Фантом памяти
Шрифт:
– Что - тогда?
– нетерпеливо спросил я.
– Вот и я хочу спросить: что тогда? Ну, узнаешь ты, кто заинтересован, а кто боится. И что дальше? Что ты будешь с этим делать?
– Пока не знаю, - признался я.
– Еще не придумал. Но хотя бы ясность какая-то возникнет. И потом, если я буду знать, кто друг, а кто враг, я буду знать, к кому можно обратиться за защитой и помощью, а к кому - нет.
– Разумно, - согласилась она.
– Знание - сила. Теперь давай определимся с твоим Злотником. Если он захочет посмотреть материалы, как мы это будем организовывать? Принтера у меня нет, а распечатывать где-то на стороне я бы на твоем месте не стала.
– И я не стал бы. Тогда пусть читает
– Где? На это нужно несколько часов, а у меня каждый день посетители. Если только вечером, после семи.
– Значит, вечером.
– А если Злотник вечером не может? Если он может только днем?
– Лялечка, ты не знаешь, что такое настоящий журналист. А Злотник - именно настоящий журналист. За материалом, который ему интересен, он поедет на край света в любое время суток. Но, конечно, только если ему это интересно.
– Что ж, будем надеяться, что он заинтересуется. И еще, Андрюша. Не хочу давать тебе советы, но мне кажется, что было бы разумным подумать об охране.
Я, признаться, и сам об этом подумывал, но стеснялся говорить Елене. Решит еще, что у меня мания преследования и что я трус и слабак. Да и где ее взять, охрану эту? Я же не бизнесмен. Еще два дня назад я бы поручил это Мусе, но теперь понимаю, что нельзя ее втягивать в мои отношения с милицейскими материалами. Можно, конечно, у Борьки Викулова спросить, он точно скажет, куда обратиться, чтобы все было как надо. Но Борьке я звонить не буду ни за что. Лучше умереть. Впрочем...
– Как ты думаешь, а что, если я позвоню Грише? Он мне свой телефон оставлял. Уж он-то наверняка знает, где взять толкового охранника.
– Разумно, - кивнула Елена, аккуратно снимая белыми ровными зубами с маленькой палочки крохотный кусочек шашлычка из куриных желудочков. Надеюсь, он тебя не забыл. Звони прямо сейчас, чего тянуть.
Я достал записную книжку, полистал ее и нашел Гришин телефон на букву Т - Телок. Оказывается, он мне и фамилию свою называл, а я ее тут же из памяти выкинул. В строчке "Телок-Гриша" значились два номера - домашний и мобильный. Среди дня его, скорее всего, надо разыскивать по мобильнику. Я набрал номер, но скрипучий женский голос холодно сообщил, что этого номера больше не существует. Во как! Уж не случилась ли беда с моим ласковым Телком? Все-таки работа у него опасная, с риском для жизни сопряженная.
– Звони домой, - посоветовала Елена.
– Надо все выяснить до конца. Хочешь, я сама позвоню?
Боже мой, как же хорошо она меня знает! Сама мысль о том, что я сейчас позвоню, попрошу к телефону Григория, а мне скажут, что его нет в живых, повергала меня в ужас.
Я молча протянул ей телефон и открытую записную книжку.
– Алло, Гриша? Добрый день, это Елена, мы с вами в санатории за одним столом сидели, помните?
Ну слава богу, жив и, кажется, здоров! У меня от сердца отлегло. Елена о чем-то щебетала с Телком и весело смеялась, а я почему-то подумал о Мусе. Независимого журналиста для меня ищет Лада. Телку звонит Елена. Почему же я так стремлюсь ничего не делать сам, все перекладываю на других? Сам я только книжки пишу и интервью даю, а для всего остального у меня была Муся. Теперь же, пока ситуация не устаканится, я не хочу пользоваться ее услугами и нахожу другие способы ничего не делать самому. Неужели так далеко аукается тот детский эпизод с бассейном? Неужели же все мы до такой степени родом из детства?
– Все в порядке, - весело сообщила Елена, возвращая мне телефон. Он сидит дома и скучает, босс его уволил, Гриша не прошел испытательный срок.
