Фантомас - секретный агент

— Не сплю ли я? — пробормотал он.

Снова прислушавшись, человек окончательно забыл о своей лошади и бросился в другую сторону. Звуки, которые теперь ясно раздавались в чистом утреннем воздухе, были угрожающим, ужасным рычанием зверя.

— Боже мой, неужели я опоздал?

Человек, задыхаясь, бежал к одинокому фургону, стоявшему в ста метрах от него. Через минуту он был там и быстро приложил ухо к двери. В фургоне снова раздалось рычание.

— Черт возьми! Черт возьми! Будь оно проклято!

Напрягшись, он ударом плеча вышиб дверь фургона. Тишину утра разорвал звук выстрела. Человек быстро выбрался из-под рухнувшего на него тела медведя, убитого выстрелом в сердце… и бросился к Бобинетте, забившейся в угол. Лицо ее было поранено ужасной лапой.

Поддерживая ее с бесконечной заботливостью, человек мягко говорил ей:

— Не бойтесь больше, Бобинетта! Вы спасены! Это Жюв, Жюв говорит с вами!

Глава 32 СВОБОДНЫЙ И ЗАКЛЮЧЕННЫЙ

Через несколько дней, 28 декабря, Первый военный совет должен был вынести приговор по странному, совершенно уникальному делу журналиста Жерома Фандора, следствие по которому очень быстро, по-военному, провел правительственный комиссар Дюмулен. Журналист обвинялся в многочисленных преступлениях, среди которых наименее серьезным был шпионаж!

Ожидались сенсационные прения сторон и большое стечение народа. Президента Совета, полковника Маретена, уже осаждали многочисленными просьбами о входных билетах; было ясно, что если не принять серьезных мер, то скромный маленький зал Совета в день процесса будет переполнен.

Запертый в мрачной камере, которая уже две недели была его суровым и однообразным обиталищем, несчастный Жером Фандор не подозревал о шуме, вызванном в парижском обществе делом, героем которого ему предстояло стать. То падая духом, то вновь обретая надежду, журналист страдал в четырех стенах, где он задыхался нравственно и физически. Конечно — и в этом он отдавал следователю справедливость — заключение Фандора было по возможности мягким; его неплохо кормили, он мог получать книги из библиотеки. Но заключенного меньше всего занимало его питание, а читать глупые романы или тоскливые стихи, которыми его снабжали военные власти, он не был расположен.

Фандору хотелось связаться с кем-нибудь вне тюрьмы. Конечно, самой большой его мечтой было свидание с Жювом, но полицейскому, которому предстояло участвовать в процессе в качестве свидетеля, строго-настрого было запрещено появляться в тюрьме.

Конечно, Фандор мог бы встретиться со своим адвокатом, но журналист с негодованием отказался от него уже с самого начала своего заключения, предпочитая вести защиту сам.

Впоследствии он сообразил, что поддержка адвоката, возможно, позволила бы ему наладить связь с внешним миром, но, и осознав это, Фандор не захотел отступить от своего решения, не желая, чтоб это было воспринято как капитуляция.

Ах, если бы он мог получить газету, просто газету, он был бы удовлетворен! Но делать было нечего, чтение текущей прессы строго запрещалось.

В течение долгих часов, проведенных в камере наедине со своими мыслями, несчастный Фандор более, чем когда-либо, оплакивал свое полное одиночество, потому что, если не считать Жюва, у него не было ни одного близкого человека, ни одного родственника, который мог бы утешить его, прошептать ему на ухо слова нежности и преданности.

Бессонными ночами Фандор вновь и вновь вспоминал свое детство, столь тяжелое и необычное с момента, когда он покинул колледж, потом ужасную драму — убийство маркизы де Лангрюн, преступление, в котором его, Шарля Рамбера, юношу, не достигшего восемнадцати лет, обвинил собственный отец!

Он восстанавливал в памяти последовавшую за этим бурную жизнь «настоящего парии», который, прячась от полиции, скрываясь от всего мира, вынужден был все время переодеваться, выдавая себя за самых разных людей; отвергнутый отцом, он не знал и любви своей матери, несчастной женщины, потерявшей рассудок и запертой в сумасшедшем доме.

И, наверное, единственной искрой счастья, пробившейся сквозь безысходный мрак этой юности, была встреча юного Шарля Рамбера с Жювом, который поверил в его невиновность, взял его под свое покровительство, окрестил его Жеромом Фандором. Жюв помог ему начать новую жизнь!

С того времени робкий молодой человек, подавленный несчастьями, распрямился; обретя мужество и надежду, он вступил в смелую борьбу за жизнь. Он страстно, самозабвенно занялся журналистикой.

По натуре активный, наблюдательный, склонный к анализу, Фандор не ограничивался скромной и незаметной ролью простого информатора; он преследовал виновных, интересовался жертвами и постепенно стал незаменимым помощником Жюва.

Вместе с инспектором сыскной полиции Фандор был тогда вовлечен в таинственные, феноменальные преступные дела, которые в течение многих последующих лет потрясали Париж и всю Францию. Он стал одним из самых ожесточенных противников неуловимого Фантомаса и боролся против него с жаром и страстью, ибо понимал несомненную причастность «Гения Преступления», как называли это чудовище, к несчастьям и перипетиям своей собственной судьбы.

Эпизоды его жизни проходили перед Фандором, словно кадры фильма на киноэкране. С нежным и печальным чувством, с грустным сожалением и не оставляющей его надеждой, он вспоминал очаровательную и трогательную Элизабет Доллон, которую он не переставал любить…

Казалось, это произошло вчера и, однако, было уже так далеко от Фандора, — таинственное убийство брата молодой девушки; преследование убийцы Фандором, сделанное им вместе с Жювом открытие, что убийца Жака Доллона не кто иной, как неуловимый Фантомас.

Фантомас!

Несомненно, мрачный бандит стал причиной поспешного отъезда Элизабет Доллон, нежно признавшейся Фандору в любви. Из-за Фантомаса Фандор не смог связать свою жизнь с этой восхитительной девушкой; из-за Фантомаса он не смог найти то место на земном шаре, которое она избрала в качестве своего убежища. Жива ли она еще? Увидит ли ее когда-нибудь Фандор?

Когда же ход размышлений неизбежно возвращал журналиста к сегодняшнему дню, Фандор каждый раз приходил к заключению, что если он находится в тюрьме по несправедливому, ошибочному обвинению в самых чудовищных преступлениях, то и этим он тоже обязан Фантомасу!

Ах! Выйти бы на день, на час, подышать воздухом, увидеть небо, солнце, хоть минуту поговорить с Жювом! Фандор охотно пожертвовал бы своей жизнью, если бы кто-нибудь мог выполнить его желание. Но, увы, стены камеры были прочными, и Фандор напрасно выходил из себя от нетерпения, а часы текли так медленно…

В этот вечер размышления журналиста прервал скрежет ключа, поворачивающегося в скважине большой двери его камеры. Когда дверь приоткрылась, Фандор услышал конец разговора между тюремщиком и неизвестным: