"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Департамент располагает такой видеозаписью, – промолвил Юзванд. – Я подумаю, что можно будет для вас сделать.
– Таким образом, я снял с широких плеч геакетта сразу несколько нош. Я могу стать орудием легального устранения т'гарда Лихлэбра. Шансы мои, скажем откровенно, невелики, – поспешил добавить он, прочтя насмешку в желтых глазах эхайна. – Но они у меня есть. Однажды я уже понудил т'гарда пить из лужи у моих ног…
– Умышленное уничижение представителя высших сословий, выраженное в словесной форме, – продекламировал геургут в пространство. – Наказывается шестью годами принудительных работ на усмотрение пострадавшего. В сочетании с отягчающими обстоятельствами, как-то: физическое уничижение либо ясно выраженное и документированное посягательство на таковое, и так далее… наказывается смертной казнью через отсечение верхних конечностей и оставление без медицинской помощи.
– Как выяснилось,
– Умышленное приписывание должностному лицу высказываний и намерений, не соответствующих его реально имевшим место юридическим действиям, – сказал Юзванд, – выраженное в особо циничной форме. Четыре года рудников на усмотрение гекхайана Руки. – «Хирарха», – мысленно перевел Кратов и нерадостно вспомнил старика Агбайаби. – Ну, на наших рудниках вы вряд ли протянете дольше года…
– Неправомерное осуждение и наказание лица, находящегося вне пределов юрисдикции Уголовного уложения, – отчеканил Кратов, – либо попытка такового. Наказывается бесславным отстранением от занимаемой должности либо, при наличии отягчающих обстоятельств, смертной казнью через отсечение головы и оставление без медицинской помощи.
– Позорным, – машинально поправил эхайн. – Позорным, а не бесславным.
– Как дикое животное я не могу быть осужден. Но, будучи этлауком, я не являюсь диким животным, поскольку не вхожу в официальный реестр флоры и фауны Светлой Руки, издаваемый Эхлиамарской Академией натуралистики. А тот, кто не дик, – разумен. Таким образом, я – не эхайн, но разумное существо, находящееся вне правовой юрисдикции Светлой Руки.
– Ну, возможно… – промямлил Юзванд.
– Теперь вы понимаете, что все, кто участвует в агрессии Эхайнора против Галактического Братства, нарушили эту статью вашего Уголовного права? – спросил Кратов.
– В аналогичных правовых актах остальных Рук нет такой нормы, – нерешительно заметил геургут.
– Но в законодательстве Светлой Руки отчего-то есть. Эхлиамар всегда славился своей подчеркнутой цивилизованностью. Эхлиамар живет законами и традициями, кодексами и уложениями… Уж не потому ли Светлая Рука так неохотно участвует в военных действиях?
– Это ложь! – лязгнул Юзванд.
– Скорее статистика… Ваше уголовное законодательство прямо запрещает делать то, к чему вас принуждает вассалитет. Вы и без того не знаете, что вам с этим делать, как разрешить конфликт между долгом и правом. Но т'гард Лихлэбр со своей безумной выходкой еще более усугубил неприятную ситуацию. Он экстремист, вояка, головорез. Он умышленно пытается навлечь на Эхлиамар гнев Федерации, чтобы вступили в действие иные, дремлющие законы. Законы военного времени, что оправдывают практически любое преступление. Так называемые законы Рыцарского Устава.
– Геакетт Кэкбур свято чтит все законы, – сказал Юзванд.
– И он хочет наказать строптивца. Он может сделать это по закону. Но его беспокоит общественное мнение, в глазах которого Лихлэбр – герой, отчаянный парень, любимец народа. Если я не справлюсь с т'гардом, тогда будет найден другой выход. На поиски которого я столь любезно предоставил геакетту время. И еще…
– Что же еще, яннарр Кратов? – осведомился эхайн.
Несмотря на иронию, слова его звучали вполне уважительно – о чем свидетельствовала хотя бы форма обращения, употребляемая в «эххэге» применительно к высокородным собеседникам.
– И геакетт, и т'гард хотят, – сказал Кратов, – чтобы та информация, что я хотел бы довести до всеобщего сведения, умерла вместе со мной. Поэтому при любом исходе Суда я обречен. Но пока что я нахожусь под защитой Статута.
– Это правда, – качнул головой Юзванд.
– И т'гард Лихлэбр, мятежник и преступник, тоже. Что особенно неприятно геакетту Кэкбуру.
– Драд-двегорш! И это правда, – сказал эхайн, стремительно воздвигаясь над столиком.
Росту в нем было не меньше двух с половиной метров. Он стоял неподвижно, отвернувшись лицом к стене, и от него исходили плотные потоки бешенства.
– Вы знаете наши законы, – прорычал Юзванд. – Знаете не хуже нас! Вы хитрые маленькие животные!..
