"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19

Тугое белое облако приняло эксаскаф в свои влажные лапы, гермошлем покрылся мелкими каплями. Пока Кратов суетливо протирал забрало, картина сменилась. Теперь во все стороны распростерлась чистая небесная лазурь, облака же словно отяжелели и опустились книзу, обретя тривиальное сходство с ватой, которую в нескольких местах раздвинули суровые горные массивы. Склоны были круты и на вид неприступны, в седловинах между пиками лежал снег, а со дна скрытых ватным покровом долин вздымались тонкие, островерхие, скрученные вокруг своей оси серые стручки, не то несусветной высоты деревья, не то объекты техногенного происхождения, какие-нибудь антенны космической связи или синоптические регуляторы. Когда один из стручков проплывал мимо корабля, нависая над горизонтом подобно чудовищному стомильному миражу, можно было заметить, что его отливавшие металлом извивы двигались, ползли кверху, словно змеи по стволу. Корабль-планета с незримой командой гигантов, в этой метрике обернувшихся лилипутами, неотступно держался избранного курса, который вел его теперь сквозь облачное одеяло, где уберечь от гибельного столкновения с горным склоном или тем же титаническим стручком могло лишь чудо. На автоматику полагаться не приходилось, всем заправляла Белая Цитадель. Впустив «Гарпун» в свои тайные недра, она передавала его от портала к порталу, из метрики в метрику, повлиять на события было невозможно, оставалось лишь наблюдать за паноптикумом миров да надеяться на удачу и добрую волю творцов этого феноменального конструкта – если у него вообще были творцы. Когда до Кратова дошла наконец эта простая мысль, он принял ее с подобающим фатализмом. Какой смысл торчать на подгибающихся от физического и эмоционального напряжения ногах, разинув рот и вытаращив глаза, когда можно сесть, привалившись спиной к кабинке, и с философским благодушием наслаждаться зрелищем? Так он и поступил. «Гарпун» вырвался наконец из облачного плена и теперь отвесно падал в пустыню. Пространственная ориентация при вхождении в метрику сбилась, расчетливо или неумышленно – спросить было не у кого. Сглаженный песчаный ландшафт был повсюду, куда ни кинь оком, что впереди, что позади, словно корабль вдруг угодил в самую сердцевину миража. В низинах между покатых холмов проступали обширные участки, замощенные прямоугольными, тесно притертыми одна к другой плитами, которые отсверкивали металлом, как если бы возле самой поверхности, не показываясь целиком, дремало некое хтоническое пресмыкающееся. А над вершинами холмов, не задевая их, медлительно дрейфовали кремового цвета спиралевидные фигуры, ровные, аккуратные, эластичные, не то животные, не то растения, не то непонятно для каких целей предназначенные творения чужого разума. Рассмотреть все эти диковины толком не удалось, потому что Белая Цитадель сочла за благо удариться из крайности в крайность: пустыню сменил замерзший океан чистейшего аквамарина. Перспектива также была искажена, но на сей раз хотя бы позади, как и ожидалось, открывалась морозная небесная пустота. Кое-где изо льда торчали белые зубцы вмерзших айсбергов и, как уж, по-видимому, заведено во всех мирах, многочисленные загадочные артефакты в виде белых арочных конструкций, не повторявшиеся в своих очертаниях, без намека на симметрию или какую-либо привычную человеческому глазу гармонию, однако же не оставлявшие сомнений в искусственном происхождении. Хотя вопрос о том, что в иных метриках может выглядеть искусственным, а что натуральным, давно уже отошел в разряд дискуссионных. К какому классу объектов, например, можно было отнести весело танцевавшие над вершинами айсбергов тучи ледяных осколков, из чьих эволюций складывались то концентрические паутинные пересечения, то абсурдистская мозаика, то черт знает что такое?.. «Гарпуну» вновь повезло, в чужеродных льдах он не увяз. Кластер гигантских метрик, весь этот вселенский Бробдингнег, [171] в очередной раз ниспровергавший предположение об изолированности смежных метрик, очевидно завершился, и на смену ему хлынула совершенная психоделика. Возможно, здесь собраны были плоды первых экспериментов по сотворению вселенных, фантасмагорические и непостижимые. А может быть, эксаскаф занесен был в измерения еще более масштабные, потому что виды, подступавшие к нему со всех сторон, пробуждали стойкие и гнетущие ассоциации с внутренностями невероятного сверхорганизма, с таинствами его кровотока и обмена веществ. Его влекло по пульсирующим туннелям, выстланным изнутри ячеистой, тускло флюоресцирующей оболочкой, а попадавшиеся навстречу самостоятельные тела, сходные с семенами диковинных растений или яйцами драконов, уступали дорогу. Спокойный синеватый сумрак без перехода сменялся ослепляющим полыханием, пространство наполнялось огненными волокнами, так и норовившими стегануть по лавовым полям планеты-странницы, разбудить спящие вулканы, устроить кипучий ад и растворить ее в своих раскаленных объятиях. Разгула страстей хватало ненадолго, на его место заступали элегантные в своей хрупкой завершенности серебряные кристаллические структуры, где пустовавшие, а где затянутые зеркальными перемычками, в которых с немалыми искажениями отражался плывущий по невидимому течению обугленный шар, безобразное инородное тело посреди этой мертвенной механистической симметрии. Выглядело так, будто «Гарпун» не принадлежал всем этим мирам, не становился их частью, а лишь нечувствительно присутствовал в них на короткое время, отделенный от угроз и нежелательных взаимодействий защитными механизмами порталов Белой Цитадели. Незримая защита срабатывала не всегда: порой становилось жарко, влажно или ветрено. Должно быть, на сей счет твердых правил не существовало либо же они устанавливались на ходу. Все метрики были несходны, за исключением одного: они были полны следов разума. Может быть, и не всегда это был разум, а какая-то необъяснимая, непознанная сила, привносившая гармонию в хаос…