– Неужели уволил? За что, не сказал?
– Я не спросила, неудобно. Короче, делать ему все равно нечего и он сейчас сюда подъедет.
– Что, прямо сейчас?
– я ушам своим не верил: так быстро и легко все получалось. Сначала, как
Впрочем, если вдуматься, в этом, вполне возможно, не было ничего удивительного. С чего я взял, что все должно получаться трудно, со сбоями и мучительным преодолением препятствий? Сам-то я ничего не делал и представления не имею как оно все бывает на деле. Поручал Мусе, она выполняла, а уж моя богатая писательская фантазия рисовала мне страшные картины кровопролитных битв, которые приходилось выдерживать Гепардихе во имя исполнения моих просьб и прихотей. Фантазия служила мне верно и рисовала именно те картины, которых жаждало мое подсознание. То, что я поручаю Мусе, сделать трудно, практически невозможно, на это потребуется много времени и усилий, а мне нужно работать над книгой, не отвлекаясь на пустяки. Красиво звучит? Достойно? Убедительно? Еще как! Правда же состоит в том, что я панически боюсь звонить незнакомым людям и в незнакомые места из страха, совершенно детского и постыдного, нарваться на хамство, на грубость, на отказ. На самом деле в выполнении моих желаний нет ничего сложного. Надо только перестать бояться, что не получится, что мне нахамят или откажут. Надо именно перестать бояться. Потому что если я буду продолжать бояться, то мне обязательно нахамят. И обязательно откажут.
Мы в неторопливой беседе допивали уже второй чайничек жасминового чая, когда сверху обрушился голос Телка:
– Здоров, Михалыч! Здравствуй, Алена!
Я уже подзабыл его очаровательное панибратство и в первый момент поморщился, но тут же улыбнулся: все-таки я был ужасно рад его видеть. И потом, я был глубоко и искренне благодарен ему за уроки в спортзале.
– А старикана нет? Жаль, я бы с ним тоже повидался. Я-то думал, вы тут встречу выпускников организовали.
О, вот только Чертополоха нам тут и не хватало! Нет уж, увольте.
От обеда Телок отказался, сказал, что успел дома поесть еще до звонка Елены, а вот по десертам прошелся основательно.
– Ну чего, Михалыч, какая у тебя печаль? Наехали на тебя, что ли?
– Ага, - подтвердил я, - что-то вроде того. А почему тебя уволили? Шефа не защитил в критический момент?
– Да нет, - Телок усмехнулся.
– Тут другое. Больно умным оказался. Шефу не понравилось. Знаешь, как в том анекдоте про идеального мужа, который должен быть слепоглухонемым капитаном дальнего плавания, к тому же желательно сиротой.
– Идеальный охранник не может быть слепым и глухим, - возразил я.
– Он же опасность не увидит вовремя.
– Правильно говоришь, - одобрительно кивнул Гриша.
– Охранник должен быть холостым сиротой, чтобы не боялся за свою жизнь и не ныл, что детки и престарелые родители без помощи останутся. И еще он должен быть тупым и не понимать смысла того, что при нем говорят. Ну и еще немым, это уж само собой.
Само по себе предположение, что Телок может хоть кому-то показаться слишком умным, вызвало у меня ироническое недоверие. Но я вспомнил, как толково он меня обучал, и подумал, что совсем тупой человек вряд ли сумеет просто и доходчиво объяснять. Наверное, я Телка недооценил.
– А у тебя какой дефект оказался? Ты недостаточно тупой или недостаточно немой? Или, может, многосемейный?
– Не, Михалыч, - он добродушно рассмеялся, - я достаточно одинокий и достаточно немой, с этим у меня порядок. У меня другая беда.
– Какая же?
– Рожа у меня больно выразительная. Если я чего подумаю, так я вслух не говорю, а на роже все написано. Ну и по части тупости я малость недотягивал, мысли разные себе позволял. Как чего подумаю - так сразу шеф по роже читает. Не понравилось ему. Гляди, Михалыч, я честно сразу предупреждаю.