– А теперь, –
с наслаждением произнес Кратов, – как вы есть официальное лицо и представитель законной власти, благоволите зачесть мне пункт двадцатый Статута справедливости.– «Буде каковой поединщик высокого сословия…» – размеренным голосом начал геургут.
Его огромный кулак с грохотом врезался в стену.
– Опустите это. Сразу перейдем к разделу о сословии низком.
– «Буде каковой поединщик, в силу своего подлого происхождения, имущественных изъянов либо иной какой ущербности, не способен изготовиться к Суду в равных с супротивником кондициях, да будет его положение временно до свершения Суда уравнено с рекомым супротивником…»
Камень стены крошился от страшных ударов.
– И еще, пожалуйста, об исполняемых требованиях, – сказал Кратов.
– «Оный поединщик в полном праве изъявить комиссарам Суда некие претензии, сиречь требования, числом не более пальцев на его руках, кои подлежат непременному и скорому исполнению, за изъятием одного», – проговорил Юзванд, от бешенства прикрыв глаза, – «дабы сей подлец не возомнил о себе лишнего».
– Свобода передвижения подразумевается, – заметил Кратов, – и в число требований не входит.
– И все, что мне говорили об этлауках, – чистая правда от первой до последней буквы!.. – бормотал Юзванд, разжимая окровавленный кулак, в котором зажат был заранее приготовленный ключ от цепей.
5
Сквозь узкие стрельчатые окна на пол падали причудливые отсветы. Окна, больше схожие с бойницами, были предусмотрительно забраны снаружи решетками. Пол был обычный, выстланный красноватой паркетной дощечкой. Кратов прильнул щекой к стеклу. Отсюда и до самого горизонта лежало сморщенное серое океанское покрывало, снизу доносился приглушенный рокот невидимого прибоя. Из клубящихся тяжелых туч на полнеба вставало огромное, темно-рыжее, в бесформенных бурых лишаях солнце. «Странно, – подумал Кратов, – помнится, мне толковали, что Эхлиамар крутится вокруг желтого карлика. А мы здесь имеем в качестве светила оранжевую звезду самого почтенного возраста. Желтый карлик, обладая столь солидными видимыми с поверхности планеты размерами, выжег бы означенную поверхность дотла. Что мы и наблюдаем, к примеру, на Меркурии. И чего совершенно не наблюдаем здесь, заодно теряясь в догадках, как все это следует понимать…» Он исследовал окно в поисках запора, форточки или иной какой отдушины и отошел раздосадованный. В помещении витали тяжелые ароматы местных благовоний, и невредно было бы от них как-то избавиться. Увы, он вынужден был соблюдать чувство меры в своих претензиях, ибо самое невинное требование могло оказаться внезапно зачтено в разряд исполняемых… На круглом низком столике, сделанном из какого-то тяжелого и, по всей вероятности, чрезвычайно прочного – учитывая эхайнский темперамент и дурную привычку колотить перед собой ладонью – дерева, стоял простой глиняный кувшин. Тщетно поискав глазами какую-нибудь емкость, Кратов поднял крышку – та оказалась достаточно высокой, чтобы исполнить роль бокала и, возможно, для того и предназначалась. Напиток как по цвету, так и на вкус напоминал слабое недобродившее пиво.
Прихлебывая пойло, Кратов двинулся в обход своих апартаментов.
Он толкнул первую подвернувшуюся сдвижную дверь и оказался в спальне. Если судить по ее размерам, клаустрофобией эхайны не страдали. В этом закуточке можно было только лежать и при желании лежа дотянуться до потолка. Постель была устроена прямо на полу – толстый и не слишком мягкий на вид матрац, застланный двумя покрывалами. Подушка отсутствовала. В небольшой нише над изголовьем стоял светильник в форме раскрывшегося цветочного бутона. Поразительное сочетание равнодушия к удобствам и наивного уюта… «Кстати, а не вздремнуть ли? – подумал Кратов. – За плечами у меня бессонная ночь на Эльдорадо, хорошая нервная встряска и два тяжелых наркотических шока. В конце концов, у меня впереди еще двое-трое суток, пока инстанции не решат, как поступить с моим вызовом… Нет, рановато расслабляться. Не все еще события произошли». Горестно вздыхая, он задвинул дверь и заглянул в соседнее помещение. Там тоже была спальня. Затем последовали: кладовая со множеством полочек и встроенным шкафом, совершенно пустая (Кратов тотчас же стянул с себя все еще влажную куртку, за эти несколько безумных часов сделавшуюся похожей на тряпку, и повесил сушиться в шкаф); комнатушка неясного культового предназначения со следами спешно вынесенных святынь; душевая кабинка и круглый бассейн, полный прохладной зеленоватой воды, сквозь которую пробивались цепочки пузырьков (когда Кратов уходил, на глазах его стояли слезы); еще один закуток со сложным сооружением из черного камня, напоминающим авангардистскую скульптуру, и потребовалось немало воображения, чтобы узнать в этом банальный санузел…