Фантом памяти

–  Да как же не зависать, если в меня стреляли!
– взорвался я. Они не просто болтают, они уже от разговоров перешли к действиям, а ты меня успокаиваешь.

–  А что, ты точно выяснил, что в тебя стреляли?
– иронически осведомился мой друг.
– Насколько я помню, ты говорил, что все это оставалось на уровне ощущений. Что могло с тех пор измениться?

Я постарался взять себя в руки, не злиться на Борьку, реакция которого на им же собранные сведения казалась мне неоправданно легкомысленной, и начал рассказывать. Про материалы для книги о коррупции среди милицейских чиновников. Про некоего генерала Маслова, который давал мне информацию и которого убили при весьма подозрительных обстоятельствах вскоре после того, как я попал в аварию. Про подаренный мне кем-то коньяк и про смерть Фомича и Миши-грузчика. Про то, что за мной кто-то следит. Про то, что кто-то заходит в мое отсутствие ко мне в комнату и роется в бумагах и вещах. Про хорошо проинструктированную и подосланную кем-то Елену. Борис слушал, не перебивая, но ироничная улыбка так и не сошла с его лица.

–  У тебя, Дюхон, каша, мед, дерьмо и пчелы в одной посуде, резюмировал он, когда я трагическим тоном закончил свое повествование. Недоказанный выстрел, недоказанный коньяк, недоказанная слежка. Единственное, что ты можешь утверждать точно, так это то, что кто-то трогал твои бумаги. Будем исходить из того, что тут ты не ошибся, хотя и мог бы. Но я тебе верю. Допустим, бумаги действительно трогали и смотрели. Что дальше?

–  А коньяк? Почему ты считаешь его недоказанным?

–  Потому что не доказано, что он был отравлен. Он действительно мог быть ядовитым фальсификатом, не более того.

–  Да что ты говоришь, кто это мне будет паленый коньяк дарить! возмутился я.

–  А вот это уже домыслы, - Борька развел руками.
– Это ты сам придумал. Коньяк был, не спорю, и твой Фомич его хлебнул и преставился, тоже не спорю. А что было в этом коньяке - никем не установлено.

–  Ну хорошо, а слежка?

–  Ты заметил приоткрытую дверь и слышал шаги. Ты видел, кто это был? Ты говорил с этим человеком? Ты спрашивал его, почему он подсматривает, как ты занимаешься на тренажерах? Нет. Не видел, не говорил, не спрашивал. Как же ты можешь утверждать, что это делал некто, имеющий злой умысел? А может, это поклонница, фанатка какая-нибудь? Или просто любопытствующий элемент из числа лечащихся. Или медсестра, опасаясь за твое здоровье, решила потихоньку проверить, как ты себя чувствуешь, не перегружаешься ли. Дюхон, научись наконец различать реальность и вымысел. Я понимаю, ты писатель, ты живешь в одной реальности, а создаешь другую, и обе настолько глубоки и всеобъемлющи, что ты не всегда можешь их разделить. Но в твои годы уже пора бы научиться чувствовать грань. А то ты впадаешь из крайности в крайность, то у тебя все - вымысел и полет фантазии, а то начинаешь во все верить и кругом видеть происки врагов.

–  А Елена? Елена-то - не вымысел, она живая, из крови и плоти, она есть. Если хочешь, могу тебя с ней познакомить, чтобы ты убедился, что она мне не мерещится.

Борька расхохотался, даже слезы выступили на глазах.

–  Ну ты даешь, Дюхон! Далась тебе эта Елена! Неужели ты думаешь, что группа безмозглых наркоманов способна подослать к тебе такую женщину? Да откуда у них столько денег, чтобы оплачивать ее пребывание здесь? И откуда такие тонкие знания о твоем характере и вкусах? Выбрось ты это из головы. Раз в жизни тебе попалась стоящая баба, которая тебя не раздражает и разделяет твои мысли и убеждения, так хватайся за нее двумя руками и не отпускай, вот что я тебе скажу. Она же влюблена в тебя, это даже мне понятно. А ты какие-то дурацкие подозрения вокруг нее строишь. Опомнись, парень!

Но я продолжал упорствовать. Ни о какой влюбленности и речи быть не могло. И о полном родстве душ тоже, в это я вообще не верил, даже теоретически. Елена проинструктирована и подослана, в этом нет никаких сомнений. Если не Гариком и его корешами, то милиционерами.

