"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Это я как раз понимаю, – сказал Кратов.
– В восьмидесяти процентах случаев полной реабилитации так и не происходит. А в пяти процентах доходит до суицида! Что мы видим? – в голосе недоросля прорезались занудные академические интонации. – Человечество стремительно разделяется само в себе. В недрах биологического вида «хомо сапиенс» зарождается подвид «хомо сапиенс эктос». Недаром уроженцы дальних неблагоустроенных колоний и искусственных поселений уже называют себя «эктонами» и не питают сыновних чувств к планете-прародительнице. Каковой не всегда, кстати, является Земля… Здесь, по крайней мере, все понятно. Но и те, кто родился и вырос на Земле, а затем пережил пору созревания личности вне человеческой среды, в замкнутых и расово неоднородных сообществах Галактического Братства, как, например, вы, приобретают видовые признаки «эктонов». Попав же в естественную, казалось бы, среду
– Ух ты! – неопределенно сказала Рашида.
Кратов же промолвил:
Хорошо ты поешь – ну спляши хоть разок, попробуй, милая лягушка… [27]– Между прочим, ваше пристрастие к старинной восточной поэзии – тоже разновидность ментального эскапизма! – сообщил Торрент. – Отвратительное квакающее земноводное – это, разумеется, я?
– Естественно, – негромко проронила Рашида.
27
Исса (1763-1827). Перевод с японского А. Долина.
– Объясните мне, Торрент, – сказал Кратов. – Почему вы занялись социальными науками? А не эмбриомеханикой, скажем, или кулинарией?
– В известном смысле, поначалу это была игра случая… А вот объясните мне, почему вы, человек, выросший в сугубо заземленной среде, среди песков и саксаулов, вдруг устремились к звездам?
– У нас в Оронго были очень ясные темные ночи, – сказал Кратов. – И еще:
Звезды в небесах. О, какие крупные! О, как высоко! [28]28
Сехаку (1650-1722). Перевод с японского В. Марковой.
Мы с братом подолгу и часто глядели на эти звезды.
– И они казались вам далекими и недосягаемыми?
– Именно далекими и недосягаемыми.
– Я родился вне Земли, – сказал Торрент. – В замкнутом пространстве скучной планетарной базы «Гиппарх». Весь персонал которой состоял из двенадцати человек и не менялся долгие годы. Каждым утром я видел одни и те же лица, слышал одни и те же голоса, которые одинаковыми, стертыми от долгого употребления словами говорили об одном и том же. Изо дня в день, изо дня в день… Большое человечество казалось мне таким же далеким и недосягаемым, как ваши звезды.
– И в один прекрасный день вы поняли, что это только кажется.
– И увидел выход из тупика, – кивнул Торрент, – за которым блистал долгожданный фантастический мир моей мечты…
– И немедленно им воспользовались.
– Именно так все и было.
– А потом, когда выяснилось, что этот мир не такой уж блистающий и желанный, было уже поздно.
– Ведь это был уже мой мир… – Торрент вдруг замолчал и широко распахнул блеклые глазенки. – Вам не кажется, что мы чем-то похожи?
Рашида засмеялась и отвернулась.
– Известно ли вам такое имя – Стас Ертаулов? – спросил Кратов.
Торрент пренебрежительно оттопырил нижнюю губу:
– Разумеется!
– Я хочу найти этого человека.
– Это будет… непросто.
– То есть невозможно?
– Я этого не говорил. Невозможно найти человека, который давно умер. Хотя, в свете последних экспериментов доктора Ли, и
это препятствие вскорости может оказаться вполне преодолимым… Ертаулов же, безусловно, жив. А значит, доступен и локализуем.– Мне до сих пор не удалось его… гм… локализовать.
– Вы еще не до конца реадаптировались, – сказал Торрент высокомерно. – Существуют информационные потоки, о которых вы не знаете. Существуют рычаги, приведя которые в движение, можно понудить любого человека обнаружить свое присутствие. Я найду вам Ертаулова. Он мне тоже интересен – как уникальный образчик самоизолировавшегося квази-эктона.
