"Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
— Таня, а как там твой Андрей, служит? — начала новую тему тетя Катя.
— Он сейчас в ГДР, еще больше года ему осталось.
Удивленный новым поворотом мысли, Торик поднял взгляд. Спокойный, привычный, ничего не значащий разговор. Они просто разговаривают — учительница, врач, профессор и актриса, а школьник их слушает.
Неспешной беседой они словно подпитывали друг друга. Кругом мягко плескалась синергия, хотя Торик пока не знал, что это называется именно так. Ощущение было очень знакомым, теплым и приятным. Он улыбнулся.
Словно мысленно отвечая ему, оживился
— Сонь, а помнишь, как тебе воздыхатель стихи написал? Где-то году в двадцатом, что ли? Про шумливые берега, помнишь?
— Да ну тебя, скажешь тоже! — смутилась бабушка. — Какой там воздыхатель! Это некий Аверьянов в 1922-м в газету написал.
— Как там начиналось? Не припомню.
Бабушка откинулась на стуле, прикрыла глаза и начала:
Я люблю вас, потемневшие бугры,
Тонким кружевом просевшие снега,
Что чернеют там, на взлобочке горы,
И шумливой Пральи берега…
— Пральи? — встрепенулся Торик. — Так это про наши места?
— Про наши, не сомневайся, — уверил дядя Миша, — потому что дальше четверостишие я как раз помню.
Я люблю смотреть с высокой Гневни в даль,
Где леса чернеют полосой,
Где реки колышется эмаль
И высоко реет коршун надо мной.
— Там еще что-то про церковь и про город.
— Я плохо помню, — пожаловалась бабушка. — Только город… Нет. Ах, вот же:
Ну а город? Ах, красив, красив,
Он весной — как талые снега…
Тут подключился и дядя Миша, и теперь они нараспев читали вместе:
…Как законченный и радостный мотив,
Как шумливой Пральи берега!
Все замолчали. Эхо слов, написанных полвека назад, таяло в воздухе.
Резко зазвонил телефон.
— Алло, — сказала тетя Таня совсем другим — деловым и серьезным — тоном.
Телефон здесь был один на все Подгорье. Линию специально протянули вне очереди в дом единственного в округе сельского врача.
— Хорошо, — согласилась тетя, — минут через тридцать буду у вас. Нет, раньше никак не получится. Укройте простыней, но не перекладывайте. И пока не давайте пить. Ждите.
— Мне нужно до Козыревых дойти, — сообщила она гостям. — Приберетесь?
— Конечно, Тань, не волнуйся, я все сделаю, — заверила тетя Катя.
Торик помог перетаскать посуду на кухню. А дядя Миша все сидел, глубоко задумавшись, и смотрел в одну точку — на кольцо на полу.
Взявшись за это кольцо, можно было открыть люк, ведущий в подвал. Тот самый злосчастный подвал, куда упал семилетний Миша. Крики, суета, кровь, срочно телега, врачи, больница, долгая-долгая неизвестность и лишь робкая надежда на чудо. И чудо случилось. Он выжил и даже не потерял способности двигаться, но позвоночник пострадал необратимо. Всего один промах так драматично изменил всю его жизнь, сделав горбуном.
— Я… наверное, пойду, —
неуверенно сказал Торик в пространство.Бабушка с тетей Катей уже нагрели тазик воды и теперь вместе мыли посуду.
Сунув под мышку журнал с флексагонами и поудобней перехватив пеликана, нафаршированного конфетами, Торик вышел из «Гнезда» на улицу. Мысли в голове носились как бешеные. А сам Торик возвращался к бабушке Саше, в домик над шумливой Пральей.
Лето на этом не закончилось. От него еще остался приличный кусок. Целых три недели!
Глава 5. Ихтиандр
Ноябрь 1974 года, Город, ул. Перелетная, 9 лет
Хорошо, когда дома есть телерадиола. В большом рыжем корпусе из лакированного дерева уместились и телевизор, и радиоприемник. Мало того, сверху еще открывалась крышка, а под ней пристроился проигрыватель. Колонки не нужны — звук шел из самого ящика.
Торик обожал слушать пластинки! Не обязательно музыкальные. Родители припасли для него множество сказок и занимательных историй. Сейчас он дослушивал четвертую сторону «Искателей необычайных автографов» о путешествии к Фибоначчи Пизанскому. Недавно папа сделал наушники, и теперь слушать стало еще удобней: и сам все слышишь, и никому не мешаешь. «Главное — не мешать».
Путешественники как раз вернулись со средневекового карнавала и угодили в яму с кроликами, количество которых соответствовало числам Фибоначчи, когда Торик почувствовал: дома что-то не так. Обстановка, похоже, накалялась, и дело было не в соседях. Он тихонько сдвинул наушники назад и прислушался.
— Миша, так нельзя!
— Подожди, сейчас как раз прохождение. Потом поговорим, ладно?
— Не ладно! — не унималась мама. — Давай снимай свои наушники.
— А что, проблема какая-то?
— Да, проблема! Ты совсем не занимаешься ребенком! Сделал ему наушники, и все? Почему я его чему-то учу, а ты — нет?
— Чему?
— Всему, что знаю. Позавчера пекли с ним печенье. Он же умный мальчик. Смотри, какие книжки читает. Спроси, что у него получается, что нет. Ты знаешь, что он никак не мог освоить письмо?
— Да ладно! Он с детского сада читает и пишет…
— Печатными буквами, как ты! А в школе…
— Вера! — Папа явно терял терпение. — Он же ма…
— Покажи ему что-нибудь. Дай отпилить ненужное. Пусть гвоздь забьет, розетку починит…
— Еще бы он в розетки полез! Я сам все сделаю.
— Ты-то сделаешь… — Теперь уже мама теряла терпение, а заодно и новые аргументы.
— Ладно, — вдруг успокоился папа. — Доля истины в этом есть. Я подумаю, что можно сделать. А пока — дай поработаю. Тихо! Кажется, Мексика проклюнулась.
— Ты только говоришь…
Вера понимала: не время. Прохождение — это святое. В такие дни Михаил был неумолим, и отогнать его от радиостанции могли только пожар или землетрясение. Весь смысл радиолюбительства — ловить самые редкие и далекие станции на грани досягаемости. Обычно их не слышно. Но иногда из космоса прилетал солнечный ветер, приносил космические частицы, зажигал в небе северные сияния, а на Земле случалось это чертово прохождение. Радиосвязь сходила с ума. Ближайшие станции из соседних городов пропадали. Зато в невиданном количестве выползали маленькие и слабые — но такие ценные! — дальние корреспонденты.