–  Тут есть о чем подумать, - неожиданно согласился Борька. История с книгой - это серьезно. Хотя убийство твоего знакомого генерала - тоже еще не повод для паники, ты же достоверно не знаешь, кто его убил, настоящие бандиты или нанятые. Если хочешь, я могу попробовать навести справки о твоей Елене. Ничего не гарантирую, но попытаться могу. Хочешь?

–  Хочу, - твердо ответил я.
– Должна же хоть в чем-то быть ясность.

–  Вот это правильно, - одобрительно хмыкнул Викулов.

–  И еще...
– я запнулся, не будучи уверенным в том, что мысль, пришедшая мне в голову, является толковой. Но у страха, как говорится, глаза велики, и я уже готов был подозревать всех и во всем.
– Ты не мог бы навести справки еще об одном человеке?

–  Кто таков?

–  Психоаналитик, который сейчас со мной занимается.

–  А что с ним не так?

–  Не знаю. Вроде бы все нормально. Очень приятный мужик и специалист толковый. Но я подумал, что если им нужно под меня кого-то подставить, то это может быть либо женщина, либо врач, с которым я буду вести долгие и откровенные разговоры.

–  Мудро, - снова согласился Борька, уже во второй раз за сегодняшний разговор, что было по меркам нашего общения просто неслыханным. Дело говоришь. А откуда, кстати, этот доктор взялся? Кто его рекомендовал?

–  Его привела мой литагент. Я просил ее найти специалиста, который гарантированно будет держать язык за зубами насчет моей амнезии. Вернее...

Я собрался было сказать, что это на самом деле не обычная посттравматическая амнезия, а диссоциативная, и объяснить Борьке разницу, но остановился. Что я ему скажу? Что в моей жизни произошли события, которые я, по всей вероятности, не хочу помнить, потому что они для меня мучительны. И что услышу в ответ? Обычное Борькино насмешливо-пренебрежительное суждение о том, что я - сладкая карамелька, прячусь от всего неприятного, избегаю конфликтов, потому что трус и слабак. Слышать этого я не хотел. Поэтому умолк, не закончив фразу.

–  Что - вернее?
– Викулов прищурил глаза и внимательно посмотрел на меня.
– Что ты хотел сказать?

–  Да нет, ничего. Просто я подумал, что этого доктора искала Муся, и если его подставили, то неизбежно должны были войти с ней в контакт. А Муся ничего такого мне не рассказывала.

–  Дюхон, ты в своем репертуаре. Ты что, подробно расспрашивал ее, где она познакомилась с твоим доктором?

–  Нет, - признал я.

–  Вот видишь. Ей могли его подставить так, что она и сама этого не заметила. Она полностью уверена, что нашла твоего психоаналитика своими силами, и даже не подозревает, что ее с ним намеренно познакомили. Другой вопрос, как твои милицейские противники могли узнать о том, что ты потребуешь найти психоаналитика? Ты же не думаешь, что у тебя тут все прослушивается? Надеюсь, до такой степени паранойи ты еще не дошел?

Ну вот, пожалуйста, Борька считает, что все мои подозрения чистой воды паранойя. Приехали.

–  Нет, - сухо ответил я, чувствуя, что начинаю внутренне закипать. Именно этим всегда и заканчиваются мои встречи с другом детства.
– Здесь ничего не прослушивается. Но если они моей персоной интересуются, то обязательно должны интересоваться и Мусей, ведь только она полностью в курсе моих дел.

–  Тоже правильно, - он одобрительно кивнул.
– Больной-больной, а соображаешь. Ладно, давай-ка я запишу имена и фамилии твоего доктора и этой Елены и посмотрю, может, что-то и смогу сделать.

Борька спрятал листок с записью в бумажник и поднялся.

–  А ты в самом деле классно выглядишь, - произнес он на прощание.
– Был рыхлым мякишем, а стал почти суперменом. Ну, счастливо.

* * *

–  Я недавно смотрела по телевизору ваш мюзикл "Падший ангел", сказала Мария, наливая мне уже третью по счету чашку чаю.
– Музыка прелестная, вы очень талантливый композитор.

–  А все остальное?
– поинтересовался я.

–  Вы имеет в виду либретто? Ниже всякой критики, - отрезала старуха.