"Фантастика 2025-70". Компиляция. Книги 1-31
Шрифт:
* * *
Все тот же кабинет.
Вкрадчивый голос Муна:
— Смысл упрямиться, лейтенант? Да мы эту подпись сами за тебя нарисуем! Лучше настоящей будет! А тебя — тупо в расход!
Молчу.
Удар.
Вырубаюсь — на этот раз по-настоящему.
* * *
Камера. Лежу на полу. Для разнообразия — лицом вверх.
Слушаю разговор за стеной — на арене все те же.
Мун рвет и мечет.
— Поздравляю! Дотянули! О
— А что на это говорит товарищ генерал?
— Он временно не на связи. Придется действовать самим.
— Застрелить нашего лейтенантика при попытке к бегству? — Сон любовно поглаживает кобуру на боку.
— Эти сказали, чтобы волос с его головы не упал!
— Ну, тут они малость опоздали…
Следователь криво усмехается.
— Короче: коли ему ту дрянь, — заявляет затем. — Сердечный приступ на почве глубокого раскаяния в содеянном — другого варианта просто не остается! Закорючки на бумагах сам за него проставлю — оспорить их уже некому будет!
— Товарищ капитан, за тем препаратом надо ехать — сами знаете куда. Здесь у нас его запаса нет!
— Ну так поезжай, что стоишь?! Два часа у тебя!
— Слушаюсь!
* * *
Камера. Я по-прежнему на полу. Но смотрю на происходящее сверху.
Входит — почти вбегает — Сон с шприцем в руке. За дверью в коридоре остается караулить солдат с коротким автоматом.
Жду в готовности. Недолго — старлей уже тут как тут.
Укол.
Торопливо очищаю кровь…
И все же немного не успеваю — препарат начинает действовать почти мгновенно. Спазм — и мое сердце останавливается.
На автомате завершаю процедуру нейтрализации отравы — однако тело уже мертво. Единственная надежда — немедленно вернуться в него духом, привнеся какой-никакой заряд жизни. Теперь, когда яда в организме нет — это должно помочь. Наверное.
Но сперва надо, чтобы Сон ушел — и забрал с собой автоматчика. Иначе — заметит.
А старлей стоит столбом, чуть в стороне от двери камеры. Задумался о чем-то.
Уплывают в небытие прошлого драгоценные секунды. Помощник следователя стоит.
Улетают мгновения. Сон стоит…
Понимая, что тянуть больше нельзя, я ныряю в мертвое тело.
Миг ничего не происходит.
Затем сердце у меня в груди неуверенно сжимается — и брезгливо выплевывает в артерию порцию крови. От затылка вниз по позвоночнику пробегает судорога. Рот жадно хватает воздух.
Я распахиваю глаза и встречаюсь с ошеломленным взглядом старлея. Выругавшись, Сон хватается за кобуру.
Я подрываюсь с пола — вложив в этот бросок все, что имею и чего, по идее, уже не имею — и вцепляюсь скованными «браслетами» руками в помощника следователя. Тот испуганно кричит. Вбегает автоматчик и выпускает по мне короткую очередь — но я успеваю развернуть старлея и подставить под пули его. Тянусь к кобуре Сона, но промахиваюсь, и пальцы хватают лишь пустоту…
Труп помощника следователя неудержимо сползает вниз — сил, чтобы этому помешать, у меня нет — и я обреченно смотрю в вороненый раструб пламегасителя.
— Не стрелять! — властно доносится вдруг из коридора. — Каждого,
кто попытается открыть огонь, лично к стенке поставлю!Голос незнакомый.
Топот приближающихся шагов.
Ствол автомата дисциплинированно опускается.
А я оседаю на труп старлея — короткая схватка выжала меня практически насухо.
Но уже откуда-то знаю: «завтра» все же настанет.
37. Козыри на столе
Сознание вернулось резко, словно кто-то рубильник дернул. Я приподнял веки — и тут же опять зажмурился: ударивший в глаза яркий свет будто перенес меня в кабинет следователя Муна, на бесконечный и бессмысленный допрос.
Затаив дыхание, я прислушался к собственным ощущениям. Лежу на спине. На чем-то достаточно мягком — определенно не на полу. И уж точно не сижу на табурете. Руки… Руки свободны от «браслетов». Голова… Кажется, даже не болит!
Кругом тихо. И пахнет не допросной — вообще не тюрьмой. Какими-то благовониями — вроде тех, что жгла в Сеуле Катя Кан. И еще — чем-то типично медицинским, одновременно и резким, и каким-то подчеркнуто стерильным…
Я снова приоткрыл глаза: на этот раз аккуратнее. Да, свет. Но, в общем-то, не столь уж и слепящий — это мне, видимо, на контрасте показалось. Да и бьющий вовсе не в лицо — этакий рассеянный.
Надо мной был белый потолок, почти незаметно переходивший в столь же белую стену. А та, если скосить взгляд, на определенном этапе сменялась краем белого же одеяла — видимо, с кровати, что служила мне сейчас ложем.
Я осторожно приподнялся на локтях, подспудно ожидая, что тело отзовется волной мучительной боли. Но почувствовал лишь глухую ломоту в мышцах — словно после изнурительной, но заурядной спортивной тренировки — да еще совсем легкое головокружение, стоило мне замереть — почти тут же и отступившее.
Хм… Это сколько же я тут провалялся без чувств, что все у меня настолько хорошо? Неделю? Две?
И, собственно, где я?
Откуда-то слева-сзади вдруг пришло легкое дуновение, и сразу за ним — шорох. Я обернулся — нерасчетливо резко: вот тут голова у меня закружилась уже всерьез, подкатила тошнота.
Как ни странно, это меня скорее успокоило: теперь, типа — другое дело! А то вообразил себя чудесно исцелившимся!
А тем временем ко мне в комнату — судя по всему, больничный бокс — вошел человек лет сорока с петлицами майора на полевой форме.
— Лежите-лежите, товарищ лейтенант, — бросил он мне еще с порога — очевидно приняв мою борьбу с приступом дурноты за попытку подняться с кровати.
Так-то, вскакивать на ноги у меня и в мыслях не было.
Я сглотнул, сдерживая рвотный порыв. Втянул носом воздух, медленно выдохнул. Повторил. Помогло.
Между тем майор опустился на стул у стены, после чего представился:
— Меня зовут Хан У Джин, я представляю Управление 35-й Комнаты.
Меня едва снова не замутило. Как говаривают корейцы, закроешь заднюю дверь — откроется передняя! Ну или по-русски: из огня да в полымя! Не Кукка анчжон повисон – так 35-я Комната! Хрен редьки не слаще — опять-таки выражаясь языком некогда родных мне осин.