"Фантастика 2025-91". Компиляция. Книги 1-35
Шрифт:
Короче говоря, Мария Николаевна мучалась жуткой смесью из ревности и женского любопытства, которые очень его доставали. Под этим соусом она начала мучить сначала князя Константина Николаевна, потом отца, брата и прочих родственников по имеющемуся списку. Как ему «повезло» найти этот источник бурной въедливой активности!
Впрочем, Константин Николаевич за две свои жизни встречал и куда более худшую женщину. И, надо сказать, не только женщину, а иногда жуткую ведьму. Поэтому он невозмутимо хлебал так нравящиеся ему щи под непрерывное щебетание великой княгини. Даже когда у него отобрали кусок хлеба, просто взял другой. Тоже самое он повторил с ложкой, благо на столе было много запасных.
Но когда расшалившаяся Мария отобрала у него тарелку с супом и приходилось переходить ко второму блюду с таким же итогом, то есть к ловким женским рукам, Константин Николаевич не выдержал. Он пробежался по лицам родственников — взрослые были не довольны, дети — испуганы. То есть они наверняка будут хотя бы не против, если он прекратит это стихийное женское возмущение вкупе с капризами.
Схватил в охапку под пронзительные визги действительно испуганной Марии (она совсем не ожидала физической активности от обычно пассивного князя), и быстро вышел из столовой. Надо сказать, что некогда он был любящим мужчиной и никогда даже не то, что бил (вот еще!), даже никогда не воспрещал любые действия свое женщине. И сегодняшние действия могли означать, что угодно для великой княгини хоть в позитивную, хоть негативную сторону.
Князь Долгорукий ее не разочаровал. Позволил ей еще немного повизжать уже наедине. Поцеловал. Сначала чуть-чуть, потом подольше. Потом оба едва не увлеклись и чуть не забыли для чего они здесь.
Наконец, перешли к вербальной части конфликта. Константин Николаевич, прежде всего, объяснил ей, какая она прелестная умничка и очаровательная дурочка, и как он ее любит и ценит, несмотря на ее экивоки Марии и ее отца, и даже после венчания с чужой женщиной.
Сказано было страстно, горячо, но, безусловно, твердо, глядя прямо ей в глазах. От этого Мария Николаевна заметно ослабела и, положив ему руки на шею, почти счастливо вздохнула. На фоне этого она уже не стала возражать, что следователь из его нее очень плохой, а аналитические выводы по Аглае Спиридоновой не стоят медного гроша. Даже ма-а-аленького грошика. Короче говоря, глупость все это несусветная и всерьез восприниматься не может.
Мария Николаевна на это лишь умиротворенно погладила его по шее. И пусть она будет дурочка. Зато с любящим мужчиной хоть немножечко! А потом оглушила сильной оплеухой. Гад такой, мог бы быть понастойчивей. А девушка она была сильной, как только шею ему не сломала!
Обратно они вернулись, держась за руки. Старшие Романовы — Николай Павлович и Александра Федоровна соответственно — вначале смотрели настороженно. Не за обоими, только за дочерью. И не в плане поссорились, а в плане, что она еще выкинет. Гвардию ведь в столовую не вызовешь!
Но Мария Николаевна больше не взбрыкивала, больше следила за князем такими открыто влюбленными глазами, что они стали беспокоится уже за другим.
— Константин Николаевич, — спросил Николай I, императорской волей переводя разговор на другую тему, — кстати, а каковы ваши успехи в деле данного следствия?
Князь вернулся за стол — докончить с обедом. Проглотив ложку наваристых щей, он хотел было ответить августейшему тестю, но не успел. Машенька, стоявшая рядом с ним, и положившая руки ему на плечи оказалась сноровистей. Она грустно пожаловалась:
— Князь почему-то не согласен со мной. А почему — не говорит.
