Фата-Моргана 3

– Привет! – сказал на пробу Хэнк.

– Привет! – отозвался ребенок громко и уверенно.

Конечно, он уже знал об этом, но услышать самому совсем другое дело.

– Она правда умеет?.. – в восторге он повернулся к Маргарет.

– Конечно, любимый. Но самое важное, что она умеет делать разные милые вещи – порой даже глупые – совсем как другие дети. Смотри, как она ползает! – Маргарет положила ребенка на большую кровать.

Маленькая Генриетта лежала, подозрительно поглядывая на родителей.

– Ползать? – спросила она.

– Вот именно. Твой папочка только что приехал и хочет посмотреть, как ты справляешься.

– Тогда положи меня на животик.

– О, конечно же! – Маргарет послушно перевернула ребенка.

– Что такое? – Голос Хэнка по-прежнему звучал равнодушно, но какая-то нота в нем заставила атмосферу накалиться. – Я думал, что сначала учатся переворачиваться.

– ЭТОТ ребенок, – сказала Маргарет, не замечая напряженности, – этот ребенок делает что-то, если хочет этого.

Отец ЭТОГО ребенка с умилением следил, как головка двигалась вперед, а тело изгибалось дугой, совершая движения поперек кровати.

– Ну и ну, маленькая шельма! – засмеялся он, расслабившись.

– Она похожа на тех, кто бегает в мешках. Уже вытащила ручки из рукавов. – Он взялся за узел внизу спального мешка.

– Я сама, дорогой. – Маргарет попыталась сделать это первой.

– Не глупи, Мэгги. Может, это ТВОЙ первый ребенок, но у меня было пять младших братьев. – Он улыбнулся ей и потянулся к веревочке, которой был завязан рукав. Развязав узел, принялся на ощупь искать ручку.

– По способу ползать, – сурово сказал он ребенку, когда коснулся рукой подвижной выпуклости на плече, – можно подумать, что ты дождевой червь, раз вместо рук и ног пользуешься животиком.

Маргарет стояла рядом, смотрела и улыбалась.

– Подожди, пока она начнет петь, дорогой!

Его правая ладонь перешла с плеча вниз, туда, где, он думал, должна быть ручка. Она передвигалась все дальше и дальше по сильным мышцам, которые сжимались, реагируя на прикосновение. Проведя пальцами обратно, он осторожно развязал узел внизу мешочка.

– Она умеет петь и… – говорила жена, стоя у кроватки.

Он медленно вел левую ладонь по шерстяному спальному мешочку в направлении пеленки, плоско и ровно подложенной под попку ребенка. Никаких складок. Никаких выпуклостей. НИКАКИХ…

– Мэгги, – сказал он, пытаясь вытащить руки из складок чистой пеленки, освободиться от извивающегося тела. – Мэгги, – повторил он, чувствуя, что в горле пересохло. Слова давались ему с трудом, он говорил медленно, задумываясь над звучанием каждого. – Мэгги. почему ты… мне… ничего… не сказала?

– Не сказала? Чего, любимый? – Спокойствие Мэгги было проявлением извечной женской терпеливости в столкновении мужской и детской торопливостей. Ее смех прозвучал невероятно беззаботно и естественно. Теперь все выяснилось. – Она мокрая? Я и не знала.

Она не знала. Его ладони помимо воли бегали взад-вперед по мягкой кожице ребенка, по извивающемуся телу без рук и ног. О, Боже… Он тряхнул головой, мышцы стиенул горький спазм истерии, пальцы сжали тельце ребенка. О, Боже, она не знала…

Брюс Лауэри Опухоль

Отец был убит на канадско – американской войне, и я стал помогать матери, которая работала неполный день в городской публичной библиотеке. По вечерам, после работы, у нее была привычка часами болтать со мной. Обычно она сплетничала о людях, которых видела в библиотеке. Часто рассказывала о вновь приобретенном лекарстве и о том, как оно на нее действовало.

Все началось в том ужасном 2021 году. Более недели она была необычайно спокойна. Но лицо ее выдавало тревогу. Несколько раз она поднимала глаза от вязанья или чтения и долго сидела, странно уставившись куда-то перед собой. Я предполагал, что она, возможно, чувствует себя хуже обычного – ей ведь было почти шестьдесят. Но я знал, что она скажет мне обо всем, если в этом будет необходимость. Она любила уединение и придавала ему большое значение, и, несмотря на мое любопытство, я предпочитал с уважением относиться к ее молчанию.

И вот однажды вечером, долго и взволнованно глядя мне в глаза, она, наконец, заговорила:

– Мне бы хотелось знать твое мнение кое о чем… это беспокоит меня.

Сколько я помню, мама всегда заботилась о своем здоровье, хотя и старалась избегать докторов. Очень часто родственники, соседи и даже я подшучивали над ее многочисленными бутылочками, пилюлями, порошками и всякими антисептическими средствами. Она, бывало, всегда с упреком отвечала, что никто не подозревает, как ее мучают болезни. Все эти предосторожности были, по ее мнению, необходимы.

– Примерно неделю назад, – продолжала она, – я заметила небольшое уплотнение на коже.

Я попросил показать его, но, как я и предполагал, она отказалась. Рожденная в 1962 году, мама оставалась целомудренным человеком викторианской эпохи. В свои двадцать семь лет я никогда не видел ее даже частично раздетой. Она не могла поступиться своей скромностью даже при докторах, несмотря на постоянный страх перед недугами.

Она также отказалась подробно рассказать об этом уплотнении – о величине и тому подобном. Чуть больше горошины, на левой стороне, ниже ребер.

– С чего это?

– Я не знаю.

– Ты была у доктора?

– Нет, – произнесла она как-то с заминкой. – Я боюсь. Да к тому же, ты знаешь, я не доверяю докторам.

– Ну, будет тебе. Ты всегда о чем-то тревожишься. – Я улыбнулся, чтобы успокоить ее. Меня больше волновало ее душевное состояние, нежели опухоль, которая, как я думал, была не столь значительна. – И из-за этого ты переживала всю неделю? Не стоит об этом говорить, все пройдет.

Было совершенно очевидно, что с каждым днем мама все больше беспокоится.

– Что же делать? Она растет! За два дня она увеличилась до размеров большого шарика!

Я попросил показать ее мне, но она вновь отказалась.

– Мне больно, когда я прикасаюсь к ней, – призналась она, осторожно трогая это место кончиками пальцев. – Надо бы показать кому-то. Но мне так неловко…

– Чепуха. Пора сходить к доктору.

– А что если он сделает только хуже? – хныкала она. – Или неверно поставит диагноз?

Тогда у нас в городе было только три доктора. Я успокоил маму, сказав, что один из них, без сомнения, поможет ей. Однако ни один из них не оправдал наших надежд – и не по их вине, как я узнал позднее. Каждый утверждал, что никогда не видел ничего подобного. Два доктора прописали болеутоляющую мазь. Третий совсем отказался лечить нарастающую опухоль и порекомендовал обратиться к специалисту по кожным заболеваниям в Чикаго.