"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

Её дыхание не изменилось. Оно всё так же оставалось размеренным, будто происходящее не имело для неё никакого значения. Как если бы она знала, что этот момент наступит. Как если бы давно ждала его.

Пятаков застыл, внезапно осознав, что не может дышать так же свободно, как мгновение назад. Её пальцы продолжали двигаться по его телу, но теперь каждое прикосновение казалось не просто касанием женщины, а чем—то иным. Будто его касались вовсе не пальцы, а холодные, вытянутые щупальца чего—то, чему не место в этом мире.

Он моргнул, пытаясь удержать реальность, но в следующий миг его сердце сжалось. Пальцы внезапно стали длиннее. Происходящее не было мгновенным превращением, не было резким изменением – просто он вдруг осознал, что её руки выглядят иначе. Чуть более вытянутыми. Чуть более чужими. Как будто их форма могла меняться, подстраиваясь под момент, под движения. Будто они искали что—то, пробуя его кожу, исследуя, изучая, запоминая.

Он опустил взгляд – и вдруг увидел, как что—то проступает сквозь её запястье. Полупрозрачная плёнка, под которой, подобно тонким живым нитям, двигалось нечто пульсирующее, живое. Они меняли форму, будто впитывая информацию, изменяясь, реагируя. В его разуме пронёсся ужас – он не мог этого видеть, не мог этого осознавать, потому что такое не ДОЛЖНО, не могло существовать. Но оно было здесь. Оно было частью неё.

Девушка улыбнулась шире, и теперь это уже не была улыбка человека.

Пятаков пытался осознать происходящее, но разум словно вяз в липкой трясине. Его тело ещё ощущало тепло её кожи, лихорадочный ритм движений, но теперь всё это казалось смазанным, словно он наблюдал за сценой сквозь мутное стекло. Её силуэт дрожал в воздухе, становился неустойчивым, как пламя свечи в затхлом пространстве, где не было ветра, но ощущался сквозняк.

Мир вокруг терял чёткость, черты расплывались, будто кто—то растворял их в ночи, перемешивая реальность с чем—то более древним, неведомым, ползущим из глубин, которым не должно было быть места в этом мире.

Его мышцы напряглись в попытке подняться, но тело не слушалось. Оно будто окаменело, погружаясь в оцепенение, похожее на тот момент между сном и пробуждением, когда осознание возвращается, но движения остаются невозможными. В висках гулко отдавалось биение сердца, но даже этот звук начинал казаться чужим, как если бы он уже не принадлежал его телу.

Она продолжала двигаться, и её лицо застыло в странном выражении – не столько наслаждения, сколько первобытной жадности. Губы приоткрыты, но дыхание не слышно. Её глаза – две чёрные бездны, в которых невозможно было различить хоть какую—то жизнь. Только пустота, зовущая, затягивающая, жадно поглощающая всё, что осмеливалось заглянуть в неё.

Воздух в комнате сгустился, стал вязким, тягучим, будто он был не частью этого мира, а чем—то чужеродным, вытесненным из другой реальности. Дыхание утяжелилось, стало влажным, словно лёгкие Пятакова заполнялись плотной, горячей дымкой, мешающей сделать хоть один нормальный вдох. Пространство вокруг начинало искажаться, плавиться, теряя привычную форму. Границы предметов размывались, как если бы всё происходящее находилось под толщей воды, под мерцающей гладью, скрывающей под собой неведомую бездну.

Тонкий звон пронзил воздух, срезая тишину, проникая в самое нутро, протыкая его мозг острым жалом. Это не был звук, который можно услышать ушами – он был внутри, там, где не должно было быть ничего, кроме мыслей. Но мысли исчезали, уступая место только одному – осознанию, что он больше не принадлежит себе.

Он снова попытался двинуться, но тело лишь дрогнуло, будто к нему были привязаны тысячи тончайших нитей, удерживающих его в этом моменте, в пространстве, которое переставало быть реальным.

И тогда он почувствовал, как его тянет вниз.

Сначала это было лёгкое ощущение, как когда ступаешь на рыхлый песок у кромки воды, и земля под ногами медленно уходит, увлекая вглубь. Но это наваждение быстро переросло в нечто иное. Впечатление, что под ним больше нет твёрдой опоры, что он завис в пространстве, где не существует силы тяжести, но есть что—то иное – невидимое, но неотвратимое. Оно не просто увлекало его за собой – оно выдирало его из этого мира, вытягивало, словно нить из ткани, оставляя за собой лишь зияющую дыру.

Его взгляд метнулся вверх, и он увидел её. Проститутку, которая больше не была проституткой. Существо, сидевшее на нём, уже не напоминало человека – его очертания искажались, то растягиваясь, то становясь прозрачными, будто это тело состояло из сотен слоёв, наложенных друг на друга. Она наклонилась ближе, и её губы прошептали что—то, но звуки были неразличимы, словно голос шёл из другого измерения, неспособного соединиться с этим.

И тут Пятаков понял, что уже не чувствует собственного тела.

Не чувствует рук, ног, не ощущает поверхности под собой. Он был в точке, где реальность исчезала, стиралась, уступая место абсолютному ничто. Звук в комнате стих, стал приглушённым, как если бы его уши заложило во время погружения в глубокую воду. Но это не было водой. Это было чем—то, для чего у него не было названия.

Тогда он исчез. Растворился в воздухе, как будто его выдернули из этого мира.

Комната наполнилась вязкой тишиной. Плотной, почти ощутимой, словно воздух здесь потерял привычную лёгкость, сделавшись густым, насыщенным остаточным теплом исчезнувшего тела. Лишь медленное дыхание женщины нарушало этот застывший момент, но даже оно звучало приглушённо, будто через невидимую пелену.

Она медленно приподнялась: движения её были безупречно плавными, точно выверенными, без малейшей суеты. Ни следа напряжения, ни намёка на смятение. Её руки спокойно скользнули вдоль бёдер, затем вверх, по линии груди, словно проверяя, не осталось ли на коже отпечатков его прикосновений. Она провела ладонью по животу, будто ощущая что—то ещё, но уже не на физическом уровне, а глубже, внутри себя. Лёгкое напряжение уголков губ выдавало не то удовлетворение, не то осознание завершённого ритуала.

Её спокойный и бесстрастный взгляд скользнул по постели. Простыни ещё хранили едва заметные следы их движения, слабые впадины на ткани напоминали о присутствии мужчины, которого больше не существовало в этом пространстве. Здесь не осталось даже его запаха. Всё, что касалось его сущности, было стерто, унесено туда, куда человеческий разум не способен заглянуть.

Не торопясь, она спустила ноги на пол, ощущая прохладу деревянных досок, затем поднялась и сделала несколько шагов к зеркалу. Её отражение было таким же, каким оно было прежде, но на какой—то миг ей показалось, что оно наблюдает за ней чуть внимательнее, чем следовало бы. Губы снова тронула лёгкая полуулыбка, тень эмоции, которая тут же растворилась, не оставив за собой ничего, кроме лёгкого намёка на самоё себя.