"Фантастика 2025-80". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Фигаро еще раз огляделся и решительно зашагал в сторону усадьбы.
…Вильям Дюк, переодевшийся в пушистый домашний халат, сидел в глубоком кожаном кресле у камина, в котором весело потрескивало истекавшее смолой сосновое полено, и пил сидр из широкого бокала с толстыми стенками. И кресло и халат видали лучшие времена: из протершейся в нескольких местах кресельной обивки лез конский волос, а полы халата сильно истрепались, напоминая уже не о роскоши, а, скорее, о половой тряпке. Некогда красивая лепнина над камином была покрыта толстым слоем копоти и потеками свечного воска, который, похоже, собирался тут десятилетиями.
Внутри усадьба, столь приглянувшаяся следователю, несколько потеряла в красоте, зато сильно поднабрала в загадочности.
— Прадед моего прадеда, — рассказывал Дюк, с которого полностью слетел утренний сплин, — купил эту усадьбу у одного колдуна, сосланного на Дальнюю Хлябь, причем, даже по тем временам, заплатил сущие гроши. Вы не поверите, но когда-то нашей семье принадлежала вся здешняя земля, начиная от городской черты и заканчивая тем местом, где сейчас построена железнодорожная станция. Тогда это была глушь. Да это и сейчас глушь: час пешком до леса, а в наши леса не каждый охотник рискнет сунуться. Болота, буреломы, волки… Да что там, даже медведи, бывает, забредают в поселки, копаются в мусорных кучах. Харчатся, стало быть.
— М-м-м…. — Фигаро сделал большой глоток сидра. — А вас не смущает, что этот дом когда-то принадлежал колдуну?
— А должно? — Дюк хохотнул. — Это и предков-то не особо смущало. Тут все стены и потолки в здоровенных дырах — дедуля мой чуть весь дом в щепки не разнес. Клад искал.
— Нашел?
— Ага, держи карман шире! Нашел пудовую гирю в стене и пачку писем под паркетом. В основном, любовная переписка… Хотя коллекционеры расхватали письма на ура и дедуля таки здорово поправил финансовые дела. У нас тут и призрак есть — какой-то конюх. Они с нашим домовым якшаются, бывает, всю ночь напролет языками на чердаке чешут. Нас с женой это не волнует — вреда от них нет.
— А где сейчас ваша супруга?
— В столице. Сказала, что поедет проследить за закупками — я тут, по случаю, приобрел подержанный паровой трактор и масличный пресс. Но я-то знаю, что на самом деле просто к школьным подругам уехала, языком потрепать. Я не против — пусть его. У нас тут глухомань, скука… Так что вы говорите, у нас не кровососка завелась? А кто тогда?
Фигаро чуть виновато пожал плечами.
— Если честно, понятия не имею. Но меня больше волнует не ваш убийца хряков.
— А-а-а, тот колдун, что чудил у нас ночью! Понимаю… — Дюк кивнул и поставил опустевший бокал на антикварный журнальный столик. — Ловить будете?
— Странно. — Следователь достал трубку. — Вас, похоже, этот колдун совершенно не волнует.
— Не волнует. — Дюк покачал головой. — Вот совсем не волнует. Знаете, Фигаро, у нас тут лет двадцать назад, еще когда папаша был в добром здравии, жила одна старушка. Если на фермах чудь какая заводилась, так сразу шли к ней на поклон. Кто с деньгами шел, кто свинью приводил, а, бывало, что и корову. Так старушенция эта даже пиявку уделывала — пошепчет, поплюет, махнет рукавом, и поминай как звали. Ведьма, стало быть. Понятное дело, без лицензии, но страсть какая полезная… Может, этот ваш колдун — ее сынишка. Тогда и кровососку мы уже не увидим.
— Хорошо если так… — Следователь задумчиво посмотрел в окно, за пыльными стеклами которого простиралась снежная пустошь. — Ведь я, сами понимаете, ежели по закону, должен уведомить Инквизицию, ну, или сам взяться за это дело.
— Не хотите?
