Фарландер

Не располагая преимуществом в скорости, они оказались в западне, прижатые к берегу, горстка судов, обреченных на гибель, поскольку с одной стороны к ним приближался неприятель, силы которого превосходили их втрое, а с другой надвигался шторм.

Они вверили свою судьбу удаче и повернули навстречу шторму.

Басо был тогда мальчишкой лет шестнадцати, не больше. Многие после поражения и погрузки на корабли сбросили неловкие доспехи, чтобы не утонуть. Многие, но не Басо. Он носил их с гордостью, словно бросал вызов опасности. То были страшные часы. Казалось, все пропало. С дрожащих губ срывались молитвы, обращенные к предкам. Выл ветер, стонали снасти, ломались мачты, и волны перекатывались через палубу, унося с собой людей, опрокидывая суда. Никто уже и не верил, что выберется из этой переделки живым. Даже Ошо поддался отчаянию, хотя держал свои страхи при себе и даже раздавал приказания, демонстрируя напускную бодрость.

И вот тогда, посреди этого кошмара, когда корабль провалился в пучину, когда палуба ушла из-под ног и небо взъярилось над головой, Басо расхохотался, бесшабашно и дерзко, отринув страхи и тревоги о прошлом и будущем. Да, вот тогда Ошо и сам распрямился и взял у парня ту отвагу, которой так ему не хватало и в которой он нуждался более всего.

Трудно поверить, но вот уже и Басо нет, как нет и многих из тех, с кем Ошо покинул родину. Оставшихся можно пересчитать по пальцам одной руки: Кош, Шики, Ченг, Провидец Шин, Эш. Только они и связывали Ошо с далеким прошлым в далекой стране. Каждая новая потеря умаляла силы и уверенность и добавляла тревоги и беспокойства. Кто следующий?

Он знал, что следующим будет Эш. Знал и чувствовал, что именно уход бывшего ученика станет для него самой горькой потерей.

Отправляться с вендеттой не куда-нибудь, а в Кос, в его-то возрасте! Он не должен был отпускать Эша. Не должен. Не в таком состоянии. Но тогда, прибитый горем, Ошо даже не попытался отговорить друга, а когда понял, что для Эша эта вендетта, скорее всего, станет последней, что он, вероятно, уже не вернется, как не вернулся Басо, было поздно.

Откуда взялось это предчувствие, Ошо не понимал. Никаких пророческих снов он не видел, никаких предупреждений от Провидца не получал. Просто каждый раз, когда он думал о старом друге, на сердце становилось тяжело, словно оно, сердце, уже знало — больше они не увидятся.

И все из-за этой вендетты, будь она проклята. Ошо не сомневался — ничем хорошим это предприятие не закончится, а беду принесет всем.

Он напрягся, встречая еще один порыв ветра. Где-то хлопнули ставни. И снова тишина.

К старости человек легче поддается меланхолии, подумал Ошо и тут же усмехнулся. Какая чушь, при чем тут старость!

Он закрыл ставни, отгородившись от приближающейся со стороны гор бури. Поежился. И медленно вернулся к теплому камину, согретому стулу и своим книгам.

День клонился к вечеру. Как всегда в этот час, таверну «Пять Городов» заполнили портовые рабочие, уличные торговцы и приезжие, останавливавшиеся в многочисленных местных хостильо и выбиравших это заведение из-за неплохого выбора вин и хорошей кухни.

В углу, под шипящим газовым фонарем на закопченной оштукатуренной стене, шесть человек вели негромкий разговор. Завсегдатаи почти не обращали на них внимания, разве что посматривали иногда на молодую женщину в коричневой коже, радуя глаз созерцанием красоты — собственные жены этих вкалывающих от рассвета до заката работяг состарились до срока, изможденные нелегкой домашней работой и постоянными родами.

