Фантош

— Мрачноватая у тебя фантазия, сынок, — заметил Алексей.

— Почему? Это стиль такой. Ты вглядись им в глаза, пап.

На личиках кукол в самом деле отпечаталось нездешнее умиротворение. Макияж это лишь подчёркивал. Как и — удивительно! — лиловые веки и вычерненные ногти.

Почудилась Гаянка, наверное, решил Алексей позже. В цивильное платье дочку лишь силком впихнёшь, Краситься не красится — хоть мрачной помадой или там лаком, хоть какой. Я бы ей тогда показал кузькину мать, между прочим. И вообще — волосы марионеток скорей седые, чем белокурые или пепельно-блондинистые. Контрастируют с темнотой губ, бровей и ресниц, с хищным блеском вороных коготков.

Почему он сразу так определил кукол — марионетки? Ведь коромысла и нитей Зорик к ним не приделывал…

Марионетки. Фантоши.

«Фантошами назывались в Тоскане небольшие фигурки, изображавшие человеческое тело, независимо от того материала, из которого они были сделаны). Деревянные или иные куклы, которые двигались путем проходящей через их туловище веревочки, одним концом прикрепленной к тяжёлому деревянному бруску, а другим — к ноге бродячего фокусника, который движением колен заставлял эти фигурки танцевать».

Цитата.

Алексей приподнимает голову — так резко, что тугая подушка вылетает из-под головы и падает наземь.

— Эрдэ, помоги.

Она тотчас является, хлопочет, приводит в порядок всё, включая жизнь.

— Эрдэ, те кружевные барышни в викторианском стиле, ну, чёрная и белая лолиты, как их там. Готские невесты.

— Да, милый?

— Гаянка их с собой забрала?

— Нет. И зачем? Отыграли своё.

Кто отыграл — дети или куклы?

— А книжки?

Изысканные фантоши, свободные марионетки.

Алексей внезапно вспоминает, откуда взялись два первых слова. Современные подростки читают мало, даже по ридерам и даже в выпускном двенадцатом классе. Одиннадцатый и двенадцатый — производство новой элиты. Профаны оканчивают лишь «десятку», дочери тоже не светило ничего помимо этого. По крайней мере, так думалось тогда.

Но вот настоящие книги, в броских обложках, он как-то вечером обнаружил у обоих детей.

И очень странные.

Зорик, похоже, использовал одну как рабочее пособие. Но не для лепки, кройки и шитья. Автор — Эм Слоним. Михаил, Мария, Марианна? Вроде как баба. Серебряный век.

Алексей с ленцой вытянул томик из-под груды лоскутья и аудиодисков, развернул:

«Марионетка даёт театральную формулу без плотского выражения. Как Бог создал человека, так и человек создал марионетку по образу и подобию своему. Но, повторяя человека, эта кукла привносит нечто ей одной присущее, и вместо копии получается художественное создание, полное собственной таинственной жизни. Воплощающее в себе бренность земного. Так подражание обращается в творчество».

Как-то слишком мудрёно для юнца, подумал тогда Алек. Я и то не врубаюсь.

«Марионетка не является созданием единой человеческой воли, её происхождение остаётся неизвестным».

Никакой логики. Причём тут воля, когда работают руки? Какая связь между человеком и тайной — эта Слоним намекает, что сам боженька её создал навроде иконы? Хотя икона — это святой Лука или там Туринская плащаница.

«В изображении Мадонны старались достичь совершенства. Пленительные лица этих царственных кукол, кроткая нежность их маленьких стройных тел, тонкие, будто прозрачные руки — сохраняют обаяние чистоты и ласки.

Самое имя дала марионетке Мадонна. Marie, Marion, Marionette назывались маленькие куклы, приносившиеся верующими к алтарю Мадонны. Эти изображения, вначале неподвижные, потом появились в мистериях и, наконец, «marionette» стала общим названием для всех кукол, движущихся посредством нитей».

Ну да. Видели мы кукол театра Образцова на заново открытой станции «Ленинские Горы». В самом деле нежные и кроткие — особенно чёрт и Дон Жуан.

«Марионетка равнодушна к жизненным событиям, раскрывая и объясняя жизнь тем, что переносит её в плоскость исключительно духовную. Мир марионетки — мир отвлечённой мысли, мир духовных стремлений и обострённых чувств. В этом её громадная власть над народами. Особая духовная красота марионетки, показывающей душу, почти не одетую плотью, — даёт ей то тайное очарование, которому не мог противиться ни один настоящий художник».

То ли папизм, то ли богохульство, решил про себя Алекс. Хотя в тот дом на Садовом Кольце, где ещё часы со звериными фигурками, ходили всей семьёй. В час волка, ага. Ну и ассоциации пошли…

«Иллюзия, создаваемая в театре марионетки, — совершенно иная, чем та, к которой ошибочно стремится современный театр. В мире марионетки царствует закон художественной необходимости. Этот закон настолько подчиняет зрителя, что тот забывает о законах реальной жизни: ему кажется, что единственно сущее — то, что совершается перед ним».

То, что совершается перед ним. Наверное, чтобы избавиться от этой мороки, этого морока, современные детки брали в зал стаканы с поп-корном и потихоньку хрустели. Хотя вот кино это почти что священный обычай. А вот в «ошибочном» современном театре билетёрши ругаются, если жуёшь. Говорят, актёры сосредоточиться не могут. В следующий раз выведем нарушителя из зала…

Или прямо на сцену театра «Молния».

Отчего ему тогда пришла в мозги эта сомнительная шуточка?

Нет, не тогда. Скорее потом, уже ночью, во сне.

Когда ему приснилась некая мозаика из «Золотого ключика» и фильма «Приключения Буратино».

Театр свободной марионетки…

А тогда Зорик вошёл в комнату и заметил книжку этой Марианны в отцовых руках:

— Пап, а ведь нехорошо трогать чужие вещи.

— Не придирайся. Не дневник, не про девочек.

Сын слегка покраснел и задышал неровно.

— Да я ж не знал, Зорь, правда.

Он, Алек, что: оправдываться затеял?

Бросил открытую книжку вверх корешком и пошёл на кухню — ужинать. Питаться тем, что Эля наготовила.

И ведь пришёл парень от сестры, подумал Алек. С уроками помогал, что ли? Или, наоборот, это она ему долгий волос чесала?

Интересное дело. Сама Гаянэ взяла за моду стричься коротко — наверное, чтобы друзья-каратисты скальп случайно не ободрали. А Зорик, едва вулканическая деятельность на физиономии поостыла, так сразу чуть ли не косы отпустил. По примеру древних монголов. Чёрные, жёсткие и до лопаток. То есть, конечно, по большей части распущенные и слегка волнистые — в ту самую старину это ведь тоже косой называлось.