Фарватер Чижика

И что прикажете послу делать?

А вот что.

Майков позвал секретаря.

— Константин Николаевич, тут вопрос насчёт пистолета возник. Вам было поручено переправить его в Москву.

— В Москву?

— Да. Золотой пистолет Каддафи.

— Конечно. Помню. Виноват, товарищ посол.

— В чем виноваты?

— Закрутился за делами. Забыл доложить. Когда пришло распоряжение готовиться к годовщине Ливийской Революции, я подумал, что товарищ Чижик, возможно, будет здесь. В Триполи. И ему понадобится пистолет — для аудиенции или просто на приём. И потому я решил повременить с отправкой, а то получится — товарищ Чижик здесь, а пистолет в Москве. Но забыл доложить об этом вам, в чем виноват безусловно.

— Ох, Константин Николаевич, Константин Николаевич… Вы нас простите, я должен сказать ему пару ласковых, — и посол вместе с секретарем вышли из кабинета.

— За пистолетом пошёл наш Антон Иванович, — заметил заместитель министра. — Секретарь, хоть и ловкий малый, может не знать, куда этот хомяк пистолет припрятал.

Я не ответил. Послы, посланники и прочие дипломаты высоко сидят, далеко глядят. А слышат ещё дальше.

Не прошло и пяти минут, как Майков вернулся со свёртком.

— Нашёлся, нашёлся ваш пистолет. Ну, я задам Константину… Усердный, инициативный, но вот…

Я развернул свёрток.

Да, «Беретта», снаряженные магазины, кобура.

Я понюхал пистолет. Пахнет машинным маслом. То есть за пистолетом ухаживали. Позабыли, но ухаживали. В беспамятстве. Может, лунатики?

— Что ж, теперь, когда вы, Михаил Владленович, обрели необходимые вещи, хочу пройтись по пунктам. Мы, то есть Советский Союз, предлагаем свою помощь в деле создания гидромелиоративной системы Ливии. Мы готовы безвозмездно провести предварительные работы: обследование на земле, с воздуха и из космоса всей территории, выявление подземных источников воды, подготовка технической документации…

Я слушал вполуха. Устал немного. Позади два серьёзных турнира, сорок девять партий. Как не устать? Но кто-то в правительстве решил (и я догадываюсь, кто) что Миша Чижик может неофициально прозондировать почву насчет Великого Проекта Каддафи, превращения Ливии во всеафриканскую житницу путём создания оросительной системы с использованием воды подземных озер. Перехватить заказ у западных стран, как это удалось сделать с Асуанским проектом. Построить систему орошения и заработать на этом как политический капитал, так и капитал денежный. Смогут? Конечно. Наши люди всё могут. Если им поручат — и строго спросят за порученное.

Ну, ещё — это мне не говорили, я только предполагаю, — камешком, вызвавшим лавину, явился тот самый диск неизвестного металла. Вдруг и в самом деле в Сахаре где-то лежит занесенный песками таинственный звездолёт? И вдруг его отыщут американцы, французы или немцы?

Заместитель министра продолжал инструктаж, я же подумал о рукописи Сименона. Натуральной рукописи, карандашом, никакой пишущей машинки. Как в старые добрые времена. За день до окончания турнира пришёл пакет — по почте, разумеется. Не своими ногами. А в пакете — рассказ мэтра. Новый. «Мегрэ и русский шахматист». На глазок — два авторских листа, так что даже не рассказ, а короткая повесть. Девочки в полном восторге. Нет, наш французский не выше туристического уровня, а если и выше, то ненамного, потому оценить рукопись мы не можем. Но само событие — восторг. Ничего, переводчики у нас в стране замечательные.

Условие Сименон выдвинул одно: его гонорар должен быть таким же, каким бы он был у русского (зачеркнуто), у советского автора.

И тут проблема. Советскому автору гонорар платят в рублях. А что Сименон будет делать с рублями, которые к тому же нельзя вывезти из СССР?

Но у девочек трудности лишь повод придумать нечто необыкновенное. Они и придумали: нужно пригласить Сименона в Москву! За наш счет, то есть за счет «Поиска»! Ничего невозможного в этом нет, он ведь уже был в Одессе. Пусть побывает и в Москве. И в Ленинграде. И в Чернозёмске! Организовать сложно — но можно, можно!

И они думали и думают — как.

Антон же с нами не поехал. Последний курс, нужно поднажать, говорит. Не поехал, и не поехал. Правильно сделал. Что ему Ливия?

— Я поговорю с Муаммаром. Если случай представится, — ответил я заместителю министра.

И стал готовиться.

Переоделся. В форму капитана ливийской революции. С орденом. С пистолетом. Получился опереточный красавчик, но нам ли бояться оперетт? Наоборот, оперетта — это прекрасно!

И дамы тоже переоделись. Ну… получилось тоже театрально, но опять же — прекрасно.

В назначенный час за нами приехал автомобиль. За нами — это за мной и девушками. Официальные лица поедут на посольской «Волге», «Газ — 21», с оленем на капоте. А мы на «Испано-Сюизе» ещё довоенного производства, но выглядевшей роскошно. Как и положено в оперетте. Ехали не спеша, с достоинством и честью.

Прием по случаю годовщины революции проходил во дворце Караманли, старинном, но хорошо сохранившемся. Строить прежде умели, не отнять.

Я к дипломатическим приёмам непривычен. У нас как проходит годовщина? У нас так проходит годовщина: сначала торжественная часть с докладом и награждением отличившихся, потом праздничный концерт. Между ними — буфет. Потом — тоже. Но не для всех.

Здесь же решили сразу перейти к буфету. Оно и правильно. Снуют официанты с подносами, на подносах — разные напитки для приглашенных.

Ислам не велит правоверным ни продавать вино, ни покупать вино, ни дарить вино, ни угощать вином. И потому заботу о напитках поручают христианам. Им можно.

Но для тех, кто вина не принимает, разносят и воду. Вино — на серебряных подносах, воду — на золотых. Или позолоченных, я думаю.

Ну, а на столах — мелкая закуска. Виноград, мандарины, канапе всякие. Хорошо.

И приглашенные снуют туда-сюда, беседуют, держа бокал в одной руке, бутербродик с икрой в другой, всё мило, всё такое вкусное, красота!

Только мы здесь никого не знаем, и потому беседовать нам особо и не с кем. Стоим в сторонке, платочки в руках теребя — или что-то вроде того. Так и хочется, глядя на публику, достать «беретту», выстрелить в воздух и закричать: «Господа, в городе красные!»

Но я воли нервам не даю, просто фантазирую.

Сказать, что нас совсем обделяют вниманием, нельзя. Смотрят, разглядывают. И меня в моём мундире, и скромниц-девушек. Хотя, несмотря на одежду, скромницами они не очень-то и выглядят. Или, напротив, именно благодаря одежде?

Мы стоим рядом с нашими. Чуть поодаль, но самую чуть. Как Чернозёмск и Сосновка, такая диспозиция. Подходят к послу всякие-разные, их и представляют нам. Вернее, нас представляют им. Посол чехословацкий, посол венгерский, посол Германской Демократической Республики. Западники тоже подходят. Дамы пожирают глазами наряд девушек. Джентльмены косятся на кобуру с «береттой». На дипломатические приёмы, верно, вооруженными приходить не принято. Но мне можно. Особый, исключительный случай.

Тяжелая у них жизнь, у дипломатов. Слова в простоте не скажи, смеяться искренне не смей, блюди честь державы, то есть каменное лицо, непроницаемый взгляд, и движения, исполненные достоинства. Только так. И чем более страна великая, тем больше достоинства и важности.