Фантом памяти

–  А разве нет?
– Мария скроила наивную мину.

–  Нет, - категорично ответил я.
– Это ненормально. Я считаю, что Анна по отношению к своим детям ведет себя совершенно неправильно.

Мария налила себе еще чаю, положила в рот крохотное печенье, которое сама же испекла перед самым моим приходом.

–  Дорогой мой, у вас удивительно замусоренное мышление. Слово "правильно", равно как и слово "неправильно", имеет смысл только в контексте целеполагания. Употреблять это понятие во всех других контекстах неправомерно.

–  Что?
– я выпучил глаза, не в силах справиться со своей мимикой. Во-первых, я ничего не понял. Во-вторых, никак не ожидал от этой столетней бабки таких формулировок.

–  Вы меня не поняли?
– Мария округлила глаза и слегка наклонила голову, словно извиняясь за вынужденную сложность и заковыристость терминологии.

–  Честно признаться, нет.

–  Я поясню на примере. У вас есть цель: добраться из пункта А в пункт В. Если вы пойдете из пункта А в сторону пункта В, это будет правильно. Если же вы пойдете в прямо противоположную сторону, то с точки зрения целеполагания это будет неправильно, потому что таким способом вы не достигнете поставленной цели. Если еще проще, то "правильно" то, что адекватно отражает поставленную цель. И всё, мой дорогой. Больше никаких смыслов в этом слове быть не должно. А то, что вы напихали в такое простое и однозначное понятие ваши вкусы, предпочтения и желания, так это ваша беда. Оттого вы и договориться друг с другом никак не можете, потому что вкусы и желания у всех разные, соответственно, и понятия о "правильном" у вас различаются. Запомните, мой дорогой музыкант, правильно - это все то, что соответствует цели. Если вы, играя на фортепиано, хотите издать звук пиано, вы же не станете лупить по клавишам изо всех сил, потому что понимаете, что это уже будет форте. Поэтому в данном случае правильным будет нежное и осторожное прикосновение пальцев к клавиатуре. В то же время человек, который находится на расстоянии двухсот метров от вашего рояля, будет считать, что вы играете неправильно, потому что ему ничего не слышно. И кто из вас прав?

–  Конечно, я, - мой ответ последовал быстро и уверенно.

–  Почему вы, а не он?

–  Потому что я - музыкант, и я знаю, что нужно сделать, чтобы передать замысел автора музыки. А этот человек - дилетант, он этого не понимает и поэтому ошибается.

–  Да нет, друг мой, - Мария усмехнулась, - это вы ошибаетесь. Просто у вас с этим человеком разные цели. У вас цель - донести до слушателя замысел автора, и с точки зрения этой цели вы действуете правильно. А у того человека - другая цель, он хочет УСЛЫШАТЬ музыку. И с точки зрения его цели вы действуете совершенно неправильно.

–  Но это его проблемы, - я все еще сопротивлялся, но уже из последних сил.
– Пусть поставит перед собой другую цель, тогда у нас с ним не будет разногласий о том, что правильно, а что - нет.

–  Прекрасно, - Мария звонко расхохоталась.
– Пять с плюсом! А скажите-ка мне, голубчик, почему он, этот другой человек, должен ставить перед собой другую цель? Почему он, а не вы, а?

–  Потому что...
– начал я с разбега и осекся. Эта старая карга все-таки поймала меня. Снова. В который уже раз? В двадцатый? В сотый? Я уж и счет потерял.

–  Что замолкли? Стыдно?
– насмешливо подцепила меня Мария.
– Это хорошо, что стыдно. Тогда уж я за вас договорю. Другую цель должен ставить кто-то другой, а не вы, потому что вы-то не можете ошибаться, и цель, которую вы перед собой поставили, наверняка правильная и достойная, она самая лучшая и вообще единственно возможная, а если у кого-то цель Другая, так он сам дурак и сам во всем виноват. Ведь так, дружочек? Вы именно это подумали?

–  Но не в таких резких выражениях, - возразил я.

–  Сути не меняет, - строго отрезала старуха.
– Вы изначально отвергаете за другими людьми право иметь цели, отличные от ваших. Отсюда и все ваши беды. Поэтому когда вы говорите кому-то, что он поступает неправильно, вас не понимают, более того, вам пытаются возражать, с вами не соглашаются, вот ведь ужас-то! Поймите вы, наконец, что каждый человек в каждую минуту своей жизни поступает правильно, потому что он делает то, что соответствует той цели, которую он на данный момент перед собой ставит. А то, что вам эта цель не нравится, вы с ней не согласны, она вас не устраивает - это совсем другой вопрос. И вам нужно научиться считаться с правом других людей иметь цели, отличные от ваших. Вот когда научитесь, тогда вам станет куда легче жить. И вам сразу многое станет понятным.