– А взамен вы попросите…
– Удовлетворите мое любопытство, – Торрент снова зарылся в собственные штаны и спустя небольшое время добыл оттуда обычный кристаллик в оправке. – Здесь вопросник для вас. Улучите минутку, повертите в руках… Инцидент на Магме-10, а особенно его последствия. Какая-то странная распря со стрельбой и мордобоем на какой-то странной Нимфодоре – кого ни спроси, никто и не слышал о такой планете! – Кратов хмыкнул и приосанился, а Рашида изумленно вскинула собольи брови. – Третий визит на Фирн… финр… на ненормальную планету с безумным населением, сведения о чем отсутствуют в большинстве инфобанков, а в Библиариуме Совета ксенологов укрыты под каким-то зверским кодом конфиденциальности… Ведь в вашей биографии полно темных мест.
– Даже для меня самого! – сказал Кратов.
– Это не удивляет, – заметил Торрент. – Но, может быть, кое-что я смогу вам объяснить. Расставить точки над отдельными буквами…
– Знакомое выражение, – встрепенулся Кратов.
– Вам известны мои труды?!
– Я был немного близок с Дитрихом Гроссом. Который двадцать лет назад наставил столько точек над разными буквами в моей судьбе, что я до сих пор не могу прочесть некоторые слова…
«И это тоже звучит красиво, – отметил он. – Жаль, что никто не оценит…» Он украдкой вздохнул и посмотрел на Рашиду, которая под его взглядом расцвела, потянулась, как пантера, и приняла одну из своих невозможно притягательных поз. «А вот это и красиво, и всякий оценит!»
– Ухожу, ухожу… – проворчал Торрент, вставая из-за столика.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Эпицентр I
1
Они проваливались в нуль-поток, словно в омут, и он сразу стал их засасывать – торопливо и жадно. Нуль-поток был хуже омута, хуже самой поганой трясины. Из трясины сохраняется какой-то, пусть самый малый, шанс выкарабкаться, уцепившись за нависшую ветку, ущупав подвернувшуюся кочку… За что можно уцепиться в экзометрии, на что опереться там, где ничего нет – самая пустая пустота во вселенной? Кратову, окаменевшему в своем кресле, нуль-поток чудился этаким библейским Левиафаном со средневековых гравюр, намотавшим чешуйчатое беспредельное удавье тулово на теплые бока Чуда-Юда и прилаживавшимся, как бы сподручнее заглотать его целиком… с чавканьем и присвистом. А покуда он просто душил его, отнимая накопленную для экзометрального перехода энергию. И не по крохам, как это случается при короткой стычке с одиноко блуждающими нуль-облачками, а сразу большими кусками. Хищно отъедая у Чуда-Юда месяцы и годы его бесконечной жизни.
Но Чудо-Юдо-Рыба-Кит был молод и азартен, и он боролся за себя и за хозяина. Заполнял эту самую пустую пустоту вокруг себя ориентированным энергополем. Бултыхался и карабкался в им же созданном озерке нормально заряженной материи, надстраивая самому себе спасительную ветку, лепя из подлой трясинной жижи кочку-выручалочку…
Кратов, скорчившись в темном пузырьке кабины, снова и снова пытался связаться со стационаром. Но ЭМ-связь гасла в нуль-потоке, таяла в нем, как слабое эхо в бездонной пропасти.
«Могу я помочь тебе?» – мысленно спрашивал Кратов у Чуда-Юда. Ответа не следовало. Да и какой нужен был ответ?..
Биотехн боролся молча.
Кратов закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Извне до него не доносилось ни единого звука – да и не могло быть никаких звуков! В кабине было мягко и уютно, ни холодно ни жарко, даже не трясло. Смертельная схватка шла неощутимо. «Уснуть, что ли?..» Кратов поежился. Уснуть, не ведая, проснешься ли. Глупо… Если Чудо-Юдо-Рыба-Кит проиграет, никому и никогда не узнать, где нашел свой конец Константин Кратов, он же Галактический Консул – как его величают иногда братья по крови, по Земле-матушке. Те, кто постарше, – с легкой и незлой иронией, ровесники – с дружеским уважением, а неоперившиеся птенчики – с широко распахнутыми от восхищения и зависти глазищами. Его исчезновение станет одной из великих тайн Галактики. Нуль-поток попросту растворит изнуренного биотехна, разъест вместе с пассажиром. И унесется дальше. Ищи ветра в поле…