— Не хочу, — честно признался Фигаро. — Но накатать бумагу в Инквизицию я, все-таки,
обязан. Причем, в двадцать четыре часа.Дюк молча кивнул, плотнее запахнулся в халат, встал, подбросил пару поленьев в камин, постоял, впитывая живое трепещущее тепло и, вздохнув, наконец, сказал:
— Фигаро, я не хочу учить вас делать вашу работу. И уж тем более я не сомневаюсь в вашей компетенции. Но поймите и вы меня — Нижний Тудым это глушь. Глушь глухая; и пусть вас не обманывают все эти фабрики и мануфактуры. А мы здесь — периферия этой глуши. Да, у нас тут происходят странные вещи, причем гораздо чаще, чем вы можете себе представить. Наши леса и поля набиты колдовством, у нас каждый ребенок знает заговоры от сглаза, от волков, знает, как утихомирить расшалившегося домового, знает, зачем нужна просоленная кожаная бечевка и от чего спасает подкова под полушкой. Мы здесь учимся сыпать соль под порог раньше, чем ездить верхом, лечим лихорадку заговорами на козьей крови и отмечаем охотничьи тропки «чертовыми верстами» — отпугиваем лешаков. Мы задабриваем неприкаянные души на погостах, а ночами мимо наших окон летают блуждающие огни. На наших болотах все еще можно встретить островки, где водяницы линяют к весне, а наши охотники всегда берут с собой соляные жаканы и железные пули. Мы обращаемся к специалистам только в том случае, когда все наши предосторожности оказываются напрасными. Вы думаете, меня так сильно напугала эта кровососка? Ха! Не в кровососке дело, поверьте. Местные напуганы, потому что их веками работающие заговоры и отвороты вдруг перестали работать. Но если раньше в таком случае шли к деревенской ворожее, то сейчас у нас остались только городские специалисты. Поэтому я вас очень прошу — не зовите Инквизицию. Лучше уж сами…
Фигаро улыбнулся и покачал головой.
— Знаете, Дюк, вы меня не за того приняли. Я ведь сам из деревеньки вроде вашей, только мои Затворы стояли на берегу моря, далеко на севере… Представьте себе: ночь, ветер, мороз такой, что глаза слипаются, за окнами тьма кромешная, в море, совсем рядом с берегом, что-то светится как гнилушки в старом пне, над погостом вой до небес: осенние духи отпевают издохшую кикимору, в сарае лошади с ума сходят, а тебе нужно во двор, в нужник. — Следователь рассмеялся. — В такие ночи у нас с соседскими пацанами — я тогда еще совсем шкет был — случались «игры в храбрецов». Выходим из дому и — ну бежать до сарая и обратно! У кого в конце портки чистые, тот и герой… Так что я вас отлично понимаю, не думайте. Поэтому давайте сделаем так: сегодня я напишу бумагу в Инквизицию, а завтра сам ее отнесу и скажу, что беру это дело себе. Инквизиторам на вашу кровососку плевать, так что они формуляр подмахнут не глядя. А потом уже посмотрим, что дальше делать. Вообще сдается мне, эта ваша чудь ночная больше к вам не заявится.
…Фигаро редко ошибался настолько радикально.
Следователю снился туман.
Туман был плотным, сизым и холодным, а еще — до отвращения влажным. Он нес в себе даже не холод, а тот отвратительный утренний озноб, что продирает до костей и от которого некуда спрятаться. Фигаро поежился и обнаружил, что одет в синюю солдатскую шинель, аккуратно заштопанную на локтях.
Краем сознания следователь понимал что спит, однако убедить себя в этом было тяжело — уж слишком реальным казалось все вокруг, особенно запахи. Туман пах влажной землей, прелыми листьями, водой и, почему-то, хлором и подгоревшей кашей.
Фигаро медленно пошел вперед — или, точнее, в том направлении, которое он условно определил как «вперед». В этом страном мире, похоже, не было ничего, кроме узкой тропинки под ногами, где грязь мешалась с пожелтевшими стеблями травы и клочьями тумана, скрывающего весь остальной мир. Туман медленно клубился, завивался мелкими смерчиками и, время от времени, следователю казалось, что в сизой мгле двигается что-то очень большое и темное. Это было жутко, но Фигаро почему-то знал, что туман скрывает его от того, что обитало в серой глубине. Что-то там, в тумане, искало следователя, но не могло найти — большое, глупое и слепое существо, заблудившееся в дымке словно паук, запутавшийся в собственной паутине.