–  Ну хорошо, - сдался я, - вы меня убедили. Но все равно методы воспитания, которые применяет Анна, вернее, отсутствие и воспитания, и самих методов...

–  Голубчик, вы плохо усваиваете уроки, - Мария укоризненно покачала головой.

– Вам не приходило в голову, что поведение Анны со своими детьми абсолютно адекватно тем целям, которые она перед собой ставит?

–  Да какие же могут быть цели у такого странного, с позволения сказать, обращения с детьми? Мать должна научить своих детей жить в обществе, она должна дать им образование, привить навыки обязательности, аккуратности, ответственности, приучить быть вежливыми. Ничего этого Анна не делает.

–  А зачем? Зачем ей это делать?

–  Но я же сказал: чтобы...

–  Слышала, слышала, я не глухая, - в голосе старухи мелькнуло едва заметное разочарование от моей, по всей вероятности, непроходимой тупости. Но я, честное слово, не успевал за ее мыслью.
– Вы сейчас начнете излагать мне цели воспитания, имеющие широкое хождение в вашей среде. А если у Анны цель другая? Ну допустите же в свою негибкую фантазию такую простую мысль, и все сразу же встанет на свои места. У Анны другая цель. И все, что она делает, полностью этой цели соответствует. Дошло наконец?

Я глупо кивнул и тут же еще более глупо задал вопрос:

–  А какая у нее цель?

–  Не знаю, голубчик. Мне не дано знать. И вам тоже. Это - великая тайна матери. Любой матери, не только Анны. Лишь мать самым донышком своей души знает, даже не знает - только слегка чувствует, зачем ее ребенок появился на свет, какова его цель и что нужно сделать матери, чтобы эта цель реализовалась. В этом и есть великая тайна материнства. Только в этом, дорогой мой, и ни в чем другом. И соваться в эту тайну с прямолинейными нравоучениями непростительно.

* * *

В Бонне в вагон вошли несколько человек, но я увлеченно дописывал эпизод и взглянул на пассажиров только тогда, когда в динамике зазвучала немецкая речь, в которой мне удалось выделить слово "Кельн". Подъезжаем. Торопливо убрав в сумку блокнот, я допил остатки пива из банки и вышел в тамбур, поближе к двери.

При первом же взгляде на Кельнский собор сердце, как всегда, остановилось на мгновение и громко простонало: "Ах ты господи, какая же красота!" Удивительно, столько раз я бывал здесь, а привыкнуть не могу. Постояв на площади перед собором и вдоволь налюбовавшись изысканными очертаниями архитектурного памятника, я побрел в сторону Старого рынка. Наверняка в прошлом году я тоже туда ходил, люблю смотреть на памятник Гретхен. Сам-то памятник ничего особенного собой не представляет, но легенда о Гретхен и Яне мне ужасно нравилась, и каждый раз, глядя на обрюзгшую женскую фигуру, я испытывал одновременно злорадство и ощущение абсолютной справедливости происшедшего. Суть легенды состояла в том, что батрак по имени Ян влюбился в Гретхен, дочь зажиточного крестьянина. Гретхен, натуральное дело, глядела на своего поклонника свысока, да и папаша ее такой мезальянс вовсе не приветствовал. Тогда отчаявшийся добиться ответной любви и родительского благословения Ян завербовался в солдаты и ушел воевать. Воевал он до того успешно, храбро и самоотверженно, что дослужился до генерала. Времени эта карьера, надо полагать, заняла немало. И вот возмужавший Ян, в роскошном генеральском мундире и при сабле, является на родину, чтобы теперь уже на полном основании попросить руки высокомерной красавицы Гретхен. И что же он видит, несчастный? Сидит его ненаглядная Гретхен, сильно постаревшая, растолстевшая и унылая, на рынке и торгует сельхозпродукцией с папашиной фермы. Смотрит на нее бравый красавец-генерал и задает себе сакраментальный вопрос: оно ему надо? А в воздухе так и носится ответ: да пожалуй что, и не надо.

Очень мне эта история нравится, даже и не пойму чем, но нравится. От Старого рынка - к церкви Святого Мартина, где во дворе стоят металлические фигуры, выполненные в человеческий рост, - фольклорные герои Тюннес и Шель. Тюннес, в крестьянской одежде, без головного убора (верх неприличия по тем временам!), олицетворяет народную мудрость и здравый смысл, а пижонистый Шель, в котелке, смокинге и при "бабочке", являет собой образованного горожанина, высокомерного и утонченного интеллигента, почти сноба. Такие парочки есть в фольклоре многих народов и даже на современной эстраде, у нас, например, чем-то вроде Тюннеса и Шеля были в свое время Тарапунька и Штепсель, а позже - Карцев и Ильченко.