— Невозможно, — понизив голос — в чем не было необходимости из-за окружающего шума, — подвела итог Серезе. Внимания заглядывавшихся на нее мужчин она как будто и не замечала. Может быть, потому, что уже привыкла к нему и научилась не обращать внимания. — По-моему, во всем мире нет сейчас места более охраняемого, чем Храм Шепотов. Я просто не представляю, как туда проникнуть.

Бараха, с мрачным видом изучавший стакан с руликой, недоверчиво поднял бровь.

— Так и есть, отец. Они даже выпустили в окружающий башню ров каких-то кровожадных рыбешек. Стражники начали сбрасывать в ров преступников, просто так, забавы ради, и теперь там каждый день собирается толпа любопытных. Я видела это собственными глазами, всего лишь три дня назад. Когда беднягу вытащили из воды, на ногах совсем не осталось плоти. И как вы предлагаете обойти такое препятствие?

Нико, сидевший до тех пор молча рядом с наставником, вскинул голову — слышать о хищных рыбешках ему еще не доводилось.

— Вот что я тебе скажу, — возразил Бараха, которого пример дочери ни в чем, похоже, не убедил. — Нет такого места, куда нельзя было бы проникнуть. Все, что требуется, — это время и вдохновение.

Серезе раздраженно вздохнула:

— Да, можно. Если ты сумеешь перебраться через ров, спрятаться от наблюдателей на стенах и обойти береговые патрули.

— Мы могли бы переодеться стражниками, переплыть ров и потом подняться по стене.

— Незамеченным ты все равно не останешься, даже ночью. Все подступы освещены. И шагу сделать не успеешь, как тебя увидят — либо патрули, либо наблюдатели.

— Ладно, забудем про ров. Облачимся в жреческие рясы, пройдем по мосту, дальше — через главные ворота.

У Барахи все получалось легко.

— Только не забывай, что, прежде чем пройти ворота, тебе придется просунуть руку через решетку. Пропускают только тех, у кого обрезаны кончики мизинцев.

— Ну, эту проблему решить легко, — сказал Алеас, и все посмотрели на него. Он мило улыбнулся. — Обрубим кончики мизинцев, подождем, пока пальцы заживут, и пройдем.

— Заткнись, — проворчал Бараха.

Алеас пожал плечами и бросил взгляд на Нико. Нико подмигнул, но невесело, а улыбнуться в ответ так и не смог. Выспаться не удалось: всю ночь его преследовали кошмары, в которых он снова и снова переживал события прошлого вечера.

— Если мы хотим туда попасть, — продолжала Серезе, — нужно придумать что-то такое, чего они не предусмотрели.

— Не может же он всю жизнь прятаться в башне, — снова вмешался Алеас, которому, похоже, изрядно надоело бесплодное обсуждение. — Раз мы не можем туда попасть, остается только ждать, пока он выйдет. Может быть, на праздник.

— А если не выйдет? — взорвался Бараха. — Они едва не взяли нас вчера вечером. И уже сейчас рыщут по всему городу. Мы здесь чужаки, свой только ты один. Задерживаться во враждебном городе опасно.

Ему никто не возразил. Все молчали. Нико осторожно оглядел комнату и почти сразу заметил, как сидевший неподалеку мужчина торопливо отвернулся, заказал еще выпивки и заговорил со своим соседом.

Нико выдохнул и попытался расслабиться. Скорее всего, незнакомец просто таращился на Серезе. «Я становлюсь мнительным. Это все город. Это он на меня так действует. Лучше бы мы убрались отсюда поскорее и никогда не возвращались».

Бараха откинулся на спинку стула и шумно втянул воздух, всем своим видом демонстрируя неудовольствие.

— Будем считать это комплиментом, — проворчал он. — Они воспринимают нас как серьезную силу.

Легче от такого утешения никому не стало, даже самому Барахе. Он нервно пригладил бороду.

На протяжении всего разговора Эш не проронил ни слова и лишь теперь, когда молчание затянулось, поднял стакан здоровой рукой, отпил вина и поставил стакан на стол.

— Мы все упускаем очевидное, — сказал он вдруг, не поднимая головы.