Фартовый человек

Когда он вернулся в спальню, там уже было открыто окно. Салфетка лежала на полу, а на тумбочке Иван Васильевич разложил бумаги и соболиные шкурки.

Войдя, Варшулевич сразу посмотрел на шкурки.

– Узнаете? – осведомился Иван Васильевич.

Варшулевич сморщился:

– Что вы хотите от меня услышать?

– Отвечайте правду, – предложил Иван Васильевич. – Это сбережет нам много времени.

Варшулевич пожал плечами.

– Мне это незачем – беречь ваше время, а моего у меня и так полным-полно.

– Вы узнаете соболя, Варшулевич?

– А с чего это вы взяли, что я – Варшулевич? – внезапно осведомился человек, обнаруженный под кроватью.

Иван Васильевич положил карандаш и посмотрел на своего собеседника с живейшим любопытством.

Тот пожал плечами.

– Видите? В УГРО всегда торопятся с выводами. Эдак и невиновного человека посадить недолго, не говоря уж о том, чтобы расстрелять.

– Что ж, вы меня убедили, – вздохнул Иван Васильевич, складывая бумаги. – Товарищ Дзюба, оставь здесь двоих сотрудников – пусть все соберут и запишут в протокол. Мы едем в участок. Будем допрашивать неизвестного. Очную ставку с другими задержанными сделаем. Может, опознает его кто-нибудь.

– Понял, – сказал товарищ Дзюба и, сняв кожаную фуражку, весело почесал бритый череп. Кобура при этом шевелилась на его боку, как живая.

Человек, задержанный на указанной Игнатьевым квартире, сказал:

– Погодите. Ну ладно, я – Варшулевич.

– Это вам еще придется доказать, – ответил Иван Васильевич. – Документы имеются?

– Да.

– Предъявите. – Он покосился на Дзюбу. – Только не спешите. Постарайтесь не вздрагивать.

– А кто тут вздрагивает? – пробурчал задержанный.

Он наклонился над одеялом, пошарил, вытащил мятый пиджак, из кармана пиджака извлек мятую бумажку, которую и протянул Ивану Васильевичу.

– Вот, нате.

Иван Васильевич разгладил бумажку. Это было удостоверение сотрудника псковской ЧК, выписанное на имя Варахасия Варшулевича. Удостоверение было настоящее и очень жеваное.

– Просрочено, – сказал Иван Васильевич. – Это ж когда было! А теперь что?

– Я до сих пор Варшулевич, – парировал Варшулевич. – Служил у вас.

– А теперь у кого служите? – поинтересовался Иван Васильевич мягким тоном.

– Да ни у кого… – Варшулевич вдруг сменил манеру, заговорил плачуще: – Пристали к честному человеку! Чека сокращали, стольких кадров на улицу выкинули. Что я, виноватый? У меня, может, происхождение подкачало, что я при трактире вырос, а меня разве спрашивали, при ком мне вырасти? Дядя Мокий кормил – и ладно. А может, он и вовсе не родной мне дядя? Теперь кто разберет? А они – «сокращение штатов».

– Вы работали во Пскове, в ЧК, и были сокращены? – уточнил Иван Васильевич.

– Я и говорю.

– Где вы взяли соболей?

– Каких соболей?

– Вот этих. – Иван Васильевич показал на шкурку, свисавшую с края тумбочки. – Где вы их взяли?

– А вы их где взяли? – спросил Варшулевич, засверкав глазами. – Сами к вам прибежали?

– Они нам позвонили по телефону, – сказал Иван Васильевич. – Из мехового магазина «Шубы Сандукеева».

Варшулевич молчал.

Дзюба опять с хрустом почесал голову, потом затрещал пальцами рук, потом потянулся и крякнул. Кожаная куртка Дзюбы дьявольски скрипела.

Варшулевич сказал:

– Я дал несколько шкурок своему старому приятелю по фамилии Игнатьев. Это он звонил?

– Нет, – ответил Иван Васильевич. – Позвольте, я обрисую вам ситуацию. В начале марта сего года на квартиру гражданина Богачева, известного в городе меховщика, человека весьма богатого, был совершен грабительский налет. Во время налета у Богачева было похищено мехов на сумму приблизительно в двадцать миллиардов. Налетчикам удалось скрыться.

– Ну да, ходили слухи, – протянул Варшулевич. – Кажется, даже в газете писали.

– Богачев, конечно, буржуй, – продолжал Иван Васильевич, – и вроде бы не должен иметь права на наше пролетарское сочувствие, однако ж он не то позабыл об этом, не то обнаглел свыше всякой меры и явился в УГРО с жалобой.

– Ну надо же, – сказал Варшулевич.

– Да, вообразите себе, гражданин Варшулевич, такой вот казус случился. Пришел к нам гражданин Богачев с жалобой и попросил отыскать меха. Нам, разумеется, очень не хотелось этого делать. Но, чтобы занять молодых сотрудников (а то они, знаете ли, очень много думают о женщинах), мы все же приняли решение и направили их ко всем петроградским меховщикам с заданием: рассказать всем и каждому о несчастье, которое постигло гражданина Богачева.

Товарищ Дзюба закурил, наполнив комнату удушливым запахом дрянной махорки. Ему абсолютно не интересен был рассказ Ивана Васильевича. Товарищ Дзюба и так знал, как дело было.

– Поэтому как только в магазине «Шубы Сандукеева» возникли граждане Игнатьев и Крылов с соболями неизвестного происхождения, – продолжал Иван Васильевич, – к нам поступил звонок. Последовало вполне закономерное задержание. Игнатьев назвал вас. А вы кого назовете? Учтите, Варшулевич, если вы не назовете никого, мы арестуем вас как налетчика, а это означает совершенно другой приговор.

– Можно подумать, за спекуляцию меня по голове погладят, – буркнул Варшулевич.

– Желаете расстрела? – спросил Иван Васильевич. И слегка повысил голос: – Откуда взяли соболей?

– Ленька Пантелеев дал, – сдался Варшулевич.

– Ленька Пантелеев? – переспросил Иван Васильевич с недоумением. – Кто такой Ленька Пантелеев?

* * *

В пивной «Бомбей» Юлию показали Леньку Пантелеева. Перед Ленькой стоял стакан с мутноватой жидкостью, но Ленька не пил. Зато пил второй человек, с ним бывший. Пил и с каждым глотком делался все трезвее. Время от времени он что-то говорил, а Ленька молча слушал.

Ленька выглядел как обыкновенный рабочий, и сосредоточенность его была как у рабочего, привыкшего внимательно следить за появлением на свет какой-нибудь детали из станка или, скажем, новой подметки из-под ножа. Заметив, что Юлий его рассматривает, Ленька кивнул ему, чтобы подошел.

Юлий приблизился, ощущая, как ладони у него становятся липкими.

– Меня искал? – поинтересовался Ленька.

– Если ты Пантелеев, то тебя, – не стал отпираться Юлий.

– Предположим, я Пантелеев. – Ленька рассматривал Юлия приветливо, даже весело. – А ты кто?