Фарватер Чижика

Интрига?

Интрига!

Quod erat demonstrandum, то бишь что и требуется показать. Нашим дорогим зрителям. Уверен, завтра будет аншлаг.

Мы подъехали к двухэтажному дому. Дача драматурга, и хорошая дача.

И не жалко бросать?

Видно, всерьез тянет человека на берега Галилейского моря.

Во дворе стояла «Волга», два «Москвича» и «копейка». Мы не единственные посетители. Впрочем, Луи так и говорил — будет творческая компашка, типично московская, стесняться нечего, люди все хорошие, москвичи.

Значит, москвичи.

Хозяин, полный человек лет сорока, был нам очевидно рад: и улыбался, и здоровался, и вообще весть лучился расположением. Такая у человека натура счастливая: радоваться людям.

Он провёл нас в гостиную, где уже расположились семь человек, четыре дамы и трое джентльменов, все тоже в районе сорока лет. Плюс-минус пять. Двоих я узнал по кинофильмам, актеры не самые знаменитые, но и не массовка, нет. Актеры на роли второго плана.

— Прошу любить и жаловать: чемпион по шахматам Михаил Чижик! — объявил меня хозяин. Луи не объявлял, Луи был человеком своим, известным.

Интерес ко мне был, но не бурный. Умеренный интерес. Нет, ко мне подходили, знакомились, расспрашивали даже, но без огонька. Москву чемпионством не удивишь. Знаком ли я с Талем? Знаком. Когда будет новый матч с Фишером? Не завтра. А что слышно о Карпове? Выиграл сильный турнир в Испании. Это правда, что нашим гроссмейстером запрещено разговаривать с Анатолием Евгеньевичем? Неправда, я с ним разговариваю вполне свободно. О чём? О нашем, о шахматном. А бываю ли я у Карпова в доме? Нет, не бываю, Карпов живет в Нью-Йорке, а я, стало быть, в Москве. Где в Москве? В Доме на Набережной. Хороша ли квартира? Жаловаться не приходится, но пока это лишь жилплощадь, голые метры и никакой обстановки. А много ли метров? Изрядно. Что мне налить? Минералки, если возможно. Нет, водку я не пью. Нельзя во время турнира. И даже рюмочку нельзя, завтра решающая партия. Да, если выиграю, сохраню звание чемпиона Советского Союза. Стану четырехкратным. И да, смогу купить «Волгу», без очереди. Если захочу. Или «Бентли», очень приятная машина. Или «Порше», уходить от погони, почему нет.

— Я похищу Чижика, на время — сказал хозяин, и отвел меня в другую комнату, потом в третью и четвертую. Показывал мебель.

Привезена из Германии, после войны, генералом Петровым.

Хорошая мебель, и состояние хорошее. Нет, сам я ни разу не специалист. Но у меня есть такой, знаток. Мастер-краснодеревщик. Давайте договоримся, он приедет, осмотрит мебель, даст свое квалифицированное заключение. Тогда и обсудим цену.

Хозяин сказал, что мебель, такая мебель, долго ждать не будет, она вечная, а на вечность желающих много.

Я вздохнул и ответил, что понимаю, и не буду в претензии, если кто-то мебель эту перекупит. Дело-то серьезное, и поступаться своею выгодой ради незнакомого человека хозяин нисколько не обязан. Да я и не спешу. В феврале еду в Копенгаген, если что, куплю там. Слышал, что и современная мебель в Дании вполне приличная. Или в Швеции посмотрю, там рядышком.

Нет-нет, сдал хозяин, особой, вот прямо сию секунду, спешки нет. Когда бы мог посмотреть мебель мой эксперт?

А как договоримся, так и посмотрит. В любой день. Завтра? Нет, лучше послезавтра, ему же из Черноземска ехать. Степан Михеевич человек в возрасте, с причудами, но дело знает туго.

И мы договорились.

Вернулись в гостиную. Люди время не теряли, пили водку, закусывали сыром, колбаской и почему-то шоколадными вафлями. Мода такая в Москве, что ли?

Я поискал Луи, не пора ли возвращаться? Он, конечно, не пил, за рулем ведь, а трезвому среди пьющих не очень уютно.

— Приехал, — сказала стоявшая у окна дама.

И в самом деле, кто-то въехал во двор.

— На «Мерседесе»!

Тут и остальные подсыпали к окну.

— Высоцкий, — одними губами сказал мне Луи.

Интересно.

И черед пару минут в гостиную вошел Владимир Семенович. Бодро вошел, резко, размашисто.

— Привет всей честной компании!

Нестройные приветствия в ответ.

— Володя, это Чижик. Чижик, это Володя, — познакомил нас Виктор.

— Здравствуйте, Владимир Семенович! — пробормотал я.

— Здравствуй, здравствуй, победитель Фишера, — ответил Высоцкий, но далее развивать общение не стал.

К нему подскочили дамы, пошли разговоры о том, о сем. О московском, о театральном. О «Мерседесе» тоже.

Я, конечно, Высоцкого слышал не раз. В смысле — песни. И, при случае, мог бы и имитировать. Только зачем?

Спустя четверть часа наш хозяин принес гитару. То есть принес-то он футляр, хороший, жёсткий, но было очевидно, что внутри гитара. Не пулемёт же.

Мне это знакомо. Медику в гостях частенько начинают досаждать просьбами подсказать, посоветовать, а то прямо и посмотреть недужного прямо здесь, сейчас и немедленно. Ага, ага, а если гость — землекоп, попросить его тут же выкопать могилу.

— Владимир, не могли бы вы оценить инструмент, — попросил хозяин.

Высоцкий раскрыл футляр и сказал даже с каким-то облегчением:

— Нет, это же шестиструнная. С шестерками я не знаюсь, уж пардоне муа.

Было видно, что и гости, и хозяин разочарованы. Видно, ждали концерт-экспромт.

— Да и зачем вам я, если здесь композитор, музыкант, профессионал и лауреат? — продолжил Высоцкий и посмотрел на меня. Как-то нехорошо посмотрел. Недобро. Настроение за это время у Владимира Семеновича переменилось радикально. И не только настроение — с улицы вошёл человек лет тридцати пяти, а сейчас на вид ему можно было бы дать все пятьдесят. И с каждой минутой больше.

— Сыграй нам, Чижик, — нарочито ласково сказал он. — И спой, если хочешь.

Я взял гитару. Хорошая гитара. Испанская, классика. И, чувствуется, её подстраивали совсем недавно. Может, часа два назад.

— Тихо! Чижик играть будет! — сказал Высоцкий, словно я Чапаев, а он Петька.

— Отчего бы и не сыграть, — я сел поудобнее. И сыграл. Бах, токката и фуга ре минор.

К каждому инструменту нужно привыкнуть, приноровиться. Но гитара вдруг стала продолжением меня, будто я с ней всю жизнь живу. Даже не знал, что так бывает.

Я кончил играть, уложил гитару в футляр, а Высоцкий всё молчал. И остальные тоже.

— Хорошая гитара, — нарушил тишину я. — Я бы взял, если не станете дорожиться.

— А сколько бы вы дали? — спросил хозяин.

— Ваш инструмент, ваша и цена.

— Даже и не знаю… Владимир, как думаете?

— Чего тут думать, — сказал Высоцкий, и вышел из комнаты. Видно, нужно.

— Ну… — видно было, что драматург боится продешевить. И дорожиться тоже боится. А отложить на завтра — так завтра меня не будет.