171

Страна великанов в «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта.

…Не всегда.

Гармония исчезла. С нею сгинул и хаос. Не осталось ровным счетом ничего.

Темнота и пустота.

Темнота.

Снова темнота.

И снова.

И вдруг свет.

Посреди кромешной тьмы, прямо перед Кратовым, только протяни руку, проступил ясный контур дверного проема. Из-за приоткрывшейся двери на носки ботинок ложился язык теплого света. В полном замешательстве, не имея в голове ни единой связной мысли, Кратов опасливо, одним пальцем толкнул простецкую пластиковую рукоятку цвета моржового клыка (он понятия не имел, что это на самом деле за цвет и из каких глубин памяти всплыла эта неожиданная метафора). Дверь со скрипом отошла, за ней была комната.

9

Кратов переступил порог комнаты и замер в ожидании. В скафандре высшей защиты он чувствовал себя так же нелепо, как если бы голым вперся на открытие сезона в Венскую оперу.

Базовая Матрица. Все меры предосторожности здесь были неуместны. Если бы от него хотели избавиться, не спасла бы никакая защита.

Комната, а скорее даже комнатушка была совершенно захламлена и, верно, оттого выглядела обжитой. Был в ней какой-то первозданный уют. В таких комнатушках во все времена обитали книжники и анахореты, скрывавшиеся от раздражающего, враждебного мира среди пыльных бумажных томиков и деревянных полок. К слову, и того и другого здесь было в избытке. Одна стена полностью скрывалась стеллажом до потолка, плотно, в два ряда, забитым книгами. Еще один стеллаж занимал пространство рядом с дверью, на пороге которой топтался Кратов. Кроме того, книги лежали опасно накренившимися стопками повсюду, где только было свободное место. Трехстворчатое деревянное окно было закрыто, на пыльном стекле пальцем нарисованы простенькие рожицы, и случилось это давно, потому что свежий налет уже лег поверх рисунков и старой пыли. Тяжелые шторы в пол с мещанскими узорами – цветики, листочки, – были кое-как сдвинуты и схвачены посередине ленточными завязочками. Слева от окна громоздилась деревянная тумба в две створки, на которой умостился неясного назначения механический черный агрегат с торчавшим из зева листом белой бумаги, а с торца к нему привалена была кожаная сумка-планшетка неброского бурого цвета.

На участке стены над тумбой, свободном от шторы, висели в беспорядке картинки и архаичного вида статические фотографии в пластиковых рамках. Прямо перед окном стояло низкое кресло без подлокотников, закрытое чем-то вроде разнопестрой циновки. Справа же, обращенный к стене, располагался длинный обшарпанный стол-конторка, заставленный, заваленный, запруженный разнообразными предметами, бумагами и артефактами. Среди них можно было видеть древнюю клавиатуру нажимного действия, тяжелые наушники с проводами, стопку картонных открыток, несколько графитовых карандашей и иных пишущих приспособлений, чуть ли даже не гусиных перьев, скомканную бумажную салфетку, керамическую фигурку, в которой с большим трудом угадывался заяц, и высокую кружку из толстого стекла, до половины наполненную темно-коричневой жидкостью, выглядевшей, как выдохшееся пиво. На конторке без какой-либо системы расставлены были дипломы в рамках, декоративные блюда на подставках, вазы с засохшими цветами (из одной отчего-то свисали деревянные четки) и статуэтки из позеленевшего от возраста металла или дешевого цветного пластика. С низкого и на вид тоже пыльного потолка спускалась кустарно исполненная люстра на три свечи, света от которых, впрочем, для такой халупы было в достатке.

«Мой кабинет, пожалуй, будет попросторнее, – отстранение подумал Кратов. – И не такой захламленный».

