Фантом памяти

Жизнь снова стала размеренной и лишенной ярких событий. Подъем, завтрак, тренировка, душ, бассейн, обед, работа, ужин, работа, сон. Через день в это устойчивое расписание вклинивался приезд Муси раз в неделю, потом раз в две недели - визит матушки. Лина уехала с Женькой на весь август к морю, и мое существование стало почти полностью психологически комфортным. В первый момент я радостно собрался переселиться наконец домой, поскольку жены там не будет целый месяц, но, к собственному немалому удивлению, понял, что мне жаль прерывать занятия с Телком. Только-только начало что-то получаться - и бросать на полпути? Ну уж нет, коль подвернулась такая возможность, буду продолжать. Для книги пригодится, не для этой, так для следующей, про милицию. А там - как знать, может, и в жизни понадобится.

К концу июля пришлось расстаться с милым Чертополохом Петровичем, за ним приехала дочь с мужем и увезла в Германию, в какую-то клинику, где успешно лечат заболевания позвоночника. Мы с Гришей остались на время трапез вдвоем, за наш стол больше никого не подсаживали, и меня это более чем устраивало. Парень ел быстро и спешил сменить напарника, разговорами за едой не докучал и предоставлял мне возможность поглощать обильное санаторное питание в приятном и привычном для меня задумчивом молчании. Кстати, подозрения в отношении Телка со временем притупились, никаких поводов сомневаться в собственном простодушии он не давал, вопросов не задавал и с задушевными разговорами не лез. Все наше общение ограничивалось исключительно моим обучением искусству нанесения ударов по живому телу и обсуждением принципов и правил наращивания физической силы, выносливости и ловкости. В конце концов, я начал испытывать благодарность к судьбе за то, что она так неожиданно послала мне Гришу-телохранителя. Я понял, что безумно устал от вечно критичного и язвительного Колючкина и от вечно печальной и чрезмерно многомудрой Мимозы. Телок был открыт и добродушен, с ним можно было не напрягаться и в полном смысле слова отдыхать душой, наслаждаясь его беззлобностью и дружелюбием. Книг он никогда не читал, даже в детстве, принадлежа к поколению, выросшему на телевизорах и компьютерных играх, о писателе Корине что-то где-то слышал, но невнятно, посему относился ко мне без всякого пиетета, тепло и покровительственно, как и положено относиться к ученику.

Переданные для предварительной публикации отрывки вызвали фурор, и Муся периодически докладывала мне об очередном представителе прессы, рвущемся взять у меня интервью в связи с резкой сменой мною жанра. Я никому не отказывал, установив для общения с журналистами твердый график: каждый вторник с двенадцати до двух мой литагент мог привезти в санаторий любого желающего, милости прошу.

На мою бесценную жизнь больше никто не покушался, книга писалась легко, физическая форма моя крепла с каждым днем, и я чувствовал себя каким-то новым, немного неизвестным, но совершенно удовлетворенным.

* * *

–  Знаете, Мария, я не перестаю удивляться тому, как вы не схожи со своей соседкой, - проговорил я, приканчивая несказанно вкусный ужин, которым меня кормила старуха.

Сегодня она была одета в ослепительно белые брюки и нежно-голубой свитер. На шее - три нитки крупного жемчуга, такой же браслет на худом запястье, в мочках ушей - аккуратные небольшие жемчужинки, чуть покрупнее - в кольце на пальце.

–  Почему вас это удивляет, голубчик? Кто вам сказал, что люди, живущие по соседству, непременно должны быть похожи друг на друга?

–  Я имел в виду другое. Ведь Анна - молодая женщина, у нее есть собственный дом, она не голодает, у нее растут прелестные дети, вокруг нее вьются мужчины. Девяносто девять процентов женщин на ее месте радовались бы жизни. А она все время хмурая какая-то, неулыбчивая, серьезная, выглядит постоянно усталой, словно у нее ни на что нет сил. Вы же, наоборот, одиноки, у вас нет детей и вообще никаких родственников, молодость далеко позади, здоровье наверняка оставляет желать лучшего, - я деликатно пытался обойти слово "старость", - и тем не менее вы полны сил, энергии, радости. Отчего так, а?

–  Оттого, дорогой мой, что я умею быть благодарной.

–  Благодарной? Кому? И за что?

–  Вселенной. Богу. Космосу. Я просыпаюсь утром и с благодарностью думаю о том, что проснулась, что мне подарена возможность прожить еще один день. Я выхожу в сад и благодарю бога за то, что он дал мне возможность увидеть еще один цветок, который вчера еще не распустился, или еще одного птенца, который на рассвете вылупился из яйца. Ко мне пришли гости - и я благодарна им за то, что они пришли, и мы поговорили о том, о чем не поговорили бы, если бы я не проснулась утром. Я умею быть благодарной за все, что происходит со мной. Каждую минуту, на каждом шаге, на каждом выдохе. Вселенная любит тех, кто ее благодарит, и старается дать им еще больше. Ведь она, в сущности, ничем не отличается от людей. Собственно говоря, мы все - это и есть Вселенная.

