"Фантастика 2923-134". Компиляция. Книги 1-23

— Мама захотела пить, — сказал он.

— Папа…

Я замолчал.

Заметил, как вздрогнула папина рука, как заплескалась в чашке вода.

— Дядя Витя, — сказал я. — Вспомни, пожалуйста, кому кроме нас ты давал читать свою книгу — я говорю о твоей повести. Друзьям? Соседям? Или на работе?

Виктор Егорович смущённо откашлялся. Он смотрел мне в глаза (будто не решался отвести взгляд). Папа покачал головой.

— Никому, — сказал он.

— Дядя Витя, — повторил я. — Ты подумай. Вспомни хорошенько. Это очень важно.

Папин задумчивый взгляд упёрся в мою переносицу. Пару секунд я дожидался ответа. Наконец, Виктор Егорович решительно тряхнул головой (в воздухе закружили пылинки).

— Никому не давал, — повторил он. — Да и никто об этой повести не знает… кроме вас. Один экземпляр я приношу тебе. Второй лежит в папке с моими документами. Вот и всё.

Виктор Егорович пожал плечами.

«В папке с документами», — мысленно повторил я.

Я прекрасно представлял, где отец хранил эту папку (помнил этот факт ещё по прошлой жизни). Сделал в уме пометку: завтра же туда заглянуть. Потому что мой экземпляр преспокойно лежал на книжной полке — в этом я убедился, вернувшись сегодня из школы. А если и папин…

Мы с папой одновременно почесали носы.

«Два варианта», — подумал я.

И тут же сам себя спросил: «Неужели третьего варианта нет?»

Глава 8

Во вторник тренер вновь поставил меня в пару с Лежиком — и для отработки приёмов, и для спарринга. Ещё в начале тренировки я ощутил в себе перемены — списал их на хорошее настроение. Однако уже при выполнении подсечек я почувствовал, что время отклика Мишиного опорно-двигательного аппарата на сигналы мозга чувствительно сократилось. В конце сентября у меня не было шансов противостоять резким действиям Олега Васильева. Теперь же я уходил от его атак — пусть и не «легко», но часто удачно. В спарринге я и вовсе дважды уложил растерянного Лежика на лопатки (оба раза сработал на четыре балла).

Обманные движения сегодня давались легко. Как и разрушение легко читаемых замыслов соперника. Придуманные ещё в прошлой жизни схемы ведения боя вдруг перестали быть лишь интересной информацией — сегодня она нашли практическое применение. Мы с Лежиком будто поменялись местами: теперь уже я отрабатывал на нём задуманные приёмы. Уверенно лидировал по баллам. И под конец спарринга я полностью диктовал противнику условия поединка. Что меня и подвело. В итоге я всё же попался на «болевой». Но лишь потому, что растерялся от собственной внезапной «лихости».

После тренировки Васильев похлопал меня по плечу и заявил, что я «расту» «не по дням, а по часам». Олег признался, что бороться со мной «стало интересно». И что он теперь сообразил, почему Верховцев перед городскими соревнованиями ставил ему в пару именно меня: к прочим соперникам Олег Васильев уже «приспособился», а я всё чаще был для него «неожиданным». Лежик снова похвалил меня за «храбрость и силу духа». И объяснил, как уходить от «перегибания локтя через бедро» — того самого приёма, которым он меня победил в спарринге. Я поблагодарил парня за науку (не признался, что не услышал ничего нового).

После тренировки мы с Зоей проводили Зотову от Дворца спорта до автобусной остановки. Вместе с одноклассницей дождались троллейбуса. Света из полупустого салона махнула нам рукой. Мы с Каховской проводили троллейбус взглядами. И устало побрели к Зоиному дому. Накрапывал мелкий дождик. Зоя спрятала голову под капюшон куртки; я последовал её примеру. Мокрые листья не шуршали под ногами — скорее «чавкали». Каховская держалась за мою руку. Молчала, будто вдоволь наговорилась с Зотовой и устала от болтовни. От остановки до Зоиного подъезда мы дошли, обменявшись лишь парой коротких фраз.

Я уже хотел попрощаться, когда Каховская вдруг сказала:

— Папа просил, что бы ты к нам сегодня зашёл.

Мне почудилось, что лицо девочки потемнело. Сообразил, что потемнела не Зоина кожа — стало меньше света на улице, будто скрылось за облаками солнце (это притом, что солнце не показывалось из-за туч с самого утра). Дождь уже не моросил — его капли увеличились в размерах, чувствительно ударяли по капюшону. Мимо нас к первому подъезду пробежала молодая женщина, она цокала высокими каблуками, держала над головой сумочку: пыталась уберечь причёску. Следом за ней промчался пузатый мужчина в чёрном плаще — погрохотал пивными бутылками, уложенными в две авоськи.

Я обронил:

— Зачем?

Попридержал заготовленную фразу «до встречи». Взглянул девочке в лицо. Зоя опустила глаза, словно заинтересовалась разбросанными на тротуаре разноцветными листьями.

— Я… рассказала ему о вчерашнем, — сказала она. — Ну… что у тебя снова случился приступ. Он просил сообщать ему, если ты…

Я покачал головой — зашуршал капюшон.

Девочка посмотрела на меня — с вызовом во взгляде.

— Ты мне не запрещал ему об этом говорить! — сказала Зоя.

Каховская говорила громко: перекрикивала шум дождя. Она не выпускала мою руку — напротив, усилила хватку. Дождь припустил всерьёз — превратился в ливень, забарабанил по асфальту и по припаркованному около подъезда автомобилю, зашуршал опавшими листьями и ветвями кустов. Я почувствовал, как намокли выглядывавшие из-под куртки штанины. Невольно взглянул на небо, откуда падали крупные капли, разбивались о Зоино плечо, брызгами летели мне в лицо. Рукой смахнул со щёк и подбородка влагу. Каховская приглушённо взвизгнула и взмахнула спортивной сумкой. Дёрнула меня за рукав, потащила к двери.

Я не вырывался — последовал за девчонкой. На пару с Зоей я чеканил шаги по ступеням. Стряхивал с куртки воду и радовался, что не промочил обувь. Резкий порыв ветра с грохотом закрыл окно на одном из верхних этажей. По стёклам всё громче долбили крупные капли. Мы взбирались уже на третий этаж, когда почудилось, что я услышал раскат грома. Похоже, почудилось не только мне: Каховская схватила меня за руку, сжала мои пальцы и ускорила шаг. Замигали лампы у потолка. По стенам подъезда замельтешили тени от древесных ветвей. Внизу хлопнула дверь, раздались взволнованные, но весёлые голоса. В Зоиных глазах я веселья не увидел.

Девочка торопливо отыскала ключ — распахнула дверь и юркнула в квартиру. Я последовал за ней. И уже на пороге уловил в воздухе запах табачного дыма.

— Папа, мама, мы дома! — крикнула Каховская.

Звякнули хрустальные «висюльки» люстр.

Зое из кухни ответил громкий голос «дяди Юры»:

— Кавалера своего привела?

Девочка стрельнула в меня взглядом. Виновато улыбнулась. Поставила передо мной тапки.

— Привела! — ответила она.

Я нехотя расстегнул замок-молнию на мокрой куртке.