были сдернуты штаны, портки, и со всею силой прошлись «быки» тяжелым оловом по голым ягодицам человека, который ещё год назад повелевал Великой Русью. При этом говорили:

— Вот тебе присяга, теленок! Хоть ты и долог ростом, но ум у тебя короток. Знай впредь, как в бычачьи игры играть садиться!

Он поднялся грязный, обесчещенный. Тяжело дыша, подтянул штаны, оправил камзол, кафтан, отряхнулся и побрел на плац. Там, в углу увидел приспособления, какие не заметил прежде: бревно, почему-то заостренное во всю длину по верхней кромке, положенное на два других, врытых в землю бревнышка, да кусок земли, весь утыканный колышками толщиною каждый в полвершка. Приспособления такие не праздны были — на остром бревне, вниз свесив ноги, сидел солдат, как на коне, скорчившись от боли, силясь приподняться на руках. По колышкам же, будто собственной забавы ради, переминаясь, тоже весь скукожившись от боли, похаживал босым другом солдат.

— А чего это… они? — зачарованный этой картиной, забыв об унижении, спросил Петр у гренадеров, которые равнодушно взирали на происходящее.

— Так ты ещё не знаешь? — отвечали. — Ну так узнаешь! Это вот «кобыла», а это — «плясовое поле». Хочешь поплясать? Ну так посмотри на унтер-офицера косо!

Но не «кобылу» и не «плясовое поле» довелось испытать Петру. За преждевременно растраченное жалованье и за испачканный мундир он был приговорен к «прогулке через зеленую аллею». Когда его, раздетого по пояс, — руки привязаны к ложам ружей, — провели через строй солдат, и прутья с палец толщиною звонко ложились на его широкую спину, Петр извивался всем телом и кричал, мешая немецкий с русским:

— А в России солдат-то палками не лупят! Нехристи! Побойтесь Бога!

И никто не мог понять, причем тут Россия? Но уже спустя дня три, когда боль оставила его большое тело, Петр подумал: «А может, и правы сии немцы. Может, без «присяги», «кобылы», «плясового поля» да шпицрутенов изрядного солдата и не слепить?»

Но тут же какое-то сомнение вынуждало его крутить патлатой головой, и он шептал, заставляя товарищей по казарме смотреть на него с изумлением:

— Нет, врете! Можно! Можно!

10 ВОЕННАЯ СТРАТЕГИЯ

Будто из ада вышла вся эта погань: по уже слежавшемуся снегу, по улицам Москвы ехал санный поезд в сопровождении кривлявшихся уродов, карлов, просто скоморохов, разодетых так чудно, так дивно, что москвичи или смеялись до упаду, или, крестясь, бежали прочь, или застывали в удивлении немом, не понимая, кто и зачем собрался встревожить город этим срамом. На санях, что были в голове санного поезда, сидел мужик, толстенный и почти что голый — ввиду мороза чуднее не придумать. Было видно, что мужик тот сильно пьян, но то и дело наливает в свой бокал вина, пьет, а что не выпил, выливает на дорогу или брызжет вином в прохожих. С ним рядом, тоже пьяные, сидят две девки в срамных нарядах — титьки едва прикрыты. Обнимают мужика, лижут вино, что стекает по телу мужика, точно собаки. Забавней же всего то было, что эти сани везли козлы и свиньи, но картина сия не столь бы удивила горожан, если бы рядом с первыми санями не шагал сам государь невозмутимый, гордый, оправдывающий своим присутствием постыдство всей картины. А с ним рядом шел глашатай, крича:

— Граждане Москвы! Дивитесь! Вошли в ваш город греческие боги, коих веселый нрав поможет избегнуть всех печалей, жить в веселье, коего у вас так было мало! Вот едет первым самый веселый — Бахус с вакханками! Следом за ним — Венера, чаровница, дарительница любовных чувств! После — Гименей, бок брака, а за ним — Эрот, любовный бог, бог природных сил, воспламеняющий страсти! На санях последних едут Химера, Сцилла и Харибда — древние нечистые, кои вас должны предупреждать, что лучше жить в веселье и любви, чем постоянно опасаться опасностей и бед! Граждане Москвы! Раньше был у вас токмо один Иисус Христос за Бога, а таперя, глядите, сколь вы обогатились! Государь ваш царь дарит подданным своим целое сонмище богов, чтобы дружбу вы водили с ними! Слава государю, царю нашему батюшке Петру-у-у!

Но народ, хоть и слыхавший о том, что по окончании проезда богов «нездешних» всех угостят на славу водкой и всякими закусками, как-то не спешил вслед за срамным тем проездом. По большей части люди стояли в недоумении, не зная, что и делать, молча уходили, а дома, словно очиститься желая, на колени перед образами брякались и истово молились — точно после работы грязной и постылой ныряли в чистый омут, чтобы омыться…

Одна из комнат в кремлевских царских палатах была убрана совсем по-европейски: голландские картины, английские бюро, рабочий стол и стулья, богатый книжный шкаф с мраморными бюстами Сенеки и Гомера. За столом, развалясь в удобных креслах, сидели двое: Лже-Петр и Книпер-Крон. Оба курили трубки, пили кофе, и высоко закинутая на ногу нога шведского резидента свидетельствовала о том, сколь благодушествует он. Отхлебывая кофе мелкими, но частыми глотками, он говорил совсем не громко и очень доверительно:

— Боюсь, что ваше сердце, милый Шенберг, не выдержало бы такого испытания тщеславием, если бы вы присутствовали на приеме у короля Карла, когда я докладывал ему о ваших свершениях в России. Когда он услышал, как вы разделались со стрельцами, как бояре рубили их несчастные головы, наш юный король смеялся и говорил, что он, Карл, слава Богу, тоже швед, такой же, как майор Шенберг, при помощи которого он сумеет завоевать половину Европы.

— Неужели таковы намерения его величества? — с вкрадчивой вежливостью вопрошал Лже-Петр, ноздри которого стали раздуваться, едва он услышал одобрения своих деяний.

— Об этом чуть позднее, — коротко ответил Книпер-Крон. — Поговорим чуть-чуть о влиянии на нравы москвитян, о нашем влиянии.

— Да, да, поговорим. — Внимание изобразилось на лице Лже-Петра.

— Так вот, эта ваша выдумка с античными богами превосходна — король просто со смеху помрет, когда я передам ему о вашем спектакле. Как это вам в голову взбрело? На самом деле, если хочешь победить врага, нужно заменить их отеческих богов на своих собственных, и тогда они уже не будут столь жестко относиться к нам, как прежде. Понятно, что мы не язычники, но и не православные…