Обитатель здешних мест сидел спиной к входу в вертящемся кожаном кресле, на которое для вящей сохранности натянут был матерчатый чехол тех же узоров, что и циновка. Лицо его обращено было к музейному самосветящемуся экрану, густо заполненному мелкими черными символами, в которых без труда угадывались буквы какого-то отжившего свое алфавита. Кратов испытал громадное желание попятиться и уйти, что с его стороны выглядело довольно нелепо: проделать такой путь лишь затем, чтобы поерзаться в дверях и малодушно смыться! От существа, что сидело в кресле, исходило оглушительное, подавляющее ощущение занятости. И как же было ему выкроить время для праздных непрошеных визитеров?.. Но позади Кратова не было ничего материального, непонятная черная бездна, и отступить означало упасть в нее и бесславно падать до скончания своего веку.

– Не хотел помешать, – выдавил он пристыженно.

– Уже помешал, – сердито откликнулось существо. – Не маячь на пороге, проходи, коль пришел.

Кратов сделал нетвердый шаг внутрь комнаты и застыл в оторопи.

Прошла вечность.

Существо с недовольным кряхтением развернулось в кресле. Ничего мистического, сверхъестественного в нем не было. Седой всклокоченный старик в серой майке и грубых обтрепанных снизу шортах защитного цвета. Выпуклое пузцо, одрябшие бледные конечности. Синие шлепанцы на босу ногу. Сварливое выражение на морщинистой небритой физиономии. Круглые очки с толстыми линзами, что придавали блеклым зеленоватым глазам потешную лягушачесть.

– Можешь снять это… это… – старик совершил круговое движение вокруг своего лица.

– Здесь воздух? – осторожно уточнил Кратов.

– Какая тебе разница, – буркнул старик.

И в самом деле, никакой разницы не было. Все еще пребывая в растерянности, Кратов отделил шлем от скафандра и взял под мышку. В помещении был воздух. Теплый, застоявшийся, пыльный, но вполне пригодный для дыхания.

– Так это и есть… – Кратов мучительно задумался, не слишком ли по-идиотски прозвучит вопрос, но не задать его было невозможно. –…Базовая Матрица?

– Представления не имею, – сказал старик. Пожевал серыми губами, поглядел в потолок. – Ах, вон ты о чем… Могу тебя заверить: именно отсюда все начинается, и по ту сторону нет больше ничего. Доступно излагаю?

– Не слишком, – честно признал Кратов.

– Ну и не мучь себя, – посоветовал старик. – Прими как данность. Так и будешь стоять столбом? Проходи, садись.

Осторожно ступая грубыми космическими ботинками по мягкому ковру – длинный ворс травяного цвета шевелился, как живой, временами по нему пробегали волны, придавая разительное сходство с зеленым лугом, – словно бы ожидая каждый миг, что иллюзия рассыплется и под ногами разверзнется пропасть, Кратов пересек комнату и неловко устроился в свободном кресле.

Старик внимательно разглядывал его поверх чудовищных линз. Вблизи глаза его оказались вполне обычными, сильно выцветшими и опухшими от долгого сидения перед плохоньким экраном.

– Так и будешь молчать? – спросил он. – Что, совсем никаких вопросов?

– Я растерян, – досадливо сказал Кратов. – Ни за что бы не подумал…

– …что начало начал выглядит именно так? – хмыкнул старик. – У тебя были иные ожидания?

– Не так, – сказал Кратов. – Я настроил себя на полное отсутствие ожиданий. Был готов к чему угодно, – вспомнил он свои же слова в кругу игроков. – Хотя, конечно же, не мог не строить какие-то предположения. Но провалиться сквозь все уровни Мульти-Метра и угодить сюда… – Он взмахнул рукой, обводя неказистые интерьеры.

– Чем тебе не нравится? – проскрипел старик. – Думаешь, творцу для работы нужны хоромы? Да ни черта подобного. Стол, чем писать, на чем писать. И книги. Ну, еще кусок хлеба, бокал горячительного и куда преклонить голову. Между прочим, кресло, где ты сидишь, раскладывается в отличную лежанку. А насчет горячительного… Хочешь выпить? – вдруг спросил он, заговорщицки подмигнув.

– Нет, – сразу ответил Кратов.

«Что я говорю? – подумал он в панике. – Упустить такой шанс – выпить с высшим существом?!» И спешно поправился:

– Да.

Одобрительно закряхтев, старик распахнул конторку и вытащил оттуда две стеклянные фляжки, словно бы специально заготовленные на случай внезапных визитов.

Одну он сунул Кратову, а другую вскрыл ловким, отработанным движением и сделал шумный глоток.

– С закуской у меня туговато, – признался он. Глаза его слезились. – Ну да обойдемся как-нибудь. Ты пей, не скромничай. Надоело, знаешь ли, квасить в одиночестве. У меня, как ты понимаешь, гости бывают нечасто.

Кратов без усилий скрутил жестяную пробку и приложился. Пойло напоминало крепкое пиво с неожиданным фруктовым привкусом и сразу, без предисловий, било в голову.