— Наверняка ответ будет очень простым и понятным. Нам сразу будет стыдно, — предположил Николай I, но сам попросил: — однако же, Константин Николаевич, мне тоже интересно — почему?
— Обычно в период следствия опытные работники не спешат с выводами, поскольку следствие может радикально
изменить результаты, — указал князь свое упорное молчание, — поэтому назовем наши выводы предварительными. В виде исключения я озвучу их. Так вот, по всем этим выводам Аглая Спиридонова не виновна.Почему? Это видно сразу. Аглая ростом не выше двух с половиной аршин. Точнее два аршина восемь вершков. Тогда как следствие показало, что горничная, помогавшая грабителю, была большого роста — почти три аршина без нескольких вершков. Или два аршина десять вершков. Разница вроде бы не большая, но отчетливая, позволяющая думать именно так.
Наступила тишина. Кто-то искал доводы, опровергающие концепцию светлейшего князя Долгорукого, но подавляющие просто «переваривали» его доводы.
— Ну, князь, вы и даете, — сказал в восхищении Бенкендорф, — мне за вами идти и идти! А ведь так просто и легко!
И он в досаде покрутил головой, как бы разминая шею, онемевшую от тесного ворота кителя. По своей должности он один из немногих, кто постоянно видел действия князя. Но ему и в голову не происходило, что простенькие измерения окажутся в основе концепции, в корне уничтожавшие одну из концепций. ЕГО концепции. И как элегантно!
Тут ему в голову пришло, что его, так сказать, протеже еще не рассматривали на официальном допросе и что его, может быть, тоже захотят рассматривать в черном свете. И кто его знает, этого князя Долгорукого с его ловким умением находить виновных на ровном месте! Ну, его к лешему, ведь не отоььгшься!
Бенкендорф заметно притих, делая вид, что стерлядка на обед очень вкусна, но сложна и требует максимум внимания. Пусть-ка поспорит лучше с самим императором или его родственниками.
Одна только Мария Николаевна попыталась сопротивляться. Она несильно погладила князя по плечу изящными пальчиками, — мол, молодец — и села между ним и отцом. Вот ведь что интересно — отец Николай I строго запретил им встречаться, не говоря уже о всем остальным. Венчание, казалось бы, окончательно уничтожила малейшие возможности для любовных отношений. А ври на тебе! опять милуются и автором этого становится ее дочь! И что же делать? в гауптвахту посадить — девушку и члена императорской семьи, так в России просто не поймут, а в Европе еще и засмеют.
Они встретились взглядами: отец — мучительно вопрощающим, дочь — стойко держащим свои личные рубежи. Дескать, дорогой папА, я выполнила все свои требования, но в душе я по-прежнему влюблена и с этим ты ничего не сделаешь. Ибо, ты царь только земной, а есть еще царь небесный — Господь Бог!
И император Николай I, наверное, впервые за время нахождения на императорском престоле, засомневался в своих принципах. Его, твердо и безжалостно боровшимся как с врагами внутренними, так и с врагами внешними, готовым наказывать хоть с виселицами, хоть тысячами шпицрутенов, побеждала его же дочь! И ведь внутренне он где-то в глубине уже начал понимать — она не то, что права, но и ей надо любить. Вот как теперь ему быть?
С этой стратегически выгодной позиции великая княгиня попыталась перейти в еще одно наступление, правда, не в любовном направлении, но все же пыталась передвигаться.
Нет, она уже не пыталась быть умнее князя. Понимала, что он юрист и рассудительнее ее. Но сказать-то она может?
— Э-э, Князь Константин Николаевич, — рискнула Мария Николаевна, обворожительно глядя на него, — а вы не думаете, что этот сообщник может просто подняться на какой-нибудь стул или ящик и взять ключ?
— Может, — одобрительно посмотрел на сообразительную великую княгиню Константин Николаевич, — вы, мадемуазель, не только красавица, но и еще очень умная женщина! Продолжай, милая, я весь во внимании.