–  Значит, Анна не такая? Она этого не понимает?

–  Ну отчего же? Понимает.

–  Почему же она не такая, как вы?

–  Понимать - не значит хотеть. Понимать - не значит мочь. И не значит уметь.

–  Вы хотите сказать, что Анна не хочет быть благодарной?

–  Хочет. И умеет. Но не может.

–  Почему?
– допытывался я, стараясь понять.
– Что ей мешает?

–  Закон. Она не имеет права. Ей нельзя. Меняем тему, голубчик...

ГЛАВА 13

–  И все-таки ты не прав, Корин, - в тысячный раз повторила Муся.

Ее терпение было поистине безгранично. Еще летом Муся принесла мне присланную из Германии по электронной почте и распечатанную с компьютера фотографию Вероники - женщины, в которую я был влюблен и с которой встречался сначала во Франкфурте, потом в Лейпциге. На снимке была прелестная шатенка с яркими глазами, чувственными губами и широкими бедрами. Именно тот женский тип, на который я всегда западал безоговорочно. Неудивительно, что я не прошел мимо нее. Мысли о Веронике не покидали меня все месяцы, пока я находился в санатории, да и потом, когда вернулся домой, я думал о ней каждый день. И с нетерпением ждал начала октября - нашей с Мусей поездки на Франкфуртскую книжную ярмарку, где мне предстояло выступать в рамках официальной программы, а также поучаствовать по просьбе моего издательства в Германии в ряде мероприятий. Были запланированы и две встречи с читателями, одна - с немецкими, вторая - с русскоязычными, которых в Германии довольно много. Кроме того, пользуясь случаем, мы с Мусей собирались пообщаться с моими издателями из Португалии, Греции и Албании: они, издав по четыре моих романа каждый и убедившись, что продажи идут даже лучше, чем они ожидали, хотели заключить новые контракты.

Расписание оказалось составлено весьма плотно, но я постоянно пытался вклинить в него свободное время для встреч с Вероникой. И каждый раз наталкивался на осторожное сопротивление моего литагента:

–  Андрей, ты ведь ее не помнишь. Ты не знаешь, что у тебя была такая знакомая. Как же ты можешь с ней встречаться? Откуда ты ее знаешь?

–  Ты мне рассказала, - я казался сам себе верхом логичности.

–  Но если я знаю про нее, значит, я знаю и про все остальное, в том числе и про то, кто дал тебе координаты Вероники, зачем тебе нужно было с ней встречаться, и к кому ты ездил, получив от нее адреса. Ты подставляешься. Неужели ты этого не понимаешь?

–  Глупости, - отмахивался я.
– Это слишком сложно.

–  Корин, ты потратил столько усилий на то, чтобы всех убедить в своей полной амнезии и, соответственно, в своей полной безвредности, а теперь собираешься одним махом все угробить! Где твоя рассудительность? Где твоя осторожность? Ты хотя бы обо мне подумай, ведь ты и меня ставишь под удар.

Рассудительности еще чуть-чуть осталось, а вот с осторожностью дело обстояло совсем плохо. Ее попросту не было.

–  Муся, не гони волну. Да, ты знаешь о том, что я во Франкфурте познакомился с очаровательной женщиной и у нас случился страстный роман. Где и каким образом я с ней познакомился, ты и понятия не имеешь. Ты не обязана этого знать, я тебе не докладываю о каждом своем шаге. Ведь ты же не знаешь, где и при каких обстоятельствах я познакомился с генералом Масловым?

–  Не знаю, - покорно согласилась она.

–  Ну вот видишь, и о подробностях моего знакомства с Вероникой ты точно так же понятия не имеешь. Перестань дергаться. Все будет хорошо.

–  Корин, ты рассуждаешь так, словно плетешь интригу для книги. Беловцева, дескать, ничего не знает, но этому есть объяснение, которое я дам в конце. Это не книга, Андрюша, это жизнь, и никто не станет дочитывать ее до конца, чтобы выяснить, знаю я какие-то детали или нет. Я буду не на допросе у следователя, где смогу дать хоть какие-то объяснения, я буду ходить по улицам и каждую минуту тревожиться о том, что думают и как рассуждают те, кто хочет помешать тебе написать книгу. А для них все будет выглядеть предельно ясно: раз ты встречался с Вероникой, значит, кто-то тебе все рассказал. Раз ты встречался с Вероникой, значит, она может снова дать тебе те имена и адреса, которые дала в прошлом году, и ты снова сможешь встретиться с этими людьми и получить от них информацию. И тогда грош цена всем твоим попыткам изобразить из себя безвредную божью коровку. Неужели тебе в голову не приходит такой простой расклад? Никто ведь не станет интересоваться, сколько и чего ты на самом деле знаешь. Есть малейшее подозрение, что ты опасен, - и все. Тебя опять начнут преследовать.