"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19

– Генеральный фрахтователь безмолвствует, – объявил Кратов, прихлебывая кофе. – Его терпение безгранично. Но не бесконечно.

– О! – воскликнул Белоцветов. – Сверхчеловечески прекрасные слова, радостный зов на вершины высочайшего зрения… [67]

– А вы знаете, сколько часов в местных сутках? – осведомился Урбанович. – Тридцать два! Да еще по сто двадцать восемь минут каждый!

– Шестнадцатеричная арифметика, – веско заметил Ветковский.

– То-то я смотрю, утро у них затянулось, – сказал Кратов.

67

Отсылка к Константину Бальмонту (1867-1942).

– «Остров Плодов, который еще именуют Счастливым», – с иронией произнес Урбанович.

Ветковский иронии не оценил и воодушевленно подхватил:

Назван так, ибо все само собой там родится. Нужды там нет, чтобы пахарь поля взрывал бороздами, Нет земледелия там: все сама дарует природа. Сами собою растут и обильные злаки, и гроздья, Сами родятся плоды в лесах на раскидистых ветках, Все в изобилье земля, как траву, сама производит. Сто и более лет продолжается жизнь человека.

– Если следовать местным традициям, то сто двадцать восемь, – уточнил Урбанович.

– Удивили! – фыркнул Белоцветов. – Моему прадеду уже сто сорок пять, а живет он, если хотите знать, ни на каком не Авалоне, а на Таймыре, где ни злаков, ни плодов, разве что в теплицах, и уж, разумеется, не воняет так, как здесь…

– Слушайте дальше, – сказал Ветковский и с подъемом продолжил:

Девять сестер в том краю по законам правят премудрым, Властвуя теми, кто к ним из наших краев прибывает… [68]

68

Гальфрид Монмутский (XII в. н.э.), «Жизнь Мерлина». Перевод с латинского С. Ошерова.

– Ну уж увольте, – проворчал подошедший Мадон. – Чтобы женщина мной управляла?!

Все обратили к нему сочувственные взоры. Мадон выглядел неважно. Лицо его, и без того обычно тонкое и худое, приобрело нездоровую заостренность черт, а естественный бронзово-зеленоватый загар сильно поблек.

– Уж не хочешь ли ты сказать, Жак, – прищурился Белоцветов, – будто та девица, что я видел подле тебя в порту Труа-Ривьер, позволяет тебе собой командовать?

– Я хочу только сказать, – возвысил голос Мадон, – что женщинам не следует занимать сколько-нибудь значительные административные посты. Они сразу делаются отвратительными мегерами, и это я знаю точно.

– Это какая-то ошибка, Жак, – мягко возразил Кратов. – Я встречал множество женщин, которым ответственные посты вовсе не мешали сохранять полное очарование.

– И наверняка они употребляли свое пресловутое очарование затем, чтобы чего-то от вас добиться, – проворчал Мадон. – А не добившись, сей же час избавлялись от него, как от ставшего ненужным делового костюма.

– Не понимаю, чем вам так насолили женщины, – пожал плечами Кратов.

– Для того у них имелись возможности, – уклончиво сказал Мадон. – И ни одна не была упущена.

– Что, тоже не спится? – спросил Белоцветов.

– Огромный корабль, – сказал Мадон. – Гулкий. Практически начисто лишенный звукоизоляции. – Белоцветов покраснел. – Совершенно пустой.

– Ну уж и пустой, – возразил Белоцветов. – А эмбрионы?

– Ни одной живой души на борту, – продолжал Мадон. – Одни эмбрионы, и те неизвестно чьи.

– Не преувеличивай, – сказал Белоцветов. – Прекрасно известно, чьи эмбрионы. Я уж наизусть выучил: получатель груза – доктор Ксавьер Монтойя, Авалонский филиал Института агрохимерогенеза, сектор пикноморфоза…

– Я имел в виду – неведомо, что за твари из них должны вылупиться, когда наступит пора, – сказал Мадон. – Все эти термины – агрохимерогенез, пикноморфоз… согласитесь, звучат весьма зловеще.

– Ну, не знаю, – сказал Кратов с сомнением. – По-моему, речь идет о каких-то биотехнах, преобразующих здешние хляби в нечто плотное и пригодное для возделывания.

– Глупая затея, – возразил Мадон. – Тратить столько сил и здоровья, не говоря уже о материальных ресурсах, чтобы обратить никому не нужные поля жидкого дерьма в жалкое подобие аргентинских пашен! Неужели всем этим людям нечем – и, самое главное, негде! – заняться?!

– Да ведь все очень просто, – сказал Кратов. – Есть люди, которым неинтересно сидеть там, где тепло, сухо, приятно пахнет, а кругом бегают сервомехи, которые рыхлят почву, на корню выжирают всякий сорняк, а в свободную минуту разносят среди зрителей холодное пиво. По какой-то причине им интересно быть здесь, жить здесь и работать здесь. А заодно и придавать этому не самому симпатичному местечку некоторую видимость комфорта.

– Опять же Башня, – промолвил Урбанович так, чтобы услышал Кратов.

– Вы оптимист, Консул, – с горечью заметил Мадон. – Вам по должности полагается. Человек, искренне верящий в идеи пангалактической культуры, не может не видеть во всем одно лишь доброе и светлое. А я, горемычный пессимист и, хуже того, мизантроп, по вашей воле оказался между молотом и наковальней. То бишь между смрадной планетой и пустой железной коробкой, битком набитой зародышами каких-то химер.

– Мизантроп, который сознает себя мизантропом, не безнадежен, – заявил Ветковский.

– Либо кокетничает, – присовокупил Урбанович. – Такой специальный кокетливый мизантроп.

– Мог бы мне сказать, – пожал плечами Белоцветов. – Я, так уж и быть, остался бы на «Тавискароне». Хотя ошвартоваться на новой для тебя планете и не переночевать в местном отеле – это немного неестественно.

– Я знаю, что для тебя естественно, а что нет, – сказал Мадон. – Но одно из немногих достоинств этого мира – отсутствие видимого присутствия женщин…

– Прекрасно сказано, клянусь честью! – снова рассмеялся Ветковский. – Отсутствие присутствия! Непременно вверну в одной из своих презентаций.

– На самом деле, я видел здесь вполне живую женщину, – сказал Урбанович. – Она сопровождала вашего мастера в направлении офиса администрации. Это было два часа назад.

Белоцветов встрепенулся и молодцевато развернул плечи, а Мадон скорбно спросил:

– И, конечно же, с тех пор никто его больше не встречал?

– Откровенно говоря, нет, – кивнул Урбанович. – Но, коль скоро вас волнует безопасность командора, в некотором отдалении за ним следовали господа Брандт и Грин. И, коли уж на то пошло, дама была